7-я русская армия ген. Д. Г. Щербачева имела в своем составе 113 000 чел. при 345 орудиях против 85 000 чел. при 700 орудиях и минометах Южной армии ген. Ф. фон Ботмера. Генерал Щербачев имел в своем распоряжении двадцать три тяжелых орудия против шестидесяти двух у противника, а потому 7-я армия должна была постараться слить свое наступление с основными ударами и разорвать противостоявшего неприятеля на разрозненные группировки.
Прорыв фронта противника был намечен в районе Язловцы ударным 2-м армейским корпусом ген. В. Е. Флуга (в 1914 году – командарм-10), которому были переданы все без исключения тяжелые батареи. В состав корпуса входили 26-я (ген. Ф. Е. Огородников) и 43-я (ген. Д. И. Гнида) пехотные дивизии. Также корпус генерала Флуга был подкреплен 3-й Туркестанской стрелковой дивизией ген. А. И. Тумского – теми самыми туркестанскими стрелками, что сумели взять две австрийские укрепленные линии в декабрьской операции на реке Стрыпа. Для развития прорыва корпусу также была придана 6-я Донская казачья дивизия ген. Г. Л. Пономарева. Общая численность ударной группы – сорок две тысячи штыков и почти четыре с половиной тысячи сабель при 180 пулеметах и 147 орудиях (в том числе двенадцать гаубиц и двадцать три тяжелых орудия).
Командующий 7-й русской армией ген. Д. Г. Щербачев
Прочие корпуса – 16-й (ген. С. С. Саввич) и 22-й (ген. А. Ф. фон дер Бринкен) армейские – производили частные удары. В 16-й корпус входили 41-я (ген. В. А. Чагин) и 47-я (ген. В. В. Болотов) пехотные дивизии; в состав 22-го корпуса – 1-я (ген. Н. А. Обручев) и 3-я (ген. П. М. Волкобой) Финляндские стрелковые дивизии. А 2-й кавалерийский корпус (9-я (ген. князь К. С. Бегильдеев) и Сводная (ген. князь Н. П. Вадбольский) кавалерийские дивизии), находившийся под командованием брата императора – великого князя Михаила Александровича, – составлял общеармейский резерв на случай контрудара противника.
При распределении войск в состав ударной группы вошли туркестанские стрелки, а также 170-й Молодечненский и 172-й Лидский пехотные полки из состава 43-й пехотной дивизии. 26-я пехотная дивизия составила сковывающую группу; 169-й Ново-Трокский и 171-й Кобринский пехотные полки 43-й дивизии – резерв. Таким образом, для непосредственного удара была назначена половина всех сил корпуса, а прочие части должны были подкреплять ударную группу. Характерно, что участок прорыва в 7-й армии был выбран с тонким психологическим расчетом: напротив направления главного удара располагалась 36-я австрийская пехотная дивизия, имевшая в своем составе более восьмидесяти процентов солдат-славян.
Как говорит теория, при выборе направления главного удара командарм должен учитывать замысел командования фронтом, характер обороны и состав группировки противника, условия местности, состояние и возможности своих войск[89]. Поэтому командарм-7 ген. Д. Г. Щербачев, сознавая слабость своих возможностей и второстепенность направления удара своей армии, задавался только тактической задачей. То есть – разгромом противостоящей австрийской группировки в зоне ее оборонительной полосы.
Наступление частей 7-й армии началось только 24 мая, после двух дней (сорок шесть часов) непрерывной канонады. Именно во 2-й армейский корпус была передана вся тяжелая артиллерия армии: шестнадцать 6-дюймовых гаубиц, семь 42-линейных пушек, а также 48-линейный гаубичный дивизион. Плотность артиллерийского огня составила сто шестьдесят единиц на шесть верст атаки. За два дня артиллерийской подготовки было истрачено семнадцать тысяч тяжелых, тридцать восемь тысяч легких и три с половиной тысячи химических снарядов.
При этом характерно, что на участке 170-го пехотного полка вообще не был создан артиллерийский кулак. За несколько дней до начала операции две тяжелые батареи, приданные было Молодечненскому полку, были переброшены на другой участок, а применение газов или химических снарядов было невозможно по метеорологическим условиям. Поэтому молодечненцам пришлось атаковать лишь при поддержке собственной легкой трехдюймовой артиллерии – двух батарей (двенадцать орудий). Но настрой войск был столь велик, что порыв солдат и офицеров нельзя было остановить. Полк одним махом преодолел колючую проволоку перед неприятельскими окопами (семь-восемь рядов) и ворвался в австрийские траншеи, действуя только штыками.
Необходимо отметить, что штаб 7-й армии искусно провел с противником дезинформационную игру. Так, когда в расположение 2-го армейского корпуса прибыла 3-я Туркестанская стрелковая дивизия, командарм-7 распорядился привести всю исходящую документацию в тот режим, что будто бы туркестанцы прибыли не на усиление частей генерала Флуга, а, напротив, на их смену. Письменные сообщения из 2-го армейского корпуса, который готовился к предполагаемой переброске на другой фронт, дезинформировали австрийцев, которые полагали, что к 22 мая против австрийского фронта стоит только одна 3-я Туркестанская стрелковая дивизия. Таким образом, противник ожидал атаки только одной дивизии – Туркестанской, а атаковали сразу три дивизии – включая и весь 2-й армейский корпус[90]. Неудивительно, что здесь был достигнут самый значительный успех.
К исходу 26-го числа 2-й армейский корпус прорвал оборону противника и вышел к реке Стрыпа. После этого вперед двинулись и прочие корпуса. Все три корпуса с ходу форсировали Стрыпу на ряде участков, создавая плацдармы, после чего в дело был введен 2-й кавалерийский корпус. Громадную помощь в прорыве неприятельской обороны тяжелая бомбардировочная эскадра воздушных кораблей «Илья Муромец» своими бомбардировками 25–27 мая у Язловец, Бучача и в районе реки Стрыпа. Официальные документы отмечали следующие результаты действий самолетов «Илья Муромец»:
– «…разогнан и частью перебит участковый резерв Язловецкого выступа…»,
– «…зажженными пожарами был закрыт единственный удобный путь подвоза [австрийских] резервов…»,
– наступавшими русскими войсками была взята масса пленных, разбежавшихся по лесам в поисках спасения от бомбардировок,
– удары тяжелой авиации позволили частям 3-й Туркестанской стрелковой дивизии одним порывом взять все три линии австрийских окопов,
– «…26-го вечером перебита в двух местах железная дорога, что не позволило воспользоваться ею ночью для вывоза имущества из Бучача»,
– русское командование, прежде всего штаб 2-го армейского корпуса, получило разведданные о направлении путей отступления противника, что позволило скоординировать действия наступавших русских дивизий[91].
Это последнее – ввод конницы в сражение в ходе прорыва – было сделано лишь в 7-й армии Юго-Западного фронта! Австрийское донесение гласило: «Прорыв на Нижней Стрыпе стал эпидемическим. Если противник прорвался на узком участке фронта, то части примыкавших участков откатывались назад, при этом противник не производил серьезного давления на эти участки; они отходили назад только потому, что теряли связь с соседями. Также отдельные высшие командиры принимали преждевременные решения об отступлении, указывая при этом, что удерживать позиции при помощи потрясенных войск невозможно».
К сожалению, русская кавалерия бросилась вперед еще до того момента, как наступавшая пехота проломила все линии неприятельской обороны. Следовательно, коннице пришлось продолжать прорыв (штурмовать вторую оборонительную линию австрийцев) в глубь неприятельской обороны, а не развивать его в оперативной глубине. Правда, 9-я кавалерийская дивизия ген. князя К. С. Бегильдеева, при поддержке артиллерии соседних корпусов прорвала укрепления противника у Порхова, довершив поражение австрийского 13-го корпуса ген. А. фон Ремена. Но потери кавалеристов оказались значительными, и надлежащего преследования не последовало, так как прорыв должен иметь надлежащую ширину, дабы не превратиться в ловушку для конницы, сковываемой мощным огнем с еще не сбитых флангов: «…характерной является атака 9-й кавалерийской дивизии на реке Стрыпе в 1916 году, брошенной для развития прорыва. Последний быстро был закрыт австрийской пехотой, несмотря на доблесть произведенной конной атаки, кстати сказать, сопровождавшейся большими жертвами»[92].
Наступление на львовском направлении должно было получить свою поддержку, так как главкоюз сумел получить от Ставки 23-й армейский корпус ген. А. В. Сычевского, но до прибытия 23-го армейского корпуса было еще далеко. Резервы врага еще не были исчерпаны, и с 28-го по 30-е число на фронте атаки 7-й армии шли встречные бои, в ходе которых русские постепенно оттесняли противника на запад. Наконец, 22-й армейский корпус обошел противостоявшую австрийскую группировку, вынудив неприятеля начать общий беспорядочный отход. К 30 мая русские войска приостановили свой порыв ввиду успешного контрудара спешно переброшенной на направление прорыва 48-й германской пехотной дивизии по правому флангу 16-го армейского корпуса ген. С. С. Саввича.
На данном примере можно видеть, как благотворно с точки зрения подготовки войск сказалась зимне-весенняя пауза 1916 года, в период которой были подготовлены и обучены войска, пополнены запасы боеприпасов и пополнена техника. Ведь это была все та же самая 7-я армия, которая не сумела взять те же самые, но теперь еще более сильные позиции австрийцев, как то было зимой 1915 года в так называемом наступлении на реке Стрыпа. Тогда удар русских кончился ничем. Теперь же – совсем наоборот. В. Яковлев справедливо отмечает: «В общем, 7-я армия овладела главной австрийской позицией (протяжением сорок семь с половиной километров), о которую разбились атаки той же 7-й армии в декабре 1915 года и которая укреплялась противником в течение восьми месяцев»[93].
Командир 2-го армейского корпуса ген. В. Е. Флуг