[72].
В ковельском направлении наступали 30-й армейский корпус (71-я (А. П. фон Будберг) и 80-я (М. Д. Китченко) пехотные дивизии) генерала Зайончковского, которого всегда хвалил сам А. А. Брусилов, и 39-й армейский корпус (102-я и 125-я пехотные дивизии) генерала Стельницкого. За три дня ожесточенных боев эти войска отбросили врага за реку Стырь, после чего 16-й стрелковый полк Железной дивизии ворвался в Луцк на плечах бегущего неприятеля. Полностью Луцк был взят после тяжелого ночного боя частями 15-й пехотной дивизии П. Н. Ломновского (8-й корпус) и 4-й стрелковой дивизии (40-й корпус) А. И. Деникина. Одним из первых в Луцк ворвался командир 15-й автомобильной пулеметной роты георгиевский кавалер штабс-капитан Сыробоярский, тяжело раненный в бою за Луцк.
В состав 4-й австрийской армии входили 2-й (Ю. Кайзер) и 10-й (Г. Мартини фон Матастов) армейские корпуса, корпус генерала Фата, кавалерийский корпус Л. фон Хауера, польский легион генерала Пухальского, германский резервный корпус Г. фон Гронау. На счастье русских, успеху наступления споспешествовали трения между австрийцами и германцами.
Дело в том, что немцы постепенно подбирали к рукам управление австрийскими войсками, как более слабого союзника. Разумеется, что военно-политическому руководству Двуединой монархии наметившийся германский диктат не мог нравиться, но отступать было поздно. Недоразумения на личностном уровне сказывались и в оперативном отношении. В частности, немцы не осведомляли австрийцев о своих действиях на Французском фронте, считая, что это только их дело. О начале Верденской операции было сообщено австрийскому командованию буквально накануне удара.
Точно так же австрийцы втайне от немцев планировали наступление в Италии, и потому германцы, считая, что русское наступление обречено на неуспех (после Стрыпы и Нарочи), не только ослабили собственные силы на Восточном фронте во имя наращивания удара по Вердену, но вывели и свои войска из австро-венгерских укрепленных линий. Между тем ослабление австрийцев на востоке в артиллерийском отношении (тяжелые батареи уходили в Италию) делало соотношение сил в артиллерийском огне более благоприятным для русских, хотя и все равно австро-венгры имели преимущество, но теперь уже не столь впечатляющее. Поэтому в составе австро-венгерских линий осталось лишь две германские дивизии, в 4-й армии, чтобы прикрывать ковельское направление – корпус генерала Гронау.
Прикрываясь мнением о непреодолимости созданных укрепленных полос, австрийцы ввели в заблуждение и себя, и своего союзника. После переброски части сил и средств в Тироль ставка делалась на пехоту. И в 1916 г. австрийские корпуса почти всегда состояли из 3 пехотных дивизий (у русских – только ударные корпуса). Конечно, русские дивизии были больше по численности, нежели австрийские (16 батальонов против 12), но вот артиллерии в австрийском корпусе, безусловно, получалось больше. Вдобавок, для усиления численного состава австрийских армейских корпусов, в их состав могли вливаться ландштурменные бригады или кавалерийские дивизии (если австрийцы имели кавалерийские корпуса, то они всегда были сводными, составляемыми на период конкретного сражения).
И еще. Всего-всего разведка, конечно, знать не может. Но количество тяжелой артиллерии в составе русского Юго-Западного фронта противник знал достаточно полно. Австро-венгерское командование не могло поверить, что штурм будет предпринят без превосходства в тяжелой артиллерии. Перевозка ее на Юго-Западный фронт должна была быть разгадана разведкой, и раз этого не происходило, то Ф. Конрад фон Гётцендорф и счел, что русский удар не может увенчаться успехом.
Австрийцы были уверены, что русские атакуют исключительно для проформы, дабы попробовать оттянуть на себя какую-то часть австрийских резервов из Италии. Именно так русские действовали в момент Нарочской операции марта месяца, и тогда немцы приостановили атаки на Верден, вплоть до выяснения масштабов русского наступления. Русские были отбиты, но французы успели подкрепить гарнизон Вердена.
Повторять ошибки германцев Конрад не намеревался, как не собирался и отказываться от продолжения наступления в Трентино. Но на этот раз он ошибся – русский Юго-Западный фронт ударил разом, ударил без преимущества в тяжелой артиллерии (перевозок не было, почему австрийское командование и было так спокойно), и одержал выдающийся успех, поставивший Австро-Венгрию на грань военной катастрофы, а самого Конрада – в роль просящего о помощи.
В любом случае, австрийцам не помогли ни укрепления, ни превосходство в тяжелой артиллерии. Исход сражения в полосе атаки 8-й армии решился всего за три дня. Именно 25 мая была окончательно разгромлена 4-я австрийская армия. Тогда же 14-я пехотная дивизия В. И. Соколова форсировала реку Стырь, 30-й армейский корпус переправился через реку Иква, а 4-я стрелковая дивизия заняла Луцк. За четыре дня с начала русского наступления 4-я австрийская армия потеряла не менее 82 тыс. чел., в то время как потери 8-й русской армии составили 33 тыс. чел. К 29 мая австрийский 10-й армейский корпус имел в своем составе не более 3 тыс. штыков (менее одного полка!).
В течение первых нескольких дней после начала атаки в 8-й армии были достигнуты столь грандиозные успехи, что уже давно не выпадали на долю стран Антанты. Австрийские позиции в центре удара были прорваны на фронте в 80 км и на ряде участков аж на 30 верст в глубину. Все то, что оказалось под ударом русского молота, было либо уничтожено, либо стало трофеем победителей. Как впоследствии вспоминал начальник штаба Юго-Западного фронта В. Н. Клембовский, «пленные австрийцы показывали, что потери их распределяются так: в первой линии окопов – 85 % убитых и раненых и 15 % пленных; во второй линии – по 50 % каждой категории; в третьей линии – все 100 % пленных»[73].
Результаты наступательного порыва русских армий южнее Полесья были столь впечатляющи, что позволяли надеяться на решительный перелом в ходе войны уже в ходе кампании 1916 г., буде наступление продолжится с неослабевающей энергией, а почин солдат и офицеров Брусиловских армий будет поддержан и другими фронтами. Именно на это, по-видимому, рассчитывали и в Ставке. Уже на следующий день после начала наступления армий Юго-Западного фронта М. В. Алексеев сообщил военному министру Д. С. Шуваеву, что начавшееся сражение «явится, вероятно, решающим в ходе войны… Армия вправе рассчитывать, что ее труды и жертвы встретят поддержку в развитии энергии нашего центра, иначе жертвы будут напрасны»[74].
Как видно, наштаверх отлично сознавал, что даже успешная операция одного из фронтов не создаст решительного перелома в ходе войны, что для этого необходимо совместное наступление всех трех русских фронтов. Выиграть войну силами одного, пусть даже и самого сильного, фронта было невозможно. Поэтому-то оперативно-стратегическое планирование кампании и подразумевало стратегическое наступление на Восточном фронте усилиями всей русской действующей армии, объединенной в группы трех фронтов – Северного, Западного и Юго-Западного. Успешный почин армий Юго-Западного фронта в двадцатых числах мая стал первой удачной ласточкой в ряду предстоящего общего наступления на востоке.
Прорыв неприятельской укрепленной полосы, по сравнению с той рекламой, что давалась австрийцами об ее неприступности, дался русским сравнительно легко. Одной из основных причин такого успеха русского прорыва явилось господство в австрийской армии взглядов К. фон Пфлянцер-Балтина о неприступности первой линии обороны при условии ее максимальной насыщенности войсками. Уже после войны уполномоченный германского Верховного командования при австрийской Ставке генерал Крамон говорил, что Пфлянцер-Балтин вообще пользовался в армии «довольно печальной репутацией». По словам Крамона, переданным отечественным исследователем, в войсках «составлялись песенки о его стремительном, порывистом и беспокойном командовании, о его вечном движении взад и вперед, при котором безо всякой осмотрительности разрывались военные единицы на мелкие группы, где смешивались все языки монархии. Сосед не понимал соседа, и командование в бою требовало больше лингвистических познаний, чем боевого глазомера»[75].
С другой стороны, сам Ф. Конрад фон Гётцендорф называл Пфлянцер-Балтина «своим лучшим командующим армией». Эта оценка базировалась как раз на действиях командарма-7 в ходе боев за Карпаты зимой 1914/15 г. и в кампании 1915 г… Наверное, столь крупный и, несомненно, умнейший военачальник, как Конрад, не мог ошибаться радикальным образом.
Вся соль заключалась в том, что в период позиционного затишья 1915/16 г. австрийцы сосредоточили главные усилия по возведению фортификационных сооружений на первой линии обороны. Это-то и стало главной ошибкой: «Все силы ушли на длившиеся месяцами работы по постройке первой позиции. Вторая позиция уже не могла быть оборудована так тщательно, так как на это не хватало рабочих рук. Третья позиция была нанесена на картах штаб-квартир большей частью в виде кое-как устроенных окопов или в виде линии. Вся позиционная система походила на броневой купол с сильной внешней стеной и слабыми внутренними переборками»[76].
Если немцы строили свою оборону на мощных контрударах из глубины обороны по своей же первой линии, захваченной противником, то австрийцы полагали, прежде всего, удержать первую полосу, где и нанести неприятелю поражение. Следовательно, вторая и третья линия укрепленной полосы неприятеля были слишком слабы, и потому, когда русские ворвались в первую линию, австрийцы не смогли удержаться в глубине своего расположения.
Конечно, неприятель имел в первой линии сильные узлы обороны, которые и задержали атаку ряда русских частей, пулеметные точки