– Мама назвала нас именами персонажей из балета «Жизель». А вовсе не в честь наших немецких тетушек, как думал отец, – пояснила Берта.
– Ваш папа был строгим? – спросила любопытная Маруся.
– Пожалуй, добряком его никто не считал, – протянула Берта. – Он часто говорил мне: «Не жди милостей от окружающих, ты обязана позаботиться о себе наилучшим образом». Что я и делаю всю жизнь.
Тогда девочка, глядя на раскрытые сундуки, спросила:
– Ты хотела бы вернуться в прошлое?
Берта пожала плечами с таким видом, словно для нее не существовало слишком смелых или чересчур фантастических желаний и она могла прямо сейчас повернуться вокруг себя, прошептать заклинание и переместиться в иное – блаженное, изобильное время детских грез и приключений. Маруся даже забеспокоилась. Не ухватить ли Берту за руку, да покрепче?
Но Берта не собиралась исчезать. Она заявила:
– Все-таки жить интересно по первому разу. А по второму – не остается ничегошеньки удивительного.
Наконец, Берта поставила на стол чемоданчик и сдула с него пыль. Маруся поерзала на месте от нетерпения.
– Туки-тук, туки-тук, открывайся, мой сундук! – вымолвила заклинание Берта, щелкнула замком и откинула крышку.
– Я такую штуку только в музее видела, – восхитилась Маруся, заглядывая внутрь.
– «Штуку», – передразнила Берта. – Это патефон моей мамы!
Она вынула из коробки гнутую ручку, плоский жестяной футляр и мягкую тряпочку, каждый предмет встречая с легким трепетом узнавания.
– Мама очень любила музыку, – сказала Берта. – В юности она мечтала петь в церковном хоре, но вместо этого ее выдали замуж. Увы, наш папа музыку не терпел, поэтому при нем патефон никогда не заводили. Он знал только одну баварскую песню, звуки которой напоминали щелканье кнута, и все домашние сходились во мнении: лучше бы он вообще не пел. «У нашего папы своеобразное чувство прекрасного», – говорила мама и всегда вздыхала.
«Неужели я говорю это вслух?» – удивилась Берта. Она рассказывала и колдовала над музыкальным сундучком. Ловко вставила иглу в звукосниматель и принялась заводить патефон.
– А можно я? – не выдержала Маруся.
Берта величаво, будто семейную реликвию, передала девочке гнутую ручку. Достала с полки большой бумажный конверт, истертый на сгибах. «Ленинградский завод», – прочла Маруся на конверте. Берта неторопливо вынула пластинку, подышала на нее, протерла мягкой тряпочкой и положила на диск. Затем установила на пластинке иглу.
Сначала они услышали потрескивание. Можно было подумать, что рядом разгорался костер из мелких веток. Маруся посмотрела на Берту. Та прикрыла глаза в предвкушении сказочной ностальгической неги. Никто не ожидал, что музыка грянет так громко. Берта вздрогнула, но не открыла глаза.
– Что это играет? – спросила девочка.
– Джаз, – ответила Берта.
– А почему ты закрыла глаза?
– Погружаюсь в атмосферу.
Джаз оказался таким бодрым, что патефон принялся дрожать и легонько гудеть. Маруся порадовалась, что они живут далеко от людей, никто не будет трезвонить в дверь и грозить полицией. Девочка терпеливо ждала, когда Берта погрузится в атмосферу. Наконец это случилось. Берта открыла глаза, хлопнула в ладоши и сказала:
– От этой музыки кровь приливает к ногам, на месте не усидишь. Ну что ж, начнем урок!
И она показала Марусе быстрый фокстрот. Если бы девочка разбиралась в бальных танцах, она поняла бы: Бертин танец мало похож на настоящий фокстрот, он куда веселее, с высоким подбрасыванием колен и прыжками на месте. Пластинка играла, Берта меняла иголки в патефоне, запыхавшаяся Маруся вертелась и прыгала.
– Слушай ритм! – повторяла Берта. – Самое главное в танцах – слышать музыку!
Маруся слушала. Хохотала и щелкала воображаемыми каблуками. Ходила взад и вперед по воображаемой сцене, перед воображаемым оркестром, как показывала Берта. Новое платье взмокло на спине, щеки раскраснелись. Это был потрясающий фокстрот! Берта остановилась, довольная, глядя, как отплясывает девочка.
– Ты быстро учишься, – похвалила Берта. – Правда, с такой техникой очень сложно найти подходящего партнера, не каждому дано научиться фокстроту.
Они не знали, что в низину, привлеченный громкой музыкой, спустился Штрек со своей лайкой и остановился у дома Берты. Лесничий долго таращился в окно, приоткрыв рот от изумления.
Глава тринадцатая,в которой Берта узнает о пираньях и прочих странных существах
– Интересно, что нам пишут? – спросила Берта с легким волнением.
Маруся подняла телефон высоко над головой. Берта в это время красила шину в зеленый цвет, чтобы замаскировать «бычка» в густой зелени.
– Вообще-то я готова к обоснованной критике, – продолжала Берта, немного бледная, должно быть, от краски. – А ты? Блогер Шарманкус говорит, критика – это камни для пьедестала… Да что ты копаешься?
– Берта-а, – тихонько позвала Маруся. – А если не будет ни одного комментария, даже обоснованной критики? Мы не бросим снимать блог?
Берта пожевала губы. Этот вариант она не рассматривала. Теперь он казался ей самым вероятным и самым ужасным. Маруся переминалась с ноги на ногу от беспокойства.
– Нет, не бросим. Будем снимать блог для собственного удовольствия, – решила Берта и обмакнула кисть в банку. – Хотя, признаться, всю последнюю неделю я мечтала о славе.
– Есть! – закричала Маруся и закрутилась вокруг себя. – Да как много комментариев!
Берта снова побледнела и сомкнула веки с видом изнеженной дамы восемнадцатого века, которая надела слишком тугой корсет.
– Ах! Поднесите мне нюхательной соли, – попросила она.
– Первые комментарии к ролику о том, как ты делала качели. Читать? – и Маруся, не дожидаясь ответа, стала читать вслух. – Пишет Пиранья Паломета: «В этой задаче перебор неизвестных. Вес шины? Вес Берты? Вес гантелей? Если у меня будут точные исходные данные, а не приблизительные, как сейчас, я рассчитаю необходимую массу дополнительного груза». – Берта хмыкнула. – Ей отвечает Углик: «Это же просто история! Не инструкция! Как делать качели!», – тут Берта кивнула. – Андроид Коннор пишет: «Я бы не советовал делать качели по этим советам. У нас на площадке перед домом стояли настоящие качели, железные, и то однажды рухнули и чуть не убили одну девочку, которая даже не качалась, а просто гуляла вокруг».
– Дай-ка мне посмотреть! – не выдержала Берта.
Они вдвоем склонились над экраном телефона. Капли краски с малярной кисти падали на лопухи.
– Ой, смотри, как много комментариев под историей с Олиссой, – сказала Маруся. – А я уже и забыла этот несчастный лагерь!
– Читай вслух, – попросила Берта.
– Андроид Коннор пишет: «В нашем классе есть такой пацан: когда ешь котлету в столовой, он обязательно подойдет и начнет рассказывать что-нибудь противное, чтобы тебя затошнило. А одному мальчику Вадику он на перемене втихую обрезал волосы на затылке. Мама этого мальчика Вадика прибежала на следующий день в школу, кричала: “Кто это сделал?” Вадик должен был выступать на концерте, а на сцене очень важен внешний вид. Его пришлось побрить, и он выглядел ”тифозным“, так сказала его мама. Это значит больным. Тот пацан сказал, что жук-усач в окно залетел и Вадику волосы состриг». Углик пишет: «Необходимо! Защищать свое достоинство! Я против травли в школе! Я против травли везде!» Зачем этот Углик ставит такую кучу восклицательных знаков? У меня уже уши закладывает, – проговорила Маруся. Она выкрикивала каждое слово, как того требовал восклицательный знак.
– Читай дальше, – велела Берта, забыв о краске.
– Пиранья Паломета отвечает Андроиду Коннору: «Безусловно, это проявление буллинга. Пока еще не безмерно жестокое, но вам имеет смысл обратиться к школьному психологу или хотя бы к классному руководителю. По счастью, в нашем лицее нет таких образчиков с мышлением дегенерата, как описанный выше ”пацан“. У нас учатся одаренные дети, которым незачем самоутверждаться с помощью оскорблений и рукоприкладства. Мне интересно, а вы признались маме Вадика, что ее сына остриг не жук-усач, или промолчали?» Снова Углик: «Нет школьному буллингу! Если я узнаю! Что в нашем классе! В нашей школе! Кого-то травят! Я соберу отряд в поддержку жертвы!» Пиранья пишет Углику: «А ты в каком классе учишься?» Углик Пиранье: «В пятом!» Пиранья Углику: «Ясно». Пиранья Коннору: «Так вы признались или промолчали?»
– Интере-есно, – протянула Берта. – Значит, мой блог смотрят одни школьники… Неожиданно! Так-так-так, так-так-так…
Иногда она начинала повторять одно и то же слово, будто читала бесконечную надпись по кругу. Маруся ойкнула и прикрыла ладошкой экран.
– Давай не будем больше читать комментарии. Оставим на следующий раз, – предложила она.
– Что там? – спросила Берта, сохраняя спокойствие. – Обоснованная критика?
– Н-нет, ерунда какая-то.
– А ну, я сама прочитаю! – Берта стянула хозяйственные перчатки, бросила их в траву, забрала у Маруси телефон. – Пиранья Паломета… ну и имечко! «В высшей степени странная личность эта Берта. Вроде бы имеет тягу к научному познанию, в то же время воплощает такое жгучее мракобесие, что оторопь берет. Как это может уживаться в одном человеке?» Хм-м. Отвечает Углик: «Человек! Это личность со многими гранями! Человек! Противоречив!»
– Что ты думаешь об этой Пиранье? – осторожно спросила Маруся.
– Хм, хм. Здравомыслящая, аккуратная, наблюдательная, уважает детальный анализ. Кратко – ЗАНУДА, – ответила Берта, Маруся хихикнула. – А вот еще немного мыслей Пираньи: «У некоторых невероятных вещей есть простое объяснение. Например, мыльные пузыри, которые не лопаются, кажутся чудом маленькому ребенку, но мы-то знаем, что весь их секрет – в глицерине. Полагаю, явление ”Мирты“ можно объяснить слуховыми и зрительными галлюцинациями, возникающими на фоне самовнушения. Ничего особенного».
– Может быть, ответить этой Пиранье? – сказала Маруся и сжала кулачки. – Эх, будь она рядом, я бы ей такую галлюцинацию устроила!