– Подождите, – сказал директор и постучал карандашом по столу. – Вы кто? Бабушка?
– Гм. Да вы меня слышите? Стгашная аллеггия! Начинается с безобидных волдыгей, затем состояние больной ухудшается, она начинает синеть и свинеть… то есть газдуваться. Вот до таких газмегов. – Берта развела руки в стороны. – Нет, все-таки вот таких. – Она развела руки еще шире. – Ничего не поделаешь с этой необычной индивидуальной геакцией.
Директор изменился в лице. Берта видела: он совсем не хочет нести ответственность за больного невесть чем ребенка.
– Значит, вы бабушка, – сказал он со вздохом и потер глаза до громкого, стекольного хруста.
Берта покосилась на Марусю. Та стояла молча, ссутулившись. Берта постучала пальцем ей по спине и жестом показала: выпрямись.
– Я сочувствую сложившейся в вашей семье тяжелой ситуации, – сказал директор.
Маруся нервно дернула плечиком. Берта закивала, хотя не очень понимала, о чем это говорит директор. Он продолжил:
– Но вы понимаете, что по правилам я должен позвонить отцу девочки и взять его разрешение. Таковы правила.
Директор в подтверждение своих слов махнул рукой в сторону набитых бумагами шкафов. Берта посмотрела, куда он указывает, увидела над шкафом плакат с правилом: «Будьте вежливыми! Не забывайте говорить ”спасибо“ и ”пожалуйста”!»
Берта покачала головой и велела девочке:
– Подожди меня в холле, пожалуйста.
Красная от волдырей Маруся замялась. Берта положила ладонь ей на лоб и сказала с тревогой:
– Похоже, темпегатуга поднимается. Оставь нас. Я все улажу, – и ласково улыбнулась Марусе.
Едва за девочкой закрылась дверь, Берта решительно подошла к столу директора, уперла кулачки в столешницу и заявила:
– Да вы что! Отвлекать ее отца такими мелочами, когда в семье тяжелая ситуация? Вам же все известно! – Берта посмотрела на директора так многозначительно, что он заерзал на стуле. – Не надо тгевожить бедную семью, пожалуйста. Я способна все уладить сама. Спасибо! Пожалуйста! – угрожающе сказала Берта, косясь на плакат с правилами.
Она так старательно картавила, что во рту пересохло.
– Что верно, то верно, – пробормотал директор. – Бабушка-то – не чужой человек. Я бы сказал, самый родной!
Он потер виски, сказал «а!» с таким обреченным видом, будто решился на спор попить воды из речки, и положил перед собой толстенную папку. Через двадцать минут за спинами Берты и Маруси закрылись ворота лагеря «Мечта». Обе выдохнули с облегчением. Девочка едва не подпрыгивала от радости, хотя за ее плечами висел располневший рюкзак. Она даже не оглянулась на светло-розовое здание с колоннами.
Берта прищурилась и посмотрела вдаль, на ломаный строй бредущих из леса людей. Она поторопила Марусю:
– Пойдем-ка быстрей. Кажется, наши туристы-аферисты возвращаются. Ты же не горишь желанием попрощаться с ними?
– Нет!
Берта потрогала свой лоб и заметила:
– И я совсем не горю.
Они поспешили в противоположную сторону, к деревне. В рюкзаке у Маруси что-то подпрыгивало и булькало. Солнце заливало дорогу. Птицы весело щебетали. Из травы вылез маленький бурундучок, бесстрашно приветствуя путников. Берта была так довольна своими проделками, что в носу у нее покалывало, как после газировки. Настроение было хорошим, и она предложила Марусе:
– Рассказать сказку?
– Ага, – ответила Маруся.
Берта прокашлялась.
Олисса не пролезла в кроличью нору. Куда ей – с ее-то любовью к булочкам! Так что жила в обычном мире, обычная такая девица: в рюкзаке – тройки, в языке – пирсинг, в наушниках – хип-хоп-исполнитель Элджей, в голове – то каша, то ветер, на стене – американская модель.
Вообще-то папа назвал дочь Алисой. В детстве был влюблен в Алису Селезневу из художественного фильма. Но Олисса − звучало! А Алиса – для дошколят.
Однажды к Олиссе прискакал принц на белом коне. Красивый – слов нет! Вылитый Элджей. Ах, как она обрадовалась! На ее щеках заиграл румянец, чаще забилось сердце, во рту возникла необычайная сухость. Ей даже захотелось взвизгнуть.
Принц грациозно соскочил с коня, упал на колено и достал из-за пазухи розу.
– Вау! – выдохнула Олисса.
– Я к тебе! – пророкотал принц и посмотрел затуманенным взором. – Средь всех на небосклоне звезд одно я повторяю имя – Алиса…
– Олисса! – кокетливо поправила Олисса.
Принц нахмурился:
– Это улица Тракторная, дом сто пятьдесят семь?
– Ага.
– Подъезд четыре?
– Ну…
– Пуговицына Алиса Олеговна тут проживает?
– Ага, только я Олисса, – сказала она еще более кокетливо.
А принц еще больше нахмурился.
– Ошибочка вышла. Мне на Олиссу задания не поступало. Пардон, мадемуазель!
Он ловко выхватил розу из рук Олиссы, вскочил на коня и ударил его по бокам.
– Как же так?! Я ждала тебя всю жизнь! – воскликнула Олисса, заламывая руки.
Силуэт принца медленно таял на фоне унылого пейзажа улицы Тракторной. Олисса вздохнула и пошла домой. Бабушка уже наготовила целую кастрюлю голубцов со сметаной. Американская модель сочувственно улыбалась с плаката.
Так Олисса осталась без принца, но с претензиями на оригинальность. И с голубцами, конечно.
Берта замолчала. Маруся улыбалась во весь рот. «А она милая, когда улыбается. На девочку становится похожа», – одобрила Берта про себя.
– Это ты сейчас сочинила? – поинтересовалась Маруся.
Впервые она обратилась к Берте на «ты» в кабинете директора, ведь в двадцать первом веке бабушек принято называть на «вы» разве что в королевских семьях. Берта не возражала, и Маруся решила закрепить это обращение.
– Ясное дело, – буркнула Берта. – Не думаешь же ты, что я об этой Олиссе сутками напролет размышляю! Много чести!
– Берта, а можно я скажу… только ты не обижайся, – предупредила Маруся.
– Ну?
– Я удивляюсь, какая ты современная!
Берта хмыкнула и с гордостью ответила, что смотрит самых модных блогеров – Дашу Две Метелки, Шарманкуса и, конечно, ОбаЛенского.
– Знаешь, что я думаю? – сказала Маруся.
Вид у нее действительно стал задумчивый, и Берта прислушалась с интересом, даже перестала жевать дикий лук.
– Я думаю, эту Алиску раньше обижали, например, дразнили из-за лишнего веса. Она решила в лагере отыграться.
– Пожалуй, так, – согласилась Берта.
Они прошли еще немного. Маруся сорвала перышко дикого лука, погрызла и сказала:
– Странно, но сейчас, вдали от лагеря, мне даже жалко ее.
Тут девочку перекосило от горечи, и она спешно выплюнула зеленое перо. Берта усмехнулась.
За разговорами они подошли к дому. Маруся озиралась с любопытством. Ей понравился двор, полный невообразимого хлама и цветов.
– Ты живешь здесь? – спросила девочка и смешалась – она тут же поняла, что ее вопрос звучит глуповато, и уточнила: – Ты живешь здесь одна?
Берте и этот вопрос показался глупым, и она не ответила.
Весь ее дом состоял из одной комнаты и кухни. Оба помещения были доверху заполнены мебелью, которую на протяжении века приобретали ее предки, не волнуясь о том, как будет эта мебель сочетаться. Вот и Берта не волновалась.
Маруся восторженно озиралась. Девочка думала со сладким и одновременно тревожным замиранием в сердце: она впервые в настоящем деревенском доме, где наверняка таится что-то волшебное, что обычно живет на чердаке возле трубы или в углу за печкой, иногда кидается картофелинами, гремит посудой и завывает по ночам. Она с опаской перешагнула веник, лежащий на пороге кухни. Увидела, что на столе вместо посуды в беспорядке валяются провода, резисторы и клеммы, и снова захотела спросить, одна ли Берта живет в этом странноватом доме. Но у хозяйки был слишком озабоченный вид, не располагающий к расспросам.
Да, Берта беспокоилась. Она забыла, когда в последний раз в ее доме оказывались гости, и думала, что, возможно, ей не мешало бы чуть-чуть прибраться.
Она хваталась то за одно, то за другое. Сначала хотела накормить Марусю, потом решила, что в первую очередь девочку нужно намазать средством от кожного зуда, но прежде следует затопить баню. Она металась из дома во двор: в одной руке кастрюля, в другой – полено. Берта сама себе напомнила Бабу-ягу, к которой нежданно-негаданно заявился человеческий детеныш. Мирта заключила бы: сестра взволнована как никогда.
Наконец, девочка была вымыта и накормлена свежесваренной кашей и двумя бутербродами, на один из которых Берта забыла намазать масло. Они выпили весь чайник, съели все марципановые конфеты из вазочки и теперь сидели за пустым столом, подперев щеки. Берта нарочно не расспрашивала Марусю о «тяжелой ситуации». Она рассудила: о таком человек должен рассказать сам, когда созреет, ведь из тучи руками не выжмешь дождя.
Берта ждала. Электронные часы, собранные ею позавчера, показывали пять минут девятого. Пора бы сообщить родителям девочки, чтобы приехали и забрали ее. Но Маруся упорно молчала. Берте захотелось немножко помять тучу, чтобы ускорить дождь. «Что же она, неужели телефон родителей забыла? – с нарастающим раздражением подумала Берта. – Ох!»
Она знала, что собакам вкладывают в ошейник записку с номером хозяина. Как в таком случае поступают с ребятишками? Берта звучно прочистила горло и сказала:
– Э-э. Хм. Я вообще-то не краду детей. Наверное, у тебя есть записка с маминым телефоном.
Маруся вздрогнула и ответила резко:
– Я помню номера наизусть. А мама…
Тут девочка всхлипнула, опустила плечи. Вся воинственность слетела с нее. Водопроводные трубы жалостливо загудели, когда Маруся приступила к истории, столь же печальной, сколь и короткой. Однажды она пришла домой из школы, и ее не узнала мама. Пока взрослые в городе решают эту огромную проблему, девочку отправили в лагерь.
Берта снова не стала расспрашивать. Ей хватило воображения. Она представила, как веселая Маруся взбегает по лестнице, поднимается на цыпочки, чтобы позвонить в дверь. Она получила шесть пятерок и ни одной тройки за год! А впереди – каникулы! Маруся подпрыгивает от радости. И мама обрадуется, и на ее лице впервые за долгое время появится улыбка. Дверь открывается. Марусина радость тает. На нее смотрит чужое лицо с круглыми и пустыми глазами. «Что с тобой?» – спрашивает Маруся и делает шажок назад. «Ты кто? Я тебя не знаю!» – отвечает глухой голос. «Мама, ты шутишь? Ну хватит, мне не нравится». «Я тебя не знаю! Уходи!»