Брюхо Петербурга. Общественно-физиологические очерки — страница 18 из 26

1/3 часть выплачиваемой Воспитательным домом ссуды попадает в руки барышников и только 2/3 идет в пользу тех домохозяев, которые взяли на себя вскормление питомцев.

Петербургские тряпичники

На Гутуевском острове, на взморье, возвышается грандиозная гора костей – высотою больше любого пятиэтажного здания в Петербурге. Взобравшись на эту гору можно обозреть окрестности столицы: сперва видны финские болота, а дальше, на взморье, – рыбацкие тони, и наконец, на самом горизонте – синева неба сливается с синевою воды. У подошвы горы, точно гномы, копошатся рабочие, которые лопатами накладывают кости на носилки и уносят их в помещение костеобжигательного завода, который обрабатывает ежегодно с лишком 1 000 000 пудов костей. Из этого количества Петербург и его окрестности доставляют 400 000 пудов, Москва – 100 000 пудов, и более 500 000 приходит из провинции, по системе Волги.

Костяной товар идет в Петербург и отчасти в Москву на костеобжигательные заводы. Костяные отбросы собираются по всей европейской России, но преимущественно по системам рек Волги, Оки и Камы. Оренбург и южнорусские степи также высылают значительное количество костей и только далекая Сибирь не доставляет своих костей, так как привоз их обойдется дороже стоимости самого товара. Чтобы проследить костяной промысел в России, надо обратить внимание на конечную инстанцию этого промысла – костеобжигательный завод. Заметим, что лет 10 тому назад русская кость почти вся целиком шла за границу, и комиссионеры, сбывающие костяной товар, создали на костях миллионные состояния.

Собирание костей организовано следующим образом. С открытием навигации по Волге и ее притокам ходит целая флотилия судов, которые и собирают накопленный за зиму костяной товар. Лето – самое горячее время для сбора костей. Обыкновенно по окончании посевов и до начала сенокоса крестьяне свободны. В это время многочисленные возы с костями тянутся к пристаням Волги, где кости и нагружаются в суда. Для сбора костей, начиная от Астрахани и до Рыбинска, в продолжение всего лета плавает до 40 судов с 200 рабочими. Нижний Новгород представляет собою центральную пристань, куда стекается кость. Здесь во время Новгородской ярмарки с маклаками заключаются условия на доставку костей. Кроме того, для закупки костяного товара имеются пристани в следующих городах: по Волге – Астрахань, Черный Яр, Царицын, Саратов, Вольск, Самара, Симбирск, Казань. Кострома, Ярославль и Рыбинск; по Каме – Оса, Пермь, Чистополь; по Белой – Уфа; по Оке – Касимов, Муром, Павлово. Ценность костей на местах сбыта чрезвычайно разнообразна. Очевидно, чем дальше от Петербурга, тем кость дешевле. В северных губерниях, как то: в Архангельской, Вологодской, Новгородской за пуд костей платят от 5 до 10 копеек, а за тряпье – 1/2 копейки за фунт. В Оренбурге кость продается по 12 копеек за пуд. Принимая во внимание стоимость провоза, в Рыбинске костяной товар уже обходится по 40 копеек с пуда. Мелкая степная баранья кость – самая дешевая, оттого что, выветрившись, она потеряла свой жир. В Петербурге, на дворе костеобжигательного завода, имеется до 50 маленьких кладовых, над которыми металлическими буквами обозначены номера и фамилии столичных тряпичников-маклаков, которые складывают сюда костяной товар. Ежедневно на завод приходит от 20 до 30 возов костей.


Костеобжигательный завод «Резвый»

Общество костеобжигательных заводов было компанией, действовавшей в дореволюционной России. Ее официальное полное наименование звучало как «Общество костеобжигательных заводов и выделки из кости других продуктов». Основанная в 1874 году штаб-квартира компании находилась в Санкт-Петербурге. Продукция под маркой Общества костеобжигательных заводов, включая так называемое «костяное удобрение», экспортировалась не только внутри России, но и в промышленно развитые европейские страны, такие как Германия, Франция, Англия, Австрия, Швейцария и Бельгия. В 1918 году, по декрету Совета Народных Комиссаров, «Резвый завод» Общества костеобжигательных заводов был национализирован и переименован в Петроградский клеевой завод отдела химической промышленности ВСНХ РСФСР. В 1988 году он стал известен как Клеевой завод Ленгорагропрома.

Кости использовались для различных целей. Во-первых, из костей, воды и золы производили мыло. Кости варились до получения желеобразной массы, затем в эту массу добавлялась зола, и таким образом получалось мыло. Во-вторых, из измельченных костей делали костную муку, которую использовали в кормах для животных. И, в-третьих, из них производили костный клей.

Современное мыло изготавливается из различных ингредиентов:

а) животные жиры (например, свиное сало) или растительные масла (на выбор – оливковое масло, пальмовое масло, кокосовое масло) являются основой для мыла. Они содержат жирные кислоты, которые реагируют с щелочью (натриевым или калиевым гидроксидом) в процессе, называемом щелочной сапонификацией; б) натриевый или калиевый гидроксид (щелочь) необходимы для реакции с жиром или маслом, в результате этой реакции образуется мыльная основа;

в) в процессе получения мыла могут использоваться различные добавки, чтобы придать ему определенные свойства или аромат. Например, это могут быть эфирные масла для ароматизации, цветные пигменты или натуральные добавки, такие как овсянка или мед, для придания дополнительных свойств и текстуры.

Первое действующее лицо, через руки которого проходят кости и тряпки, это – тряпичник. Петербургских тряпичников можно разделить на две группы: одни, более зажиточные, ходят только по дворам «на крик» и скупают у обывателей столицы, преимущественно – кухарок, разные кухонные отбросы: кости, бутылки, жестяные коробки, тряпье и т. п.; другие, напротив того, исключительно бродят по мусорным ямам и навозным кучам, роются в них и добывают свой товар даром. Тряпичник последней категории – пропащий человек, пролетарий столицы, отребье общества. Роясь в грязи, он и сам грязен. Достаточно беглого взгляда на него, чтобы понять, как ему холодно и голодно. На его одежде – возле каждой дыры по заплате, как говорит русская пословица. Железный крюк о трех зубьях, насаженных на рукоятку, и просторный мешок – вот и все необходимые принадлежности тряпичника. Насбирав костей, тряпья, рваной бумаги и прочего мусора, тряпичник несет его своему собрату – маклаку-тряпичнику, который даже не взвешивает принесенный товар, а просто берет мешок с тряпьем в руку и «на глаз» определяет, сколько дать. Если слишком тяжело, так что трудно и поднять – платит копеек 30; если полегче весом – дает копеек 10–15.

Столичные тряпичники, скупающие тряпье, живут артелями от 15 до 25 человек у одного хозяина, которому они платят за стол и квартиру, т. е. за «угол», рублей 6 в месяц. Отправляясь по утрам на работу, тряпичник берет у хозяина рубля 2–3 денег для торговых оборотов. Каждый тряпичник имеет книжку, хранящуюся у хозяина, куда ежедневно вписывается, сколько он сдал товара, т. е. костей, тряпок, бутылок и т. п.

В столице существует даже целый квартал тряпичников. Так, например, у одного хозяина сгруппировано 6 артелей тряпичников, всего человек до ста. Во дворе – огромные каменные сараи для склада тряпья, которое свозят сюда тряпичники и на себе посредством двухколесной тележки и на ломовиках – громоздкими возами. Сараи подразделены на номера, и каждый тряпичник имеет свой номер. Здесь же лежат огромные кучи старого железа и груды костей.

Гору ломаного железа сортируют: подковы – в одну сторону, гвозди – в другую, жестяные коробки – в третью и т. д. Сортировщики за работой до того поистреплют свои руки об железо, что на них появляется кровь. Во избежание этого надеваются на руки кожаные рукавицы или перчатки.

Еженедельно по воскресеньям на Толкучем рынке[31] бывает так называемый развал, куда собираются тряпичники и татары-старьевщики со всего Петербурга. В это время фигурирует главным образом «голь перекатная» со всей столицы. Мастеровой и фабричный народ, свободный от работ, спешит тоже на «развал» за покупками дешевого товара.

Рано утром, часов в шесть, массивные железные ворота, ведущие на Толкучий рынок, еще заперты. Но вот мало-помалу к воротам стекаются тряпичники с огромными узлами на спине. Из ссудных касс подъезжают возы с просроченными вещами: пальто, брюками, сапогами и т. п.

Крупные торговцы тряпьем тоже посылают ломовиков с разным тряпьем и старыми сапогами.

Все это ни свет ни заря сосредоточивается у ворот Толкучего рынка в ожидании, пока отворят ворота. Лишь только ворота отперли, разношерстная толпа хлынула во двор. Крик, шум, гам и толкотня. Каждый спешит занять себе место. Некоторые тряпичники бросают свои шапки на землю в знак того, что это место уже занято.

– Здесь занято!

– Занято!

Вот целая артель тряпичников, от одного хозяина, растянула на земле веревку, чтобы показать, что место занято. Сотни тряпичников выстроились на рынке в два ряда. Около каждого тряпичника, возле ног, на земле разложен незатейливый товар.

Кроме бедных обывателей столицы на рынок приходят и бабы-торговки. Они скупают у тряпичников старые грязные рубашки, штаны и т. п., перемывают, починивают, пришивают пуговицы и опять выносят на Толкучий. Таким образом, старая вымытая рубаха попадает к новому владельцу и начинает новую жизнь.

Обыкновенно торговки нижним бельем привозят свой товар на особых тележках. Глядя на эти тележки, невольно приходит на мысль, что они представляют собою первообраз всех телег, существующих в мире: колеса без спиц – просто-напросто отпилено от дерева четыре круга и посредине проверчены дырья для оси. Спереди тележки приделана палка для возницы. Торговки, не имеющие тележки, развешивают товар на себе: на руки и на плечи. Во время летней жары торговки привязывают к своим тележкам истрепанные зо