Брюхо Петербурга. Общественно-физиологические очерки — страница 14 из 26

Татары в Петербурге не имеют даже и поползновения занять более высшее общественное положение, чем то, которое они теперь занимают.


Татары, торгующие на рынке


Этот потомок Мамая, смиренно склонив голову перед великорусским племенем, или занимается теперь мелкой розничной продажей халатов и казанского мыла, или чистит конюшни своего господина.

Татары – второй по численности коренной народ России (5,6 млн человек), что составляет 3,8 % от общей численности населения. Этноним «татары» известен с конца VI – начала VII веков. Некоторые татарские племена находились в составе «Золотой Орды» и после ее распада образовалось Татарское Казанское ханство, вошедшее в состав Руси в XVI веке. Большая часть татар исповедует ислам.

Примерно половина (53 % общей массы) татар проживает в Республике Татарстан. Другие расселены по остальной территории России: в районах Средней Азии, Дальнего Востока, Поволжье, Сибири. Делятся на три основные этнотерриториальные группы: волго-уральские, астраханские и сибирские..Татары составляют более половины населения Республики Татарстан и более четверти населения Республики Башкортостан. В Москве сегодня насчитывается 150 тысяч татар, а в Питере – 100 тысяч.

Если вы возьмете «Историю Государства Российского» Карамзина и, открыв страницу о Куликовской битве, прочитаете там выразительные слова: «… инде Россияне теснили моголов, инде моголы теснили Россиян…», то невольно скажете: «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой!»

В столице насчитывается до 6000 татар. Живя вдали от родины, татары, однако ж крепко держатся религии и обычаев своих предков и не смешиваются с другими элементами столичного населения. Так, в Петербурге они имеют свои конебойни и мясные лавки.

Прежде чем говорить о татарских конебойнях, следует упомянуть и о Конной площади, которая для татар служит тем же, чем скотопригонный двор для наших быкобойцев. Конная площадь занимает собою около квадратной версты. Три раза в неделю, в так называемые конные дни, бывает торг лошадьми; за право ввода лошади на торжище взимается 5 копеек. Особенное оживление происходит на Конной площади перед рождественскими праздниками. В это время крестьяне ближайших деревень привозят сюда колотых телят, свиней, поросят, дичь, живность и прочее.

Нагруженные всевозможными тушами на площади стоят целые ряды саней с приподнятыми вверх оглоблями, так что издали эти последние напоминают собой целый лес. Некоторые возы нагружены сплошь одними телячьими головами, на земле навалены огромные кучи телячьих ножек. Целые стада колотых замороженных поросят расставлены на земле в таком виде, как будто они собираются ринуться на покупателя. Пройдя дальше, замечаешь табуны лошадей, расставленных по колодам. Любопытно присмотреться к процессу торга. Многочисленные барышники снуют около своих лошадей, расхваливая прекрасные качества их. Обыкновенно каждый покупатель тщательно осматривает у лошади зубы, подымает копыта, ощупывает мышцы, треплет лошадь по шее, тянет за хвост, и при этом, по возможности, старается ее охаять, опорочить.

– А что, она у тебя не хромает?

Хозяин берет лошадь за повод и пускается с нею бежать.

– Ну что, хромает?! – торжествующим тоном возражает он.

– А какова она в упряжи?

Лошадь тотчас же запрягается, крестьянин сам садится в сани: не успел он взять вожжи, как барышник начинает стегать лошадь кнутом.

– Не стегай, не стегай! – кричит покупатель, но лошадь под внушительными ударами хозяина уже ринулась вперед.

– А сколько ей лет?

– Было четыре, а теперь двенадцать!

Крестьянин подходит к лошади, берет ее под уздцы, раскрывает у нее челюсти и внимательно осматривает зубы.

– Ну а как цена?

– А сколько ты дашь?

– Твой – товар, мои – деньги: скажи ты сперва свою цену?

– Четыре красненьких!

– Четвертную хочешь?

– За такую-то лошадь! Да ты посмотри зад-то у ней какой, не своротишь!

– Хочешь двадцать восемь!

В свою очередь сбавляя цену, барышник берет мужика за руку и со всего размаха ударяет по ней:

– Тридцать пять!

– Нет, дорого!

И мужик собирается уходить.

– Ну, ступай, ищи себе лошадь с грыжей! – кричит вслед мужику барышник. Тот возвращается и хлопает барышника по руке.

– Последняя цена, три красненьких!

– Тридцать четыре!

Снова с большим одушевлением ударили по рукам.

– Тридцать три!

Мужик снял свою шапку, перекрестился и произнес:

– Господи благослови!


Татарская семья


Затем взял барышника за руку и, собрав все свои силы, энергично ударил по ней:

– Ну пусть будет по-твоему!

Барышник тоже снял шапку, взял повод лошади в полу своей шубы и таким образом передал лошадь покупателю. И торговая сделка закончилась. Вообще на Конной площади происходит страшная сутолока. Конское ржание, крик барышников, наконец, самые сделки цыган, чухон, татар и русских, нередко сопровождающих свою речь «крепким подтверждением», – все это представляет довольно пеструю и живую картину. На Конной площади продают и старых заезженных лошадей, негодных более для работы. Этих росинантов покупают татары на убой. На Конной площади заметите и главного татарского конебойца. Это высокий представительный старик, белый, как лунь, в белой барашковой шапке поверх татарского кафтана – шуба нараспашку. В руках длинный посох, на который он важно опирается. У него четыре лавки, в которых покупают конину все столичные «халатники».

– Что вы платите за лошадь для убоя?

– Платим пятнадцать, десять и даже пять рублей!

– Как у вас дешево! А у нас на скотопригонном дворе платят за быка сто – сто пятнадцать рублей.

– Зато у нас конина продается по три, по пять копеек за фунт.

– Сколько сегодня купили лошадей?

– Тридцать. Вот скоро их уведут, – сказал конебоец, указывая палкою на группу лошадей.

Тридцать отобранных кляч уныло стояли, повесив головы. Казалось, если они тронутся с места, загремят своими костями. Подъезжает какой-то чухонец на малорослой лошаденке с потертыми до крови боками и с оттопыренными ребрами. Не слезая с саней, чухонец начинает торговаться с татарином.

– Князь, купи рысака!

– Продай!

– Много ли дашь?

– Три рубли.

– Мне за нее шесть давали…

– Давали, да видно, денежки не считали! – бойко ответил татарин.

Чухонец поехал дальше. В это время привели рослую сивую хромую лошадь. Некогда это был «буцефал», а теперь от него остался только один скелет, из больной ноги сочилась кровь. Татары окружили лошадь, осмотрели больную ногу и начали говорить между собою по-татарски. По-видимому, происходило нечто вроде консилиума.

– На убой! – решил один из татар.

– Как цена?

– Пятнадцать рублей.

– Пять рублей.

– Шесть рублей!

Один за другим татары начали набивать цену.

С приподнятой больной ногой бедное животное своим печальным видом невольно вызывало к себе участие. Увидя большое стечение народа около хромой лошади, подошел к ней и главный татарский конебоец. Смотря на лошадь и опершись на свой посох, он громко и отчетливо произнес:

– Шесть с полтиной! Никто – больше?

И лошадь осталась за ним.

Часам к четырем пополудни торг лошадьми мало-помалу прекратился, и барышники стали разъезжаться. Лениво переступая ногами, тронулись и лошади, назначенные на убой. Привязанные друг к дружке за хвосты, клячи тащились «гусем». Народ стоял по сторонам, изредка делая свои замечания насчет заморенных кляч.

– Живые скелеты!

– Кожа да кости!

– Ну, трогайтесь, на отдых! – крикнул татарин, хлестнув кнутом отставшую лошадь.

Купленных лошадей погнали на конебойни. Татарская конебойня представляет довольно большой сарай: пол вымощен асфальтом, в одну сторону имеется уклон, на конце которого устроено отверстие величиною в квадратный аршин. Кровь, стекая по полу в эту дыру, льется сейчас же в огромный и глубокий люк, который выкопан внизу под бойней. Когда войдете в сарай, вам бросается в глаза картина смерти. Асфальтовый пол облит кровью, которая заполнила собою все трещины. По стенам устроены балки с крючками, на которых взвешены туши мяса, требуха, печень, легкие и наконец лошадиная голова с ободранной шкурой, так что темно-синие глаза совсем выдаются из глазных впадин, и вам кажется, что эти глаза с удивлением смотрят на печальную картину бойни. Тут же висят длинные напилки, которыми татарские бойцы натачивают ножи, прежде чем приступить к убою лошади. Для каждого коня нож оттачивается особо. Широкий нож имеет 1/2 аршина длины.

По татарскому обычаю всякое животное, будь то хоть курица, режут со связанными ногами. Кроме того, убиваемое животное поворачивают таким образом, чтобы оно лежало «горлом на полдень», т. е. кверху. Несколько татар крепко прижимают голову лошади к земле. Татарин-боец берет приготовленный нож и становится на колени в изголовье лошади. Прежде чем приступить к действию, он читает несколько раз молитву и затем твердой рукой перерезывает лошади горло, наподобие того, как пильщик пилит дерево.

На бойне ежегодно убивается 1500 лошадей. Лошадиные шкуры «выветриваются» на чердаке бойни, и затем их продают кимрякам. На дворе татарской конебойни разбросаны целые лошадиные скелеты, около которых вертятся стаи собак. Деревья, окружающие бойню, усеяны бесчисленным множеством ворон, слетевшихся сюда на кровавую пирушку. Кое-где лежат лошадиные ноги, а возле – куча подков. В верхнем помещении конебойни, на чердаке, висят конские кожи.

В то время как западные европейцы обычно отказываются употреблять конину, тюркские и монгольские кочевники и их нынешние оседлые потомки любят это мясо. Русские крестьяне презирали конину, которую считали “безбожной мерзостью”. В 1785 году тюркские татары-ногайцы, кочующие по степям к северу от Черного моря, сочли конину “своим лучшим выбором, поскольку они считают, что быки и овцы безвкусны”. Мясо жеребенка для них было большим деликатесом, голова отдавалась самым влиятельным лицам. Ногайские татары предпочитали конину, особенно зимой; кишки наполняли лошадиными ребрышками, мясом и жиром, а затем коптили. Только мужчины готовили и ели мелко нарезанную конину, жир и кишки в бульоне (турай). Кусочки мяса доставали пальцами из кастрюли и отжимали пер