Однако добиться ничего не удалось – атаки 18-го числа были немцами успешно отбиты, а наибольших успехов добился 2-й стрелковый Царскосельский полк А. А. Стесселя, сумевший выбить противника за реку на своем участке и даже занять небольшой плацдарм на северном берегу Стохода. Так как после 18-го свежих войск уже совсем не было, гвардия стала укрепляться.
После длительной перегруппировки, 25 июля 1-й гвардейский корпус атаковал своим правым флангом на деревню Линиевка – гвардейцы ворвались в Кухарский лес, где противник охватил 1-ю дивизию с трех сторон. Характерно, что гвардейские дивизии атаковали лишь передовыми батальонами, оставив остальные в резервах – в 1-й гвардейской дивизии в атаке участвовали 5 из 16 батальонов, во 2-й – 8 из 16[411]. В лесу войска перемешались, что позволило немцам отразить русское наступление.
Потеряв до половины личного состава (около 7 тыс. чел.), гвардейские полки отошли на исходные позиции, зацепившись за восточные лесные опушки – «наступление это никакого успеха не имело, и все атаки были противником отбиты с большими потерями для нас». На этом, как говорит Г. О. Раух, ковельская операция и завершилась[412]. Важной причиной неудачи стало то обстоятельство, что гвардия не получила пополнений после боев 15–19 июля. В новую атаку были брошены менее пострадавшие соединения, но не более того – ни свежих резервов, ни маршевых рот за это время гвардейцам не дали.
29 июля директива Безобразова сообщила, что армия переходит к активной обороне[413], и потери сразу минимизировались. Так, потери гвардии за 30 июля составили всего 3 раненых офицера и 124 раненых и 29 убитых солдат[414]. На ковельском направлении гвардейцы перешли к позиционной войне. Например, телеграмма Безобразова от 3 августа указала, что «в войсковом районе некоторых корпусов до сих пор целы и прикрыты проволокой прежние неприятельские укрепления, взятые в свое время нашими войсками… немедленно засыпать эти укрепления, а материалы и проволоку употребить для усиления наших позиций»[415].
Таким образом, в ожесточенных боях на ковельском направлении царский режим потерял последнюю свою опору – гвардию и ее офицеров. С. А. Торнау с горечью вспоминал: «Результаты, достигнутые этим наступлением, и несколько германских орудий, взятых 2-м гвардейским корпусом, вряд ли могли компенсировать эти чудовищные потери. Подготовка нескольких месяцев стоянки в резерве была сведена на нет. От гордых, многотысячных полков, выступавших в бой 15 июля, оставалось в некоторых частях немного более половины»[416].
А. М. Зайончковский характеризует июльский штурм Ковеля как «кровавое бесцветное побоище на Стоходе»[417]. М. В. Алексеев назвал ковельскую операцию «состояние бессилия при общем превосходстве сил»[418]. Императору же ничего не оставалось, как отметить доблесть войск. Телеграмма Николая II сообщала: «Благодарю дорогую моему сердцу гвардию за те великие подвиги, которые она вновь проявила, во время последних боев на славу Родине и мне. Желаю ей дальнейших успехов»[419].
В связи со столь большими потерями в гвардейской пехоте (в 3-й гвардейской пехотной дивизии В. В. Чернавина в строю осталось лишь 26 офицеров) в нее по жребию были отправлены по пять офицеров из кавалерийских гвардейских полков. В чем была причина такого странного факта, касаемого отправки в гвардейскую пехоту офицеров из гвардейской кавалерии? Оказывается, все было очень просто – суть дела заключалась не в катастрофической нехватке офицеров вообще (уж для гвардии-то всегда нашли бы лучших офицеров-армейцев), а в кастовой замкнутости офицеров-гвардейцев. А. И. Деникин впоследствии писал по этому поводу: «Эта замкнутость поставила войска гвардии в очень тяжелое положение во время мировой войны, которая опустошила ее ряды. Страшный некомплект в офицерском составе гвардейской пехоты вызвал такое, например, уродливое явление: ряды ее временно пополняли офицерами-добровольцами гвардейской кавалерии, но не допускали армейских пехотных офицеров. Помню, когда в сентябре 1916 г. после жестоких боев на фронте Особой и 8-й армий генерал Каледин настоял на укомплектовании гвардейских полков несколькими выпусками юнкерских училищ, офицеры эти, неся наравне с гвардейцами тяжелую боевую службу, оказались в полках совершенно чужеродным элементом и не были допущены по-настоящему в полковую среду»[420].
Конечно, основной причиной неудачи стала нехватка артиллерийских средств прорыва. Порыв гвардии в боях на Стоходе во многом не удался потому, что легкая артиллерия не могла продвинуться вперед, вслед за наступавшей пехотой, а тяжелой артиллерии, чья дальнобойность позволяла бить по немцам, по-прежнему не хватало. В то же время, откатываясь к своим укреплениям, немцы получали возможность опираться на огонь собственной легкой артиллерии. Легкое полевое 3-дм орудие имеет настильную траекторию ведения огня, что не позволяет до момента броска в штыки вести огонь через головы собственной пехоты, дабы не уничтожить своих же. Легкие пушки прекращают огонь с приближением пехоты к неприятельским позициям на двести-триста шагов. То есть на то расстояние, где атакующим наносятся наибольшие потери огнем обороняющегося. Получается, что «в самый ответственный момент броска в атаку и штурма передовых траншей противника пехота часто оказывалась без огневой поддержки и расстреливалась оживающими пулеметами противника»[421].
Важной причиной оказался и кадровый вопрос. В «Записке без подписи» обвиняется прежде всего гвардейское начальство: «„Операция была задумана плохо, проведена еще хуже“, незначительный успех был оплачен громадными потерями» в 32 тыс. чел. Виновники – Безобразов, Игнатьев и Геруа: «Удаление генерала Безобразова с поста командующего армией потребовало величайшей настойчивости со стороны генерала Брусилова… так как, несмотря на явную непригодность, генерал Алексеев не смог его удалить, так как Безобразов имел слишком сильных защитников»[422].
Бесспорно, что какое-то мнение должен был иметь и главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта, но ведь еще в отношении командарма-8 А. М. Каледина Брусилов должен был уступить пожеланию царя. А на гвардейское начальство главкоюз вообще не мог хоть как-то влиять: «По власти главнокомандующего фронтом я имел право смещать командующих армиями, корпусных командиров и все нижестоящее армейское начальство, но гвардия с ее начальством были для меня недосягаемы. Царь лично их выбирал, назначал и сменял, и сразу добиться смены такого количества гвардейского начальства было невозможно»[423]. О кадровой проблеме Брусилов говорил не только в мемуарах, но уже прямо в период ковельской операции, поэтому его нельзя упрекнуть в поздней предвзятости. В письме от 17 июля главкоюз пишет, что «Ковель дается очень трудно. Сознание, что ныне разыгрываемое сражение решительное, и что от него зависит участь кампании – заставляет меня напрягать все силы ума и воли. Беда та, что один из командующих – Безобразов с его начальником штаба графом Игнатьевым – дети по своим понятиям о военном деле, азбуки не знают, а Каледин оказался нерешительным и во всем сомневающимся. Уже в первом наступлении он оказался тряпкой… Лишь Сахаров и Леш пока делают свое дело хорошо»[424].
В ходе ковельской операции гвардия оттеснила противника на 10 верст на правом фланге и на 8 – на левом. Армия взяла 46 орудий, 70 пулеметов и около 8 тыс. пленных, в том числе двух командиров полков; 41-й гонведный полк был почти полностью уничтожен. Но и потери гвардии с 9 июля по 24 августа – «Ковельская операция» – были велики: 33 548 чел.[425]
В тактическом плане причины неудачи группы В. М. Безобразова в боях на Стоходе, по свежим следам, были показаны генерал-квартирмейстером войск гвардии Б. В. Геруа в докладной записке от 1 августа. Геруа указывались следующие причины неуспеха:
«1). Первоначальная постановка гвардии (ударной группы) на таком направлении, которое, по условиям местности, могло обеспечить лишь незначительное продвижение (от верховья Стохода – ряд болотисто-лесистых дефиле, своего рода пробки, допускающей оборону с малыми силами).
2). Отход противника не на случайную, а на заблаговременно подготовленную позицию [за Витонежем и Трыстенем].
3). Слабость сил на правом фланге армии, чтобы развить успех там 30-го армейского корпуса немедленно после захвата плацдармов в излучине Стохода, и невозможность своевременно перевести туда направление главного удара.
4). Торопливость и скороспелость подготовки перед новой операцией после перемены плана (удар от упомянутого плацдарма), что при слабости тяжелой артиллерии и полном отсутствии самолетов, разбило безупречный порыв пехоты о хорошо подготовленный узел обороны.
5). Тактические ошибки частных начальников, чаще всего объясняемые спешкой, особенно в бою 26 июля, веденном после скомканной подготовки»[426].
Столь ничтожные успехи при столь громадных потерях, разумеется, не могли не вызвать кривотолков, причем и в верхах, и в низах. Г. О. Раух вспоминал, что в гвардии распространились слухи, «будто высшее начальство нарочно направило гвардию в эти бол