1/2 личного состава) – в том же письме В. М. Безобразов показал точные потери:
– 30-й армейский корпус – 10 048 чел.,
– 1-й армейский корпус – 8111 чел.,
– 1-й гвардейский корпус – 12 755 чел.,
– 2-й гвардейский корпус – 17 721 чел.,
– гвардейский кавалерийский корпус – 168 чел.,
– итого – 48 813 человек[349].
В тылу эта неудача вызвала самое неприятное впечатление. Надежда на то, что гвардейцы сумеют пошатнуть неприятельский фронт и, прорвав его, пробиться к Ковелю, дабы наконец-то заставить противника отходить на запад, была очень велика. Благо, что в наступлении были задействованы отборные войска. Императрица Мария Федоровна 31-го числа отметила в своем дневнике: «Снова нет единства среди командиров – досадно. Самые большие и, как выясняется, бесполезные потери понесла гвардия – стыд и срам!»[350]
В те же дни новый удар по противнику нанесла и 11-я армия. 23 июля русские пошли вперед и вновь, в который уже раз, явственно обозначилась ошибка высших штабов в выборе направления главного удара на Юго-Западном фронте. Почему-то приоритет отдавался гвардии, которая, как будто бы на смех, действовала на самом неудобном участке, да вдобавок и не спешила закрепляться на занятых рубежах, рассчитывая на новые атаки. Так, телеграмма Безобразова от 4 августа сообщала войскам: «Совершенно случайно выяснилось, что позиция одного из корпусов не только мало развита, но даже не закреплена проволокой. Командующий армией приказал немедленно донести, до какой степени доведены проволочные заграждения перед нашими позициями и насколько успешно идут работы как по усилению нашего расположения, так и по подготовке плацдармов для исходного положения к наступлению»[351].
В сражении у Тростянцы русский 7-й армейский корпус Э. В. Экка уничтожил австрийский 4-й армейский корпус А. Шмидта фон Георгенегга. Еще в середине месяца после сражения под Бродами была расформирована 1-я австрийская армия П. Пухалло фон Брлога, чьи растрепанные подразделения были переданы в австро-германские соединения Г. фон дер Марвица. Теперь, в конце июля, русские войска 11-й армии успешно продвигались на львовском направлении, опять угрожая столице Галиции.
Русское продвижение было остановлено только переброской германского 1-го армейского корпуса И. фон Эбена. Русскими трофеями стали 14 тыс. пленных и 6 орудий. К концу июля потери австро-венгров (не считая немцев) с начала Брусиловского прорыва составили 465 тыс. чел., в том числе 260 тыс. – пленными. За это время австрийский оборонительный фронт получил в качестве подкреплений 19 пехотных (из них – 13 немецких) дивизий и 2 германские кавалерийские дивизии, а также 260 тыс. бойцов австрийского маршевого пополнения.
Большие потери понесли и русские. Июнь – июль стали наиболее тяжелыми в отношении потерь для центральных армий Юго-Западного фронта – 11-й и 7-й, то есть тех, что не атаковали Ковель (8-я армия) и не сражались в сложных природных условиях Карпат (9-я армия). Потери 11-й армии в 1916 г.[352]:
После неудачи нового удара в русские армии вновь потекли резервы, подготовленные в тылу. При этом, если ранее резервы шли только на Юго-Западный фронт, то теперь часть их передавалась и Западному фронту, ибо в Ставке все еще рассчитывали на проведение широкомасштабной наступательной операции группами фронтов. Кроме того, пополнения шли и на Северный фронт, где подготавливалась операция на побережье Балтийского моря, которая должна была быть совмещена с десантной операцией в тыл германского укрепленного фронта. В конце июля – начале августа фронты получили следующее количество резервов (маршевых рот / людей)[353]:
В летних боях 1916 г. австро-венгерские войска понесли громадные потери. Их боевой дух был сломлен и подкреплялся исключительно наличием германских дивизий, отныне стоявших на всех без исключения наиболее опасных направлениях на русско-австрийском фронте. Теперь немцы и впрямь с полным основанием могли заявлять, что австрийский союзник не оправдал надежд Германии, чьи войска разбрасывались для спасения незадачливых друзей.
С целью руководства союзными войсками германское Главное командование на востоке (Гинденбург и Людендорф) с подачи определенных кругов в самой Германии (прежде всего, канцлер Т. фон Бетман-Гольвег) инициировало вопрос о передаче под германское командование всех войск на Восточном фронте. Теневые переговоры, начавшиеся в конце мая, шли весь июнь. Разумеется, что Ф. Конрад фон Гётцендорф отклонял все немецкие домогательства. Во-первых, вследствие собственного честолюбия, во-вторых, ввиду понимания, что в таком случае Австро-Венгрия переходит на положение не союзника, а фактического вассала Германии, что неизбежно скажется на дележе трофеев после победы в войне.
В любом случае, переход австро-венгерских армий под немецкое начало на востоке означало бы, что развал Австро-Венгрии в той или иной форме неминуем. Следовательно, выполнить приоритетную задачу, с которой Двуединая монархия вступила в Первую мировую войну – предотвратить собственный распад – не удастся даже в случае победы. Однако и в самой Австро-Венгрии масса политических деятелей жаждала, чтобы общее командование на Восточном фронте принял на себя Гинденбург. Политическая реклама германского фельдмаршала оказалась столь яростной, что затмила глаза даже тем, кто, собственно говоря, и создавал эту рекламу с целью оправдаться в глазах населения Центральных держав за провал блицкрига.
В конце июля все-таки было найдено компромиссное решение, в котором австрийская сторона могла иметь лишь моральное удовлетворение. Теперь Гинденбургу подчинялись все союзные войска от побережья Балтийского моря до Бродов: под началом немцев находились три группы армий (принца Леопольда Баварского, А. фон Линзингена и Г. фон Эйхгорна), а под началом австрийцев – только одна (ею командовал наследник престола эрцгерцог Карл).
Таким образом, в состав германских групп армий вошли значительные австро-венгерские контингенты, а единственную австрийскую группировку (3-я и 7-я австрийские армии) сильно «разбавили» немецкими дивизиями. При этом, дабы помочь союзнику «сохранить лицо», немцы пошли на формальное переподчинение. Как говорит немецкий автор, «Гинденбург принимал главное командование над Восточным фронтом от Балтийского побережья до Тарнополя, где по желанию Конрада в его подчинение перешла также австро-венгерская 2-я армия. За называвшуюся его именем группу армий нес ответственность фельдмаршал Герман фон Эйхгорн. В то же время Гинденбург остался в подчинении ОХЛ [германская Ставка], которое, однако, должно было согласовывать директивы для групп армий, действовавших южнее Припяти, с австро-венгерским командованием». Начальником штаба у эрцгерцога Карла (будущий последний император Австро-Венгрии Карл I) стал немецкий генерал Г. фон Сект[354]. Следовательно, австрийское Верховное командование (эрцгерцог Фридрих и Ф. Конрад фон Гётцендорф) фактически сохранило за собой контроль только за Итальянским фронтом.
В течение августа главкоюз не оставлял попыток добиться улучшения ситуации на ковельском направлении. В середине месяца Ставка попыталась организовать совместную атаку на стыке Западного фронта и 8-й армии. Но атака была вновь сорвана главкозапом: А. Е. Эверт преждевременно атаковал в направлении на Камень Каширский и внезапность намечаемого удара оказалась обнулена. 13 августа Алексеев телеграфировал Эверту: «Предполагалось, что по сбору сил они будут подвинуты возможно скрытно и между тем захватом плацдарма и развитием решительного удара не будет перерыва, дающего возможность собрать резервы. При осуществленном плане внезапность исчезла, противник собрал войска, усиленно укрепляется и разницы от производства безнадежной атаки из созданного тесного плацдарма будет мало; основная мысль утратилась».
Вместо того, чтобы давить на Эверта, срывавшего оперативную мысль Ставки, Алексеев в тот же день предложил Брусилову начать наступление 9-й и 7-й армиями, через два дня – 11-й армией и еще через 2–3 дня – 8-й – «резкая разница по времени атаки 8-й армии и соседних Западного фронта затруднит работу первой и даст возможность неприятелю перебросить свои войска против нее из ковельского района ввиду его близости». Эверту же Алексеев указал, что Брусилов не может наступать позднее – «по соображениям военным и моральным», а потому Западному фронту следует проводить частные атаки 16–17 августа, отвлекая на себя резервы противника, дабы он не мог отправить их против 8-й армии[355].
Несмотря на успехи прочих армий, особенно 9-й, 18–22 августа 8-я армия вновь и вновь безуспешно штурмовала ковельские форты. Атаки русских затруднялись непогодой: 21 августа М. В. Алексеев телеграфировал А. А. Брусилову: «Непрекращающаяся ненастная погода в районе Стохода – Ковеля, сильно заболотив ранее обычного времени местность, весьма затруднила условия» для атаки Западного фронта на Ковель. Поэтому император повелевает «главный и возможно сильный удар» нанести на Владимир-Волынский, дабы обходить оттуда ковельский укрепленный район. На следующий день Алексеев указал Брусилову на ошибки 8-й армии при подготовке атаки Ковеля: «1) назначение начала пехотной атаки определенным часом и минутой за несколько дней заранее, независимо от условия – закончена артиллерийская подготовка или нет, проделаны в проволоке проходы или это ляжет на атакующую пехоту; 2) ничтожный резерв, оставленный в руках командарма, которым ни дать развития успеху, ни исправить временную заминку нельзя».
Действительно, генерал Эверт опять и снова сумел избежать наступления. Согласно директиве штаба фронта от 3 августа, новое наступление было назначено на 15-е число. Затем – на 23-е. Однако 22 августа, после проведения артиллерийской подготовки, новая операция была вновь отменена, на этот раз под предлогом наступающей осенней распутицы (хотя еще стояло лето). Эверт требовал отказа от атаки и от Брусилова, на что в тот же день Алексеев телеграфировал, что оттягивать наступление 8-й армии на две недели, как желает Эверт, – невозможно, так как 8-я армия выполняет главную задачу, «от которой будет зависеть будущий ход действий».