ойсковых масс Западного фронта, оказалось недостаточно»[264].
25 июня А. Е. Эверт, уже после провала наступления, вновь сообщает Алексееву о своей неготовности к новому порыву. Указывая, что необходимо сосредоточить достаточные силы на ударных участках, главкозап телеграфировал, что переходить в наступление «в ближайшие дни я считаю преждевременным». Барановичское направление было совершенно не подготовлено для развития крупномасштабной операции, заранее не подвезены и не установлены тяжелые орудия, не пристреляна артиллерия, не согласованы действия армий. Остается только спросить еще раз, на что потратил генерал Эверт почти два месяца, выделенных на подготовку прорыва? И почему впоследствии не настоял на производстве удара именно на Вильно?
Получив отсрочку для подготовки нового наступления, Западный фронт получил задачу сковывания резервов противника на своем фронте. Приказ Ставки теперь говорил, что «целью ближайших действий армий Западного фронта поставить удержание находящихся перед ним сил противника, держа их под угрозой энергичной атаки или продолжения операции в барановичском направлении». С этой задачей Эверт вполне справился, сумев «удержать» против себя германские силы – удержать, имея как минимум трехкратное превосходство в живой силе.
Однако, как говорилось выше, особых заслуг у главкозапа тут нет. Во-первых, все свободные резервы уже и так ушли под Ковель, а во-вторых, германский фронт севернее Полесья был уже настолько разрежен (последние резервы из группировки, стоящей против войск Северного фронта убыли на Сомму), что немцы и так едва-едва удерживали фронт, готовый податься под мощным ударом. Но на последнее А. Е. Эверт так и не пошел, занимаясь после Барановичей бессмысленными перегруппировками.
Как говорит А. М. Зайончковский, с августа месяца «весь дальнейший период кампании 1916 г. у Эверта прошел под знаком столь зловредных на войне благих пожеланий и лучших намерений. И если Западный фронт дает мало материала для составления стратегического очерка, то он представляет большой вклад для практических разрешений многих тактических вопросов. Эверт очень много работал, очень много писал, учил, продуманно готовился к грядущим операциям, но на его фронте боевых столкновений совсем не было, кроме столкновений частного характера, вызванных исключительно или противником, или инициативой его подчиненных. Эверт хотел все предвидеть, все взвесить, идти наверняка и, упустив все возможности даже частных наступательных попыток, упрочивал положение своей армии, не нанося никакого вреда противнику»[265].
Возможно, М. В. Алексеев должен был посылать резервы на Западный фронт, который сначала перенес уже подготовленную операцию с одного направления на другое, потом потерпел поражение при существенном превосходстве в силах над противником только вследствие неумения высших штабов, затем бездействовал, и, наконец, вовсе отказался даже от планирования наступательных попыток. Наверное, резервы должны были идти на этот фронт, а не на тот, который одержал ряд блестящих побед, вывел из строя до полутора миллионов врагов и в течение четырех с лишним месяцев выполнял союзнические обязательства своими атаками сковывая резервы противника? Но ведь не постеснялся же Эверт говорить об отсутствии резервов севернее Полесья (фактически – только с июля, когда главный удар был перенесен на Юго-Западный фронт) как о главной причине своего собственного бездействия.
Оставалось сделать выводы на будущее. Оценивая итоги июньского наступления и боев под Ковелем, главкозап в приказе по войскам фронта от 10 августа с неудовольствием отмечал, что «бои на Барановичском направлении и на Стоходе обнаружили повторение прежних ошибок в управлении войсками, на которые мною неоднократно обращалось внимание старших начальников: запоздалое использование резервов… Лобовые атаки преобладают даже и тогда, когда противник выбит с участка своей позиции и фланги соседних его частей открыты… Атака укрепленной позиции, без основательной планомерной артиллерийской подготовки, без возможности непосредственной артиллерийской поддержки атакующей пехоты при продвижении последней вперед, не ведет к успеху…».
По мнению же Рагозы, причинами неудачи под Барановичами стали следующие:
1) торопливая переброска войск на барановичское направление и еще более торопливая подготовка к штурму:
– не была использована вся сила артиллерийской подготовки,
– «подготовки района в инженерном отношении, можно сказать, почти не было никакой», что повлекло большие потери при атаках по открытой местности,
– незнание войсками местности;
2) недостаточная (одни сутки) артиллерийская подготовка;
3) отсутствие контрбатарейной борьбы – «словом, создавались картины борьбы живой силы с силой техники артиллерийского огня»;
4) недостаток снарядов, особенно тяжелых – «нам все время приходилось иметь в виду, что наши артиллерийские запасы ограниченны и что нужно соблюдать экономию»;
5) изношенность артиллерии;
6) «отсутствие должного внутреннего порядка в частях как следствие недостаточной крепости и прочности частичной организации – рот, взводов, отделений и звеньев»;
7) «бесконечные перегруппировки и перетасовки войск приводили к тому, что ни начальники ни подчиненные не успевали узнать друг друга, а между тем без этого нельзя управлять людьми»[266].
Помимо того, А. Е. Эвертом и А. Ф. Рагозой выделялись такие причины неудачи как:
1) недостаток настойчивости начальников в достижении поставленной цели;
2) плохая ориентировка на местности, ставшая следствием неналаженности системы связи;
3) невозможность развития обозначившегося успеха, вследствие отдаленности расположения резервов;
4) сильные укрепления и могущественная артиллерия противника;
5) неподготовленность русской тяжелой артиллерии к выполнению своих функций, ввиду слишком позднего прибытия к месту готовящегося прорыва;
6) общая нехватка снарядов[267].
Главкозап негодовал по поводу того, что резервы посылаются «лишь по получении просьб о поддержке», в то время, когда изнуренные боем части начинают откатываться на прежние позиции. Упоминалось даже о таком парадоксе: «Медленность подхода резервов и движение их отчасти по открытому месту, обусловливались главным образом недостатком в ходах сообщения». Сдается, что для командармов Западного фронта, как и для самого главкозапа, война началась только вчера. С другой стороны, как можно упрекать командиров армий и начальников корпусов, если именно по вине главнокомандующего фронтом наступление переносилось на направление, на котором не велось никаких предварительных подготовительных работ. Если на Юго-Западном фронте плацдармы для наступления пехоты сооружались как минимум полтора месяца, то о чем можно говорить применительно к Барановичам?
Как бы с некоторым удивлением генерал Эверт констатировал, что «в некоторых частях замечалась значительная утечка нижних чинов из боя в тыл и присоединение их к своим полкам по окончании боев». В письме к Рагозе от 12 июля Эверт назвал причиной этого явления – не только в «недостаточной воспитанности нижних чинов в чувстве долга и взаимной выручки», но и в «недостаточной налаженности военно-полицейской службы в ближайшем тылу боевых линий переда, во время и после боя». Главкозап требовал принять меры «вплоть до самого широкого применения военно-полевых судов с расстрелом виновных в дезертирстве на глазах нижних чинов их частей».
Иначе говоря, речь здесь идет о своеобразном так называемом «скрытом дезертирстве». Суть его заключается в том, что масса людей преднамеренно не принимала участия в боях, стараясь под любым мало-мальски благовидным предлогом (или даже без такового, самочинно) уйти в тыл на время боя. По окончании сражения эти люди, разумеется, присоединялись к своим подразделениям. Однако страницей ранее этот же приказ главкозапа отмечал, что даже полковые командиры, не говоря уже о бригадных и дивизионных, послав свою часть в сражение, оставались в тылу, в укрепленных блиндажах[268]. Хочется думать, что таких полковников было совсем немного. Однако вряд ли из-за 1–2 случаев такой факт стал бы упоминаться в приказе главнокомандующего фронтом.
Итоги боев севернее Полесья в 1916 г.
Войска Северного и Западного фронтов в кампании 1916 г. фактически провалили ее. Передача главного удара на Западный фронт стала ошибкой штаба Ставки Верховного командования. При этом данная ошибка, имевшая далеко идущие последствия, а именно крушение монархии, носила двойственный характер. С одной стороны, несомненно субъективное мнение наштаверха и его ближайших помощников. При планировании кампании стратеги Ставки исходили, прежде всего, из количественного фактора. Раз севернее Полесья стояла основная масса войск, переброшенных туда еще в 1915 г., то, значит, и наступать следует здесь же. В качестве убедительных мотивов также можно считать как настойчивость союзников, так и нежелание генерала Алексеева еще больше напрягать истощающиеся возможности отечественного транспорта (прежде всего, железнодорожного).
С другой стороны, существовал и объективный фактор – генеральной идеей военно-теоретической мысли русского Генерального штаба издавна была мысль о приоритете разгрома главного врага, перед его союзниками. Эта мысль являлась правильной во времена господства наполеоновской «стратегии сокрушения», а также в эпоху, когда превосходство (или, как минимум, равенство) русской армии над противником было неоспоримым. Теперь же мир вступил в период войны на истощение: «Стратегия сокрушения» рухнула уже в кампании 1914 г., причем как на Западном, так и на Восточном фронтах. Тогда же выявился и тот безотрадный факт, что русская армия начала XX столетия достаточно сильно уступает военной машине своего главного противника – Германской империи.