[534]. Существенно помогли и соседние регионы. Телеграмма нового министра земледелия А. А. Бобринского в Житомирское губернское земство 12 сентября просила «закупать в Волынской губернии для потребностей армии и населения освобожденных от неприятеля местностей все, что возможно»[535].
В заседании 1 июля Совет министров обсуждал вопрос об оказании помощи населению освобождаемых территорий. Для этого губернские совещания должны были оказать продовольственную и иную помощь, в том числе санитарную медицинскую, вещевую, ветеринарную. Также снабжение инвентарем, семенами, восстановление жилищ. Продовольственная поддержка: «Первая помощь должна быть оказываема на началах благотворительности, но затем, по мере установления нормального положения в данной местности, население должно получать продукты за наличный расчет и в кредит, хотя бы более или менее долгосрочный, и лишь в случаях исключительных при наличности действительно бедственного положения – бесплатно». Средство – пункты питания и лавки[536]. Вдобавок, в начале июля А. А. Брусилов отпустил всех мобилизованных рабочих с позиционных и дорожных работ вместе с подводами для уборки урожая[537].
Переброска на Юго-Западный фронт масс войск сделала его наиболее многочисленным фронтом – в августе Юго-Западный фронт ежедневно получал 135 тыс. пуд муки, 17,5 тыс. крупы, 350 тыс. зернофуража, 100 тыс. сена и соломы, 15 тыс. риса, 8 тыс. пуд жиров[538]. Поэтому вновь встал вопрос о переключении ресурсов тыловых губерний, подчиненных фронту, на удовлетворение прежде всего его потребностей. 16 июля новый главный начальник снабжений Юго-Западного фронта Е. Ф. Эльснер вновь запретил вывоз хлеба, сена и соломы из пределов фронта. Помимо того, в Курской губернии он запретил скупку, вывоз и перегон скота и мяса, а Главное интендантское управление дало согласие, чтобы 12 южных губерний снабжали мясом и скотом лишь Юго-Западный фронт[539].
С целью усиления снабжения фронта в случае транспортных перебоев, совещанием в Ставке 28–29 июля было постановлено образовать запасы продовольствия и фуража в тыловых магазинах, вне предела театра военных действий. Ведь в связи с большими расстояниями между районом подвоза (войска) и районом производства (народное хозяйство), общая глубина театра военных действий (фронтовая зона) в России достигала 800 верст. Фронт и впрямь требовал больших объемов: например, на август требовалось 128 500 голов скота[540].
В середине августа на уполномоченного по землеустройству юго-западного района Б. Ф. Григоренко была возложена должность уполномоченного Министерства земледелия при Брусилове. Он должен был принимать урожай в Галиции и Буковине от организаций, закупающих хлеб в пределах этих регионов. На совещании у военного генерал-губернатора областей Австро-Венгрии, занятых по праву войны, Ф. Ф. Трепова, было установлено, что урожай в Галиции и Буковине «вполне удовлетворительный», и можно купить его часть для нужд армии. Закупочной организации нет, и придется покупать хлеб «непосредственно от населения». Притом «на организацию закупок хлеба, фуража и иных видов продовольствия, равно для регистрации и эвакуации племенного скота, по предварительным подсчетам, на первое время потребуется не свыше 1 млн руб.»[541].
В сентябре 1916 г. Калужская и Курская губернии, а также частично Московская, Тверская и Орловская губернии вошли в ведение фронтовых штабов. Однако они не входили в театр военных действий, а были присоединены к нему царским повелением. То есть здесь военные не могли бесконтрольно распоряжаться. Тем не менее в начале сентября Брусилов возбудил перед Ставкой вопрос о расширении полномочий главкоюза в смысле его права объявлять эти регионы на военном положении и назначать там рабочие реквизиции. Однако Совмин, после обращения к нему военного министра по данному поводу, Особым журналом 13 сентября отклонил предложение А. А. Брусилова. В конце ноября Брусилов вновь просил предоставить ему право реквизировать для нужд фронта рабочих и подвод в Харьковской и Курской губерниях, но Совет министров снова отклонил это, так как ближайшие к театру военных действий губернии служили ближайшим тылом армий, и отвлекать рабочую силу было незачем. Совмин заметил, что при существующем расстройстве транспорта «удовлетворение даже текущих продовольственных потребностей армий Юго-Западного фронта в значительной мере зависит от гужевой доставки необходимых припасов»[542].
Начало продовольственных неурядиц в сентябре побудило штаб Юго-Западного фронта озаботиться принятием мер, облегчающих продовольственный вопрос на фронте. Так, председателем районной эвакуационной комиссии Юго-Западного фронта И. Н. Толмачевым был возбужден вопрос «о необходимости принятия мер к разгрузке правого берега Днепра от беженцев, не занятых на полевых работах». Толмачев потребовал даже выслать из Киева концентрирующихся там поляков[543]. В итоге интендантские органы стали проводить градацию продфуражных грузов, отправляя армиям тот продукт, что требовался в данный момент[544].
Несмотря на богатые хлебом тыловые губернии, первым продуктом, которого стало не хватать Юго-Западному фронту, стало сено, которое нередко приходилось заменять зерном. Громадные обозы многосоттысячных войск, кавалерийские корпуса и конница вообще, конский состав различных организаций, работавших в прифронтовой полосе – все это требовало фуражного снабжения. Ситуация заключалась в недосборе сена и нехватке специальной проволоки для его укупорки. Телеграмма Главного полевого интенданта К. Н. Егорьева от 4 сентября сообщала войскам: «Сбор сена в империи ниже удовлетворительного, почему, а отчасти и за неимением проволоки, усилить высылку сена невозможно. Необходимо наравне с сеном довольствовать лошадей местной соломой, а подходящее сено из империи по возможности задерживать для образования запасов в тыловых магазинах фронта»[545].
Соответственно, высшим штабам приходилось подстраиваться. Приказ по Юго-Западному фронту от 22 августа указывал «всем частям фронта бережно расходовать ныне подвозимое с базы сено, широко пользуясь заменой кормов, использовать самым интенсивным образом местные средства до крайней возможности и лишь при полном отсутствии их обращаться к подвозу с базы». Но осенью запасы были истощены – командарм-8 А. М. Каледин 8 сентября ответил, что «местным сеном корпуса пользовались все лето. Сейчас же сообщают об истощении местных средств и просят частичного подвоза. К концу сентября необходимо подвозить полную дачу, иначе войска останутся без сена»[546].
К началу осени в магазинах Юго-Западного фронта запасов фуража оставалось на 6–7 дней. Интендант Юго-Западного фронта, прослуживший в этой должности всю войну вплоть до Февральской революции, А. А. Эрдман считал, что за август из-за громадного недовоза зернофуража его запасы на Юго-Западном фронте упали на 3,5 млн пудов. На просьбу Эрдмана Егорьев 14 сентября заверил, что «все будет сделано гофмейстером Гербелем, которого просил усилить наряд и кроме того дал дополнительный наряд». Но спустя месяц 15 октября Е. Ф. Эльснер телеграфировал в Ставку, что недовоз громаден, а «запасы магазинов давно исчерпаны и пополнить их нечем. Крупа совершенно в последнее время не высылается армиям, а сено дается в размере 1 фунта на лошадь». Такая ситуация угрожает голодом и падежом конского состава армий, «так как прибывающих продуктов не хватает на текущую потребность»[547].
Телеграмма главного начальника военных сообщений С. А. Ронжина в Министерство земледелия от 23 октября показывала, что с восточных дорог в первой половине октября недовезено Западному фронту 56 % сена, а Юго-Западному – 68 % (недовезено 8848 вагонов из требуемого числа в 12 951). Ронжин просил немедленно принять меры и подвозить сено на Юго-Западный фронт на платформах, «что даст возможность меньшим количеством вагонов подвезти потребное армии сено»[548]. Эта нехватка вынудила заменять сено тем продуктом, что имелся в наличии. Приказ по армиям Юго-Западного фронта от 13 октября распорядился «допустить на довольствие лошадей фронта кукурузу, каковую выдавать в дробленом виде, в размере 1/5 установленной дачи зернового фуража для всех лошадей транспортов, обозов и других тыловых учреждений»[549].
В октябре 1916 г. в занятых во время Брусиловского прорыва областях Австро-Венгрии (Галиции) была введена практика реквизиции продовольствия по твердым ценам Российской империи. При этом продовольствие запрещалось вывозить в Россию и недавно вступившую в войну Румынию, но только – перемещать в пределах Галиции. За отказ подчиниться военным распоряжениям полагалась принудительная реквизиция с понижением цены на 15 %. В случае злостного сопротивления, как и во всей России, владельца продфуража ждало заключение в крепость (на 3 месяца) или денежный штраф (3 тыс. руб.), наряду с безвозмездной конфискацией продукта[550].
8 ноября Брусилов телеграфировал в Ставку, что «имеющиеся у населения Галиции и Буковины запасы сена используются, но они… небольшие и кроме того могут быть использованы только на месте, ибо распределять эти запасы по всему фронту за н