ота, чтобы ее извести, ибо оно будто бы относилось к ней враждебно за ее верность Престолу». Вину свалили на Безобразова, который максимум мог быть повинен в тактических нелепостях, но это все равно не привело бы к взятию Ковеля. Главный виновник – Ставка и конкретно Алексеев, «ибо оттуда исходила постановка основной задачи и выбор места для операции». Виновен и фронт, не оказавший поддержки и направивший гвардию прямо в лоб, хотя следовало дать обходное движение через Киселин – Свинюхи. Раух подытоживает: «С теми силами и средствами, которые имел в своем распоряжении генерал Безобразов и в указанных условиях, достичь крупных успехов было немыслимо, ибо одной высокой доблести войск для этого не хватало: войска дали все, что было в их силах – истекли кровью»[427].
Если в «верхах» толковали о преднамеренном уничтожении гвардейцев, то в «низах», как обычно, обвиняли командиров, и в первую голову – с немецкими фамилиями. Безобразов даже был вынужден 30 июля издать специальный приказ: «Нашлись среди нижних чинов вздорные люди, которые в письмах на родину сообщают нелепые сведения об измене, об арестованных генералах из немцев и т. п., объясняя этим трудность наступления и потери гвардии. Грешно, неразумно и стыдно русскому солдату думать и распространять такой вздор, смущая сердца легковерных людей. В русской армии нет немцев, есть только русские, преданные царю и родине. Нелегкая боевая задача выпала гвардии, но на то и гвардия, чтобы идти там, где труднее. Бог не привел еще нам сломить упорство врага, но наши потери не напрасны и труды гвардии не пропали даром… Молодцы гвардейцы! Не смущайтесь вздорных басен, бодро и неустанно готовьтесь к новому бою с верой в Бога, с доверием к своим начальникам, и Господь благословит нас победой»[428].
Командующему гвардией удалось сохранить хотя бы кавалерию. Когда удар гвардейских пехотных корпусов на Стоходе захлебнулся, то М. В. Алексеев приказал В. М. Безобразову повторить удар спешенной кавалерией гвардейского кавалерийского корпуса. Иначе говоря – не ввести в прорыв, как то предполагалось до операции – а рвать оборону немцев! Генерал Безобразов, превосходно сознававший, что прорвать оборону противника в болотах под превосходящим пулеметным и артиллерийским огнем невозможно, отказался губить еще и конницу. В итоге гвардейская кавалерия потеряла здесь только 168 человек. Участник боев на ковельском направлении говорит: «Благодаря генерал-адъютанту Безобразову, который был назначен руководить этой операцией на Стоходе, была спасена от истребления гвардейская кавалерия. Во время хода операции, из Ставки, то есть генералом Алексеевым, неоднократно рекомендовалось генералу Безобразову спешить кавалерию и бросить ее в бой, иными словами, тоже на убой»[429].
Самостоятельности и неподчинения генералу Безобразову не простили, но и сам он своими крайне неумелыми действиями дискредитировал себя как военачальника. В личном письме императору от 13 августа великий князь Николай Михайлович упомянул: «От души скорблю о потерях гвардии и об отрицательных результатах ее геройских подвигов, вследствие нераспорядительности и отсутствия руководства начальствующих лиц. Почти все офицеры в один голос обвиняют генерала Безобразова, который, вследствие невероятного упрямства и воображения, что он даровитый полководец, вот уже третий раз напрасно губит без результата тысячи дорогих тебе жизней»[430].
15 августа гвардейский отряд с приданными корпусами стал переформатироваться в новую, Особую армию, а через два дня В. М. Безобразов прибыл в Ставку, чтобы изложить свои соображения Николаю II, где последовал конфликт с М. В. Алексеевым и смещение командующего гвардией[431]. 18 августа в командование Особой армией вступил В. И. Гурко. Приказ Гурко по войскам № 2 в связи с царским «приветом и благодарностью» армии говорил: «Я не сомневаюсь, что все мы, начиная со старших начальников и кончая рядовыми нижними чинами, почерпнем в столь лестной и милостивой оценке нашего труда новые силы для дальнейшей боевой работы, памятуя, что в беззаветной добросовестности и в тщательной продуманности ее – как со стороны старших, так и младших начальников – лежит залог наших боевых успехов»[432]. Особая армия вошла в состав Западного фронта. Главкозап А. Е. Эверт тоже одобрил эту перемену в письме от 22 августа: «Безобразов ушел, на его место назначен Гурко, в него у меня больше веры»[433].
Гвардия же в полном составе оставалась на зиму в окопах, дабы попытать счастья в наступлении следующего года. В то же время оборонительные рубежи по Стоходу заняла спешенная кавалерия, так сильно была потрепана гвардия. Служивший в гвардейской кавалерии офицер вспоминал, что в июле под Ковелем «обескровленную пехоту перевели в другое место, севернее, а кавалерию спешили и посадили в окопы вдоль Стохода, ставшего теперь второстепенным фронтом»[434]. Боевой состав гвардейского кавалерийского корпуса к 2 сентября: 521 офицер, 56 пулеметов, 12 191 солдат[435].
В течение осени 1916 г. гвардия продолжала вести позиционные бои в составе Особой армии. Потери теперь были относительно невелики: за 20 ноября – 1 офицер и 15 солдат ранены, 89 контужено, 11 пропало без вести и 4 убито; за 25 ноября – 1 офицер убит и 3 ранено, 91 солдат убит, 293 ранено, 30 контужено, убыль в 4 пулемета и 2 бомбомета[436]. Но гибель гвардейцев подтачивала основы монархии – элитные войска не были выведены в тыл для отдыха и пополнения, что, несомненно, способствовало крушению империи в ходе Февральской революции.
Глава 5. Осень: затухание боев южнее Полесья
Наступление в Карпаты
Ударом 15 июня по правому флангу австро-германского фронта, в общем направлении на Коломыю, русская 9-я армия, которой с августа 1914 г. бессменно командовал генерал от инфантерии Платон Алексеевич Лечицкий, все еще не имевшая значительных резервов, перешла в наступление. Этим были сорваны германские планы крупномасштабного контрнаступления на обоих крайних флангах русского Юго-Западного фронта. Удар русских вынудил противника разбросать свои ресурсы, так как австрийцы уже явно не могли противостоять русскому напору.
24-го числа русские ворвались в Делятынь, отбросив австрийцев в горы. Повторялась ситуация сентября 1914 г., когда откатывавшиеся перед русским напором австро-венгры спешили закрепиться на карпатских перевалах, чтобы не допустить русского вторжения на Венгерскую равнину. Но в 1916 г. австрийские войска были уже не те, что в 1914-м. И, хотя качество русских войск также понизилось, однако у австрийцев положение вещей обстояло хуже.
В 1916 г. австрийцы уже не могли самостоятельно драться с русскими в открытых полевых боях: им требовалась помощь германцев. Если в обороне австрийцы еще кое-как удерживали свои укрепленные за девять месяцев позиции, то после русского прорыва шансов на самостоятельное удержание русских у них уже не оставалось. Громадные потери австрийцев были тому свидетельством: только в Коломыйском сражении австрийская 7-я армия потеряла около 60 тыс. чел. (в том числе 1/2 пленными), в то время как русская 9-я армия – не более 25 тыс.
Поэтому с двадцатых чисел июня германские части в большом количестве стали появляться и на пути наступления русской 9-й армии. Немцы сразу же перешли к практике нанесения постоянных контрударов, а командарм-9 не получал ни резервов, ни пополнения в убыли офицерского состава. Когда же 9-ю армию усилили, было уже поздно: немцы успели подкрепить австрийцев, внушить им веру в успех, и началась позиционная, изматывающая силы солдат, борьба в горах.
В конце июня 9-я армия получила на усиление только 79-ю пехотную дивизию (Н. И. Гаврилов) и Уссурийскую конную дивизию (А. М. Крымов). Воевавший в составе уссурийцев будущий белогвардейский атаман Г. М. Семенов вспоминал, что действовавшую в Южных Карпатах конницу вскоре пришлось спешить. Причины этого: «Операции в Карпатах были вдвойне трудны для конницы, как по отсутствию каких-либо путей сообщения, так и по полной бескормице для лошадей. Девственные леса; заоблачная высь гор; неимоверная узость долин, обращающихся в ущелья, настолько затрудняли наше продвижение, что, прорубая лес для прохода пулеметных вьюков и горной артиллерии, мы иногда за сутки проходили не больше 7–8 верст»[437].
Тем не менее результаты первого месяца боев в ходе Брусиловского прорыва для войск 9-й армии были громадны. До конца июня 9-я русская армия фактически уничтожила противостоявшую ей 7-ю австрийскую армию, взяв только в плен 1850 офицеров и 82 тыс. солдат. Однако из техники в руки русских попали лишь 84 орудия и 272 пулемета: К. фон Пфлянцер-Балтин все-таки сумел спасти большую часть технических средств ведения боя для восстановления фронта и продолжения борьбы.
Свое участие в общем июльском наступлении войска 9-й армии обозначили общим порывом 15 июля. Русские корпуса опрокинули врага по всему фронту, прорвав его сразу в нескольких местах: действовавшие группами австрийцы (группы Р. фон Крэвеля и Э. фон Хадфри) были разбросаны 41-м армейским корпусом Л. Н. Бельковича. Трофеями русских стали более 8 тыс. пленных и 21 орудие.
И ведь нельзя сказать, что сводные группы, к образованию которых прибегло австрийское командование, дабы выправить положение на трещавшем фронте, были малыми по своей численности. В группу Э. фон Хадфри входили 21-я и 42-я пехотные дивизии, 42-я гонведная дивизия и 5-я гонведная кавалерийская дивизия. Это – усиленный почти вдвое армейский корпус нормального состава. Вынужденные к импровизации, австрийцы теперь уже собирали все мало-мальски боеспособные части в сводные группы, или усиленные корпуса, оставляя совершенно растрепанные подразделения на второстепенных участках единого оборонительного рубежа. И опять-таки не помогало даже это: фронт удерживала лишь «амальгама» из германских войск, переданных на поддержку союзника.