В этих ожесточенных боях русским командованием широко использовались казачьи части – инициативные и могущие действовать малыми силами в труднодоступной местности. Казаки занимали горные вершины, не позволяя противнику выбить себя с них, а в это время пехота атаковала в долинах. Именно таким образом, например, была взята Кирлибаба. Участник этих сражений, командовавший шестью сотнями казачьих шашек, А. Г. Шкуро вспоминал: «Действовать приходилось пешком в отрогах Южных Карпат, причем работа наша координировалась с задачами, возлагавшимися на пехоту. В то время как пехота готовила лобовую атаку, я забирался в тылы неприятельского участка, нарушал коммуникации, производил разгром тылов, а если было возможно, то и атаковал неприятеля с тыла. Горы были страшно крутые, продвижение обозов невозможно, подвоз продуктов приходилось производить на вьюках по горным тропинкам, вывоз раненых был затруднен. Вообще, работа была страшно трудная. Драться приходилось с венграми и баварцами»[450].
Немцы в очередной раз помогли своему союзнику, однако этим было облегчено наступление румынских армий в Трансильвании: удержав фронт в Карпатах, австро-германцы были сбиты с горных перевалов у Кронштадта и Германштадта, и их поражению помешала лишь исключительно малая боеспособность румынских войск, увязших в горной войне. Новая неудача австрийцев в Карпатах сказалась на кадровых перестановках противника. 8 сентября командующий 7-й австрийской армией К. Пфлянцер-Балтин «по состоянию здоровья» был смещен со своего поста и отправлен в резерв. Новым командармом-7 стал комкор-1 К. фон Кирхбах ауф Лаутербах.
В конце сентября Ставка переносит тяжесть наступления на юг, в Карпаты, чтобы действовать совместно с румынскими войсками. Телеграмма Алексеева Брусилову от 19 сентября говорила: «Условия ведения борьбы армиями Вашего фронта существенно изменились, рассчитывать на грозное для противника по широте наступление нельзя; неприятель получил возможность упорно удерживать свои позиции севернее Полесья. Вследствие нашей бедности артиллерийскими средствами мы не можем развить широкого удара, опасного для противника». Снимая резервы со всех фронтов, противник отправляет их против Румынии, и уже виден германский план на стратегическое окружение румынских войск. Алексеев предлагал Брусилову составить план усиления 9-й армии за счет 8-й и Особой, дабы помочь румынам[451].
В итоге в Буковину было переброшено управление 8-й армии, а 9-я армия отклонялась все дальше к югу, вступив в оперативное взаимодействие с румынскими войсками. Большая часть корпусов 9-й армии была передана в новую 8-ю армию, а генерал Лечицкий получил три корпуса из 7-й армии и с Западного фронта. Не сумев, вследствие численной слабости армии, разгромить противника до Карпат, войска 9-й армии сковали значительную долю германских резервов, отправляемых на восток из Франции, где англо-французские союзники не сумели достичь больших успехов ни под Верденом, ни на Сомме.
Втянувшись в бессмысленное самоистребление, союзники не смогли воспрепятствовать переброске германских войск на Восточный фронт противника, прогинавшийся и трещавший под ударами русских армий Юго-Западного фронта. При всем этом, союзники продолжали требовать помощи от русских, на этот раз уже – для Румынии. И эта задача, уже в сентябре 1916 г., спустя всего месяц после вступления Румынии в войну, выпала на долю доблестных солдат и офицеров русской 9-й армии генерала Лечицкого.
Осенняя кампания
В отечественной историографии наступление Юго-Западного фронта, непосредственно сам Брусиловский прорыв, обыкновенно ограничивают маем – июнем. Тон такому подходу был задан участниками войны (и прорыва), желавшими, прежде всего, говорить о своих успехах, а не о неудачах, начавшихся с июля. В «Записке без подписи» говорится, что успехи на Юго-Западном фронте были только с 23 мая по 17 июня – «и с этого дня мы на ковельском и владимир-волынском направлениях не продвинулись ни на одну пядь»[452].
А. М. Зайончковский считает, что Брусиловский прорыв закончился 28 июля, когда было приказано правофланговым армиям перейти к активной обороне[453]. Публикация сборника документов, посвященного наступлению армий Юго-Западного фронта, также была ограничена маем – июнем, в связи с тем, что все выпускаемые сборники документов (Восточно-Прусская, Варшавско-Ивангородская, Лодзинская, Горлицкая операции), предназначенные для командиров РККА, преднамеренно посвящались маневренным периодам в войне на Восточном фронте.
Действительно, как раз в это время (май – июнь) на Юго-Западном фронте шли маневренные сражения, свойственные именно для прорыва как способа преодоления неприятельской обороны. Тем не менее наступление армий Юго-Западного фронта в июне не только не прекратилось, но, по сути, только лишь начиналось, перейдя в июле месяце в ожесточенные и кровавые позиционные бои, вообще свойственные сражениям Первой мировой войны в 1916 г. (май – июнь на Юго-Западном фронте скорее стал исключением из правила ведения борьбы на европейских театрах военных действий после маневренной кампании 1914 г.).
Неспособность русских военачальников вывести боевые действия на поле маневра, отказавшись от позиционной борьбы, стала основной причиной того, что прорыв как таковой уже завершился. А для нового прорыва сил и умения уже не хватило. Вернее всего, не хватило терпения для тщательной подготовки нового прорыва, то есть такой подготовки, что была проведена перед 22 мая. С другой стороны, общесоюзные договоренности требовали продолжения наступления.
Во-первых, с июля месяца прорыв действительно превратился в «борьбу на истощение», по образцу Французского фронта. Во-вторых, вследствие того, что блестящие победы армий Брусилова закончились уже в июне. Началась вновь тяжелая будничная работа войск по преодолению неприятельской обороны в условиях позиционной борьбы. И хотя впереди еще были победы отдельных армий на отдельных участках фронта, повторения грандиозных майских успехов, поддержанных в июне новым порывом войск, русское командование уже не получило.
Однако война продолжалась, и армии Юго-Западного фронта продолжали наносить удары по врагу, уже почти сломленного в мае – июне, но теперь обретшего «второе дыхание», ввиду невозможности русских развить оперативно-тактический прорыв в оперативно-стратегический. Наступать было необходимо, тем более, что летом сражения заполыхали на всех фронтах – и во Франции, и в Италии. Осенью положение вещей для государств Четверного союза еще более осложнилось вступлением в войну на стороне Антанты Румынии, куда теперь переносилась сила тяжести борьбы на востоке, ибо этого требовали англо-французские союзники.
Между тем громадные потери, понесенные русскими войсками в мае – августе, грандиозный (по меркам Восточного фронта, разумеется) расход боеприпасов, бездействие русских фронтов, стоявших севернее Полесья – все это подрывало возможности русской действующей армии по преодолению обороны противника. С. Г. Нелипович сообщает, что за июль Юго-Западный фронт потерял 312 тыс. чел., взяв 127 тыс. пленных, 204 орудия, 73 бомбомета и 482 пулемета в качестве трофеев[454].
В этот момент в Ставке задумались о популяризации Брусиловского прорыва. «Серый кардинал» М. В. Алексеева, помощник наштаверха по стратегии, В. Е. Борисов 2 августа прислал в штаб Юго-Западного фронта телеграмму со своеобразной просьбой. Борисов сообщал: «С целью издания популярного очерка операции, проведенной Юго-Западным фронтом с 22 мая сего года по 30 июля, прошу не отказать поручить кому-либо из офицеров составить в недельный срок в самых общих чертах с необходимой схемой, описание этой операции, имея в виду, что к концу сего августа, именно в годовщину вступления государя императора в командование армиями, очерк возможно было бы, после просмотра наштаверхом, издать для широкого распространения в войсках и обществе». Выполняя просьбу Ставки, такое описание составил начальник отделения управления генерал-квартирмейстера фронта подполковник И. И. Громыко, которое штаб Юго-Западного фронта передал Борисову 13 августа[455].
Однако фронту требовалась не реклама, а поддержка. Подходившие из глубины империи новые подкрепления не могли сравниться с теми великолепными войсками, какими располагал к 22 мая Юго-Западный фронт. А перебрасываемые с Северного и Западного фронтов отдельные корпуса не смогли исправить общей ситуации. Они либо вводились в бой разрозненно, либо использовались на направлениях, особенно сильно укрепленных австро-германцами.
Соответственно, условия борьбы в сентябре существенно отличались от того, что наблюдалось летом. Уже 7 сентября А. А. Брусилов телеграфировал в Ставку, что огонь противника теперь нельзя подавить, вследствие нехватки тяжелой артиллерии и особенно снарядов для тяжелых орудий. В этом, по мнению главкоюза, заключалось основное отличие осенних боев от летних. Если 22–24 мая оборона неприятеля была просто-напросто раздавлена и потрясена заранее подготовленными русскими артиллерийскими ударами, то теперь ничего не удавалось сделать. И во многом потому, что австрийский фронт был подкреплен германскими дивизиями, прибывшими сюда вместе со своей артиллерией, что сразу же склонило чашу весов в огневом противоборстве на сторону австро-германцев.
Главная причина невозможности подавить огневую оборону врага, по мнению главкоюза – нехватка тяжелой артиллерии. Если русские все еще испытывали проблемы со снабжением действующей армии средствами прорыва, в то же время противник, напротив, усилился техникой. В итоге русские несли большие потери при ничтожных результатах: «При таком положении увеличение числа войск вызывает большие потери, не принося существенной пользы»