И что-то в опьяненном разуме сложилось: вспомнились все слова и взгляды, сказанные до злополучного дня, все объятия, вся поддержка. А отверг ее Яков после колдовской напасти, после сна, в котором Самуил обрел плоть, потащил ее за собою волшбой.
Сердце испуганно дернулось, ударилось о грудину так сильно, что Варвара охнула. Поднимая голову со стола, прижала руки к груди. Загудело в ушах, барыня скользнула недоверчивым взглядом по мирно сопящему пьянчужке.
— Эй, так выходит, ты ей солгал? — Обходя стол, Глинка запнулась, чуть не рухнула на незнакомца сверху. Отчего-то сейчас его ответ был жизненно важным, тревога резво взобралась на загривок, вцепилась в глотку. — Я с тобой говорю! Лгал ты ей, что не любишь? Ради блага ее лгал?!
— Для меня во всем мире дороже ее не сыщешь. Забавушка, душа моя, умереть бы прямо сейчас, чтоб ты счастливой стала… — Голос перешел в шепот, а шепот в гулкий пьяный храп.
Варвара этого уже не услышала. Прижимая ледяные подушечки пальцев к губам, она металась взглядом по столам и хохочущим за ними людям.
Что, если Яков соврал? Не желал он прощаться с нею, оттолкнуло что-то. Разве заключал бы он договор, не мысля о выгоде? Ежели не любовь, то загадал бы он нужное, прежде чем с ней разойтись. А он…
Робкая надежда попыталась согреть щеки, скользнуть глубже, под кожу. Но следующая мысль обдала Варвару животным ужасом. Что такого он узнал, что прогнал ее так резко? Что сейчас творится у болот?
Ощущая, как мир прекращает кружиться, она побежала к двери. Быстрее, быстрее, по хмурым улицам, не глядя на то, что грязная вода из луж пачкает платье, что ветер швыряет косые капли ледяного дождя прямиком в глаза. Спотыкаясь и оскальзываясь на клочках жухлой травы, Варвара ощущала, как галопирует на кончике языка собственное сердце.
Она торопилась к заветному пню, чтобы рухнуть у него на коленях, хрипло дыша уронить на него голову и расплакаться от бессильной злобы. От неприкрытой досады и обиды на человека, которого так сильно любила. Нож оказался выдернут, магии здесь больше не было.
Глава 23
Когда за спиной раздались шаги, Яков не шелохнулся — щит закрывал его второй кожей, пожелай Брусилов выстрелить ему в голову — его бы постигло разочарование. Тот и не рассчитывал застать колдуна врасплох — шагал уверенно, резко. Хрустели под тяжелыми ботинками промерзшие кустики брусники, приютившиеся у самого берега. Казалось, можно было услышать зачастившее сердцебиение предвкушающего военного. Он надеялся.
И мысль, что до Варвары ему не добраться, растянула в злорадном оскале губы, Яков прищурился, с интересом склонив голову на бок, обернулся через плечо.
— Изволил прийти с ответным визитом? Много же стараний положено, я польщен.
В глазах ублюдка сверкнула холодная сталь, нервно, почти дергано, он заворочал головой, пытаясь отыскать у землянки Варвару. Из-за его широкой спины молча вынырнула та самая светловолосая ведьма, совсем по животному припала к земле, ногти вцепились в травы, она прикрыла глаза. Шаг, за ним еще один, а пистолет был направлен прямо Якову в лицо — теперь рука не дрожала, несмотря на принятый колдуном вид. Заматерел под ведьминым боком Брусилов, видно, нагляделся на бесовщину.
— Где она?
— Ну а мне почем знать? Может, в другой губернии, может, на другом краю света. Знал бы ты, как ей опостылел… Впервые видел, чтоб барышня так мерзко умела морщиться. Предложи я ей выпить склянку гадючьего яда — ее бы так не скривило.
И, копируя улыбку Болотного Хозяина, Брусилов осклабился, сделал рывок вперед, оказываясь в трех саженях от колдуна, дернул кистью, перетягивая внимание на зажатый в пальцах пистолет.
— Играть со мной вздумал? Ты будешь дохнуть долго и мучительно. Говори, где Глинка, и так и быть, я не промахнусь мимо сердца. Довольно с тебя радостной жизни.
— О, а она была радостной… Чуять Варин запах, прижимать к себе, просыпаясь. Как же сладко она произносила мое имя, как тянула ноты, задыхаясь…
Ему нужно было, чтобы Брусилов потерял самообладание. Нужно, чтобы он забыл о расстоянии и подошел ближе. Оно бы так и случилось, если бы не ведьма. Она неожиданно вскинула руку и Самуила поволокло обратно за шкирку, несмотря на попытки упираться, переставлять ноги, добраться до Якова, задушить собственными руками.
— Нет ее здесь, погоди, я понять не могу… — она закусила губу, а затем по волчьи вскинула лицо к небу, принюхиваясь. Осознание пришло скоро, глаза изумленно расширились, когда ведьма резко повернулась в сторону колдуна, выдыхая догадку, — Обманул меня! Под сердцем Глинку носишь, мальчишка, вот и образ ее на болотах мерещится!
Наслаждаясь бессильной злобой врагов, Яков медленно поднял руку, под кожей живым огнем пылала прядь волос, сверкала черным золотом.
— Вам до нее не добраться.
— Лада, найти Варвару сможешь? — Не отводя пылающего взгляда от колдуна, расслабленно сидящего у самого края топи, Брусилов досадливо сморщился. Сжал челюсти так, что показалось, вот-вот посыпятся с хрустом белые крепкие зубы.
— Пока мальчишка при себе ее лик и тень держит, не смогу. — Пропитанный обидой ведьмин голос стал курком. Мгновение. Спуск.
Все произошло слишком неожиданно, и это почти погубило Якова. Мелькнула за деревьями рыжая тень, а уже через секунду Авдотья хватала Ладу за волосы, впечатывая щекой в землю. Брусилов нажал на курок.
Дура, какая же эта упыриха глупая дура… Ее зажало и отшвырнуло в воду с такой силой, что нечистая громко вскрикнула, захрустели ребра в ломающейся грудине. Ее же в порошок сотрет… И он выпустил силу вперед, устилая водную гладь. Та золотым коконом опутала падающую, уходящую под воду нечистую.
Как же тяжело было увернуться от пули. В другой раз вышло бы. В этот — удалось лишь увести в плечо, в то самое, в которое ублюдок попал в прошлый раз. Тело пронзило острыми шипами боли, Яков на четвереньках бросился вперед.
Пока над ними не пела — голосила Лада, выкрикивая слова проклятия в мерзлое небо. Пока поднимались к берегу утопленники, прозрачными глазами наблюдая за ходом боя. Еще бы, не ринутся они на его защиту, не пожелают почувствовать нити цепей на своих глотках. Дождутся исхода и лишь затем разорвут выживших.
Прыгая, колдун целил в горло Самуила. Тот увернулся. Быстрый, нечеловечески быстрый, военный уклонялся от ударов, отвечая сильными, глушащими. И внутренний голос зашелся едким мерзким хохотом.
В детстве стоило научиться давать отпор деревенским мальчишкам, куда тебе против этого медведя?
Ненужный пистолет оказался у самой воды, в рукопашном бою Брусилов оказался не менее опасным, Яков терял силы. Кровь пропитала рубашку и штаны, онемели кончики пальцев раненой руки, а благодаря пению Лады магическая сила утекала из него не ручьем — бурным речным потоком, не позволяя остановить даже кровь, не то, что щит держать.
Отступая обратно к землянке, Яков упрямо смаргивал багровую пелену с глаз, выжидая момент. Один уворот, за ним другой и колдун неестественно вывернул шею, заставляя хрустнуть шейные позвонки, зубы-иглы вцепились в предплечье Брусилова, в рот хлынула кровь, потекла по подбородку. Тот заревел, ударил наотмашь второй рукой, заставляя с рычанием отшатнуться. И впервые за весь бой Яков вновь почуял в его запахе страх. Едкий, тонкой ниткой оплетающий грудину, колдун осклабился, показывая окровавленные зубы.
За спиной военного слышалась возня, глухие ругательства Лады и визг Авдотьи, чужое проклятие ослабло, позволяя вдохнуть полной грудью — хрустнуло встающее на место ребро. И Яков подло ринулся под ноги Самуилу, заставляя потерять равновесие.
Видит Господь, если он выживет — будет долго зализывать раны в землянке, на теле нет живого места. Если Яков выживет, он найдет Варвару и скажет, насколько сильно любит. Он больше не будет сомневаться.
Брусилов коротко взмахнул руками и упал лицом вперед, ударяясь переносицей о скамейку у землянки. Колдун злорадно хохотнул, грудь тут же обожгло болью. Откуда только взялись силы взметнуться, упереться в шею военного коленом? Еще немного и должен послышаться хруст, переломится хребет.
Еще немного…
— Отпусти его, мальчишка!
Резко вскинув голову, Яков нашел шальным взглядом Ладу: ведьма придавила к земле распластанную на лопатках Авдотью, в грудь нечистой над самым сердцем упирался ритуальный нож.
— Отпусти я сказала! Или прощайся с рыжей тварью!
— Ломай, Яков, ломай хребет душегубу! — Яростно взвизгнув, Автотья дернулась вперед, почти насадилась на нож сама, ведьма отбросила ее обратно ударом кулака в нос. — Убей его, из-за него и меня больше нет…
Последние слова упыриха произнесла надтреснутым шепотом, глядя на клочок неба над головой Лады.
И Яков, рвано выдохнув, сделал шаг назад.
Брусилов поднимался резво, от ярости на лбу взбухла синеватая вена. Тяжелый кулак опустился на скулу, Якова отшвырнуло в стену дома. Упасть ему военный не дал, схватил за рукав и рванул прямиком на свой кулак — дыхание выбило, обожгло ребра. Колдун больше не уворачивался, не хватало сил, а в голове испуганной птахой билась мысль: если Авдотья сегодня умрет по его вине, это отправит его в самое пекло.
Добраться бы до ведьмы, помочь паскудной упырихе…
Удар в висок оглушил, опрокинул на спину.
— Прощайся с жизнью, выродок…
Хрипло дыша, Брусилов быстрым шагом дошел до пистолета, засыпал порох, вставил дрожащей рукой патрон, оглушительно громко щелкнув стволом. А Яков так и не сумел подняться, не смог заставить себя пошевелиться. Он смертельно устал.
Хрипло рассмеявшись, колдун поднял глаза на хмурое небо, затянувшее плотными серыми тучами солнце. Первые в этом году снежинки начали свой плавный танец. Крупные, они будто стремились опередить начало зимы, подогнать ее. Вокруг жило привычной жизнью болото, тихо наблюдали за его участью поднятые со дна мертвецы.
Красиво. Когда погибла мать, тоже шел снег.
Она забыла об усталости, алкоголь больше не дурманил разум. Варвара спешила.