Когда дети приготовлены в путь-дорогу, их в особых дилижансах развозят по вокзалам железных дорог: на Балтийский, Варшавский и Николаевский, откуда они на поездах отправляются в округа-питомники, расположенные в губерниях Петербургской, Новгородской и Псковской.
Ежедневно из ворот Воспитательного дома выезжает несколько карет, представляющих собою целый караван детей. На вокзалах в известное время, например по субботам в 5 часов вечера, бывает большое стечение детей. Сюда же являются и матери этих последних, чтобы бросить на них прощальный взгляд. Тут иногда обнаруживается высокий подъем материнского чувства: каждая мать инстинктивно чувствует, что, может быть, ей не придется уже видеть свое детище…
В 1882 г. питомцы были размещены по 1873 деревням, у 18 201 воспитателя-крестьянина. Воспитательными округами называется ряд деревень, в районе которых воспитывается до 2500 питомцев. При округах устроены лазареты, которыми заведуют окружные врачи. Так, например, есть округа Карголовский, Финляндский, Ропшинский, Капорский и др.
Вследствие недостатка кормилиц дети могут быть поручаемы на воспитание женщинам, не имеющим собственности, как то: бобылкам, солдаткам, девкам и т. п. Впрочем, ребенка стараются отдать по преимуществу такому крестьянину, который имеет корову. Этим и объясняется, почему, например, в Шлиссельбургском уезде, в Матовской и Токсовской волостях вместе с молочным промыслом процветает и питомнический промысел.
За содержание питомцев чухны получают:
С пятнадцатилетнего возраста плата за содержание прекращается, так как предполагается, что питомец в эти лета представляет уже рабочую силу.
К питомническому промыслу в Шлиссельбургском уезде прибегают около 1/10 всех крестьянских семей.
В Токсовской волости это число поднимается до 3/10, а в Матовской – до 2/5. Питомническим промыслом занимаются преимущественно захудалые семьи, наиболее же зажиточные сторонятся от него, не желая «брать греха на душу». Ниже приведена таблица, показывающая картину питомнического промысла в Шлиссельбургском уезде за 1885 г.
Прибыв на место назначения, кормилица-чухонка, прежде, всего прибивает на своей избе зеленую вывеску с надписью: «п. в. д.» (т. е. питомец Воспитательного дома), а где есть грудные питомцы, так, кроме того, и белые дощечки, что необходимо для удобнейшего надзора за питомцами, как со стороны врача, так и других лиц.
Смертность питомцев вошла в пословицу и выражается 75 % до годичного возраста. Любопытно, что среди русских крестьян Гдовского уезда питомнический промысел слывет под характерным названием «производство ангелов», вследствие громадной смертности питомцев.
Как и всякий промысел, питомничество развило около себя и барышничество билетами на получение платы за вскормление. Некоторые крестьяне, преимущественно торговцы и лавочники, промышляют тем, что дают вперед под эти билеты ссуды, за что взимают 33 % следуемой по билету платы. Таким образом ⅓ часть выплачиваемой Воспитательным домом ссуды попадает в руки барышников и только ⅓ идет в пользу тех домохозяев, которые взяли на себя вскормление питомцев.
Петербургские тряпичники
На Гутуевском острове, на взморье, возвышается грандиозная гора костей – высотою больше любого пятиэтажного здания в Петербурге. Взобравшись на эту гору, можно обозреть окрестности столицы: сперва видны финские болота, а дальше, на взморье, – рыбацкие тони, и, наконец, на самом горизонте – синева неба сливается с синевою воды. У подошвы горы, точно гномы, копошатся рабочие, которые лопатами накладывают кости на носилки и уносят их в помещение костеобжигательного завода, который обрабатывает ежегодно с лишком 1 000 000 пудов костей. Из этого количества Петербург и его окрестности доставляют 400 000 пудов, Москва – 100 000 пудов, и более 500 000 приходит из провинции, по системе Волги.
Костяной товар идет в Петербург и отчасти в Москву на костеобжигательные заводы. Костяные отбросы собираются по всей европейской России, но преимущественно по системам рек Волги, Оки и Камы. Оренбург и южнорусские степи также высылают значительное количество костей, и только далекая Сибирь не доставляет своих костей, так как привоз их обойдется дороже стоимости самого товара. Чтобы проследить костяной промысел в России, надо обратить внимание на конечную инстанцию этого промысла – костеобжигательный завод. Заметим, что лет 10 тому назад русская кость почти вся целиком шла за границу, и комиссионеры, сбывающие костяной товар, создали на костях миллионные состояния. Собирание костей организовано следующим образом. С открытием навигации по Волге и ее притокам ходит целая флотилия судов, которые и собирают накопленный за зиму костяной товар. Лето – самое горячее время для сбора костей. Обыкновенно по окончании посевов и до начала сенокоса крестьяне свободны. В это время многочисленные возы с костями тянутся к пристаням Волги, где кости и нагружаются в суда. Для сбора костей, начиная от Астрахани и до Рыбинска, в продолжение всего лета плавает до 40 судов с 200 рабочими. Нижний Новгород представляет собою центральную пристань, куда стекается кость. Здесь во время Новгородской ярмарки с маклаками заключаются условия на доставку костей. Кроме того, для закупки костяного товара имеются пристани в следующих городах: по Волге – Астрахань, Черный Яр, Царицын, Саратов, Вольск, Самара, Симбирск, Казань, Кострома, Ярославль и Рыбинск; по Каме – Оса, Пермь, Чистополь; по Белой – Уфа; по Оке – Касимов, Муром, Павлово. Ценность костей на местах сбыта чрезвычайно разнообразна. Очевидно, чем дальше от Петербурга, тем кость дешевле. В северных губерниях, как-то: в Архангельской, Вологодской, Новгородской за пуд костей платят от 5 до 10 копеек, а за тряпье – ½ копейки за фунт. В Оренбурге кость продается по 12 копеек за пуд. Принимая во внимание стоимость провоза, в Рыбинске костяной товар уже обходится по 40 копеек с пуда. Мелкая степная баранья кость – самая дешевая, оттого что, выветрившись, она потеряла свой жир. В Петербурге, на дворе костеобжигательного завода, имеется до 50 маленьких кладовых, над которыми металлическими буквами обозначены номера и фамилии столичных тряпичников-маклаков, которые складывают сюда костяной товар. Ежедневно на завод приходит от 20 до 30 возов костей.
Тряпичник
Первое действующее лицо, через руки которого проходят кости и тряпки, это – тряпичник.
Петербургских тряпичников можно разделить на две группы: одни, более зажиточные, ходят только по дворам «на крик» и скупают у обывателей столицы, преимущественно – кухарок, разные кухонные отбросы: кости, бутылки, жестяные коробки, тряпье и т. п.; другие, напротив того, исключительно бродят по мусорным ямам и навозным кучам, роются в них и добывают свой товар даром. Тряпичник последней категории – пропащий человек, пролетарий столицы, отребье общества. Роясь в грязи, он и сам грязен. Достаточно беглого взгляда на него, чтобы понять, как ему холодно и голодно. На его одежде – возле каждой дыры по заплате, как говорит русская пословица. Железный крюк о трех зубьях, насаженных на рукоятку, и просторный мешок – вот и все необходимые принадлежности тряпичника. Насбирав костей, тряпья, рваной бумаги и прочего мусора, тряпичник несет его своему собрату – маклаку-тряпичнику, который даже не взвешивает принесенный товар, а просто берет мешок с тряпьем в руку и «на глаз» определяет, сколько дать. Если слишком тяжело, так что трудно и поднять – платит копеек 30; если полегче весом – дает копеек 10–15.
Столичные тряпичники, скупающие тряпье, живут артелями от 15 до 25 человек у одного хозяина, которому они платят за стол и квартиру, т. е. за «угол», рублей 6 в месяц. Отправляясь по утрам на работу, тряпичник берет у хозяина рубля 2–3 денег для торговых оборотов. Каждый тряпичник имеет книжку, хранящуюся у хозяина, куда ежедневно вписывается, сколько он сдал товара, т. е. костей, тряпок, бутылок и т. п.
В столице существует даже целый квартал тряпичников. Так, например, у одного хозяина сгруппировано 6 артелей тряпичников, всего человек до ста. Во дворе – огромные каменные сараи для склада тряпья, которое свозят сюда тряпичники и на себе посредством двухколесной тележки, и на ломовиках – громоздкими возами. Сараи подразделены на номера, и каждый тряпичник имеет свой номер. Здесь же лежат огромные кучи старого железа и груды костей.
Гору ломаного железа сортируют: подковы – в одну сторону, гвозди – в другую, жестяные коробки – в третью и т. д. Сортировщики за работой до того поистреплют свои руки об железо, что на них появляется кровь. Во избежание этого надеваются на руки кожаные рукавицы или перчатки.
Еженедельно по воскресеньям на Толкучем рынке[35] бывает так называемый «развал», куда собираются тряпичники и татары-старьевщики со всего Петербурга. В это время фигурирует главным образом «голь перекатная» со всей столицы. Мастеровой и фабричный народ, свободный от работ, спешит тоже на «развал» за покупками дешевого товара.
Рано утром, часов в шесть, массивные железные ворота, ведущие на Толкучий рынок, еще заперты. Но вот мало-помалу к воротам стекаются тряпичники с огромными узлами на спине. Из ссудных касс подъезжают возы с просроченными вещами: пальто, брюками, сапогами и т. п.
Крупные торговцы тряпьем тоже посылают ломовиков с разным тряпьем и старыми сапогами.
Все это ни свет ни заря сосредоточивается у ворот Толкучего рынка[36] в ожидании, пока отворят ворота. Лишь только ворота отперли, разношерстная толпа хлынула во двор. Крик, шум, гам и толкотня. Каждый спешит занять себе место. Некоторые тряпичники бросают свои шапки на землю в знак того, что это место уже занято.
– Здесь занято!
– Занято!
Вот целая артель тряпичников, от одного хозяина, растянула на земле веревку, чтобы показать, что место занято. Сотни тряпичников выстроились на рынке в два ряда. Около каждого тряпичника, возле ног, на земле разложен незатейливый товар.