ЕБАНЫЙ ФРЭНСИС БЕГБИ снова в моей жизни, а я ищу БОЛЬНОГО.
Мы в LAX; взгляд иммиграционной крысы — долгий и обыскивающий: на меня, на паспорт, на меня, на паспорт. Это плохо. Означает, что ему надо что-то сказать.
— Как долго вы жили в Амстердаме?
— Время от времени, около пяти лет.
— И вы — менеджер в индустрии развлечений?
— Менеджер музыкантов, — признаю я, разочарованный отсутствием иронии в моем голосе. Я слежу за Конрадом, который через несколько будок от меня — дышит спокойно, его жирные пальцы потеют на детекторе отпечатков, как сосиски на горячей сковородке.
— Каких групп?
— Диджеев.
Он немного обмякает:
— Разве это не то же самое, что и управлять группой?
— Легче. Соло-музыканты. Нет оборудования, — отвечаю я, а потом думаю об исключениях к каждому ебаному правилу (ебаный неандерталец Юарт!), — резервы самолетов, перевозки и отели. Организация прессы. Война за издательские отчисления, война с промоутерами за гиги и деньги, — меня прорывает, пытаюсь остановиться и не сказать «и наркотики».
— Вы часто сюда летаете. Планируете переехать в США?
— Нет. Но у меня есть квартира в Санта-Монике. Выгоднее, чем отели. В Лос-Анджелесе и Вегасе я часто бываю по бизнесу. Один из моих музыкантов, — показываю на Конрада, который уже прошел и направляется к багажу, — у него резиденция в «Винн». Я всегда путешествую с ESTA и подал заявку на «гринкарту», — вдруг я думаю о Вики, улыбающуюся на пляже в солнечных лучах, — но даже когда ее получу, я не буду жить здесь постоянно.
Он смотрит на меня, будто не веря, что мое заявление на «гринкарту» примут.
— Дэвид Гетта — один из моих поручителей, — говорю я.
— Угу, — мрачно говорит он, а затем останавливается. — Почему вы не хотите жить тут постоянно?
— Может быть, по той же самой причине, что вы не хотите жить в Амстердаме? Мне нравится Америка, но она слишком американская, на мой взгляд. Я думаю, вы найдете Голландию слегка чересчур голландской.
Он тоскливо оттягивает нижнюю губу, снова возвращаясь в кататоническую скуку; загорается зеленый, я сканирую свой палец в тысячный раз, меня снова фотографируют. Штамп в паспорте и на таможне — я возвращаюсь на Землю Свободы.
Первое, что я делаю — в прямом смысле — когда я где-то приземляюсь, это донимаю барыгу. Все, у кого нет контактов, не должны быть в этом ебаном бизнесе. Я говорю им, что это для диджеев, но большинство этих скучных мудил не притрагиваются ни к чему, кроме гидропоники; мой современник, N-Sign — Карл Юарт, исключение, снова. Обычно я беру кокаин, чтобы вечеринка продолжалась. Все, что угодно, чтобы перестать напоминать себе, что я самый старый человек в клубе — если я не с N-Sing. Мне жаль старых диджеев, они заслуживают больших денег, выходя на это ритуальное унижению каждую ночь: парни, которые больше не танцуют, играют для людей, которые танцуют. Это причина, по которой я пытаюсь быть терпеливым с Карлом. Заказываю неофициальный райдер: каннабис, порошок МДМА и кокаин. Конрад выплевывает так много технического дерьма о разных шишках в мое ухо, что я передаю ему телефон.
— Дело сделано, — говорит он. — Где этот обнюханный бомж N-Sing? Почему ты мучаешься с ним?
— Прошлое, друг, — я пожимаю плечами. Нужно сказать Конраду, чтобы не совал свой нос в чужие дела, но боюсь того, что он пойдет по пути Ивана. И это очень даже его дело, ведь я вписываю Карла на его гиги прицепом.
Пока мы ждем наш багаж, приходит сообщение от мудилы: не Карла, а Бегби.
— Когда будешь в «Эмбра»?
Никогда не знаешь, иронизирует ли он или это дислексия.
— Хогманай. N-Sign играет.
— Не хотел бы ты со Спадом, Больным и Вторым Призером поучаствовать в арт-проекте? Я хочу отлить ваши головы.
— Не могу говорить за них, но на меня можешь рассчитывать. Видел Спада, надеюсь увидеть Больного на Хогманай.
— Забились. Можешь 3 янв?
— Да.
Конрад садится в «убер» до отеля, один, когда я объясняю, что встречусь с девушкой.
— Чувааак, — улыбается он.
Когда я возвращаюсь в квартиру, чтобы встретиться с Вики, она мне радуется, как и я ей. Думаю о Марианне и о том, что я, блять, сделал? Может быть, это то, что должно было случиться. Выйти из системы, чтобы двигаться дальше.
После ужина с ее друзьями Уиллоу и Мэттом, мы отправляемся домой и сразу залезаем в постель. Я чувствую какой-то шлепок, и Вики тоже, но останавливаемся всего на секунду, прежде, чем кончить. Обнаруживаем, что презерватив порвался. Скатился по стволу члена, заляпанный миксом спермы и густой менструальной крови; у нее были месячные. Я расслаблен, но, тем не менее, она собирается выпить «план Б».
— Хочу быть вдвойне уверена; я просто не подхожу на роль матери, — весело улыбается Вики.
Мы падаем обратно в кровать, и на короткую секунду я слышу ворчащий голос Марианны: «Я не трахаюсь с кем попало. Я не ебалась месяцами». Я не уверен в причастности к этому Больного. Но это заглушается признанием Вики.
— Так хорошо быть с тобой. Я встречалась с мальчиками, хорошими мальчиками, но мальчиками. Хорошо быть с мужчиной.
Я чувствую укол вины. Всегда наслаждался ребячеством, никогда не стремился к зрелости. Мужество на мне плохо сидит, мне нравится быть одетым во что-то другое. Но моя эйфория лопается: существует больше одного типа мужчин.
— Ты — самое лучшее, что случилось со мной за долгое-долгое время, — признаюсь я ей. Мы обмениваемся вау-взглядами; понимаем, что во что-то втягиваемся и от этого хорошо и приятно.
Потом, конечно же, мне нужно оставить ее. Когда я возвращаюсь в Эдинбург без спасительных таблеток, моя усталость становится пьяной и острой. К счастью, у Карла неплохой кокаин, и родная толпа вдохновила его на то, чтобы сыграть хороший сет на Хогманай. Кроме того — Марина, ее парень Трой, дергающийся Спад и веселый Гэвин Темперли теперь со мной, в главном боксе для гостей. Один — скелет, другой — толстый подонок. В другом боксе — мой старый приятель Рэб Биррелл со своим братом Билли, который раньше был боксером. Оба выглядят хорошо. Приятно снова видеть их.
Потом вечеринка, но я здесь ненадолго, не хочу слишком наебашиваться перед Мариной, поэтому извиняюсь и рано ухожу. Останавливаюсь в отеле и сплю, как убитый, до следующего дня. Потом иду в Лит, чутка выпиваю с отцом в честь Нового Года — он приготовил приветственное рагу.
После крепкого сна в отеле я рано встаю и отправляюсь на игру «Хибс». К моему удивлению, отстраненная команда доказывает, что клуб стал намного больше и играет на более профессиональном уровне, чем раньше. Приемная — в корпоративном отеле; теперь тут несколько ВИП-лож, а не одна.
— Просто дайте мне самый дорогой пакет, — говорю я женщине, которая смотрит на меня, как на клоуна.
— Но это для вас одного, верно?
Я понимаю, как жалко звучит, что ты без друзей.
— У меня тут встреча с мистером Уильямсоном, — додумываюсь я сказать в последний момент.
— Хорошо... Саймон Уильямсон? Группа из шестерых. Вы бы хотели присоединиться к ним за столом?
— Да.
Я расплачиваюсь «визой» и иду к ступенькам. Дойдя до довольно роскошной банкетной, я сразу же вижу Больного, который выглядит почти как раньше — кроме седых локонов. Он сидит, как оказывается, с Джусом Терри Лоусоном, все с такими же с кудрявыми волосами, и еще четырьмя молодыми ребятами. Я несколько мгновений пялюсь на Саймона Дэвида Уильямсона, царя ебарей квартала Банана Флэт. Да, он немного поседел, но выглядит хорошо. Пока я стою с открытым ртом, он неожиданно поворачивает голову. Недоверчиво пялится на меня, а потом встает и рычит:
— Какого хуя ты тут делаешь?!
— Я поговорить, друг, — говорю, кивая Терри. — Тез. Ты ни капли не изменился! — думаю, что прошло лет пятнадцать, вспомнив, что в последний раз я его видел, когда мы делали тот грязный фильм. Тогда с ним произошла ужасная ситуация, он повредил свой член.
— Ага, — улыбается он. Он точно знает, о чем я думаю, — сто процентов!
Мы обмениваемся любезностями еще какое-то время, но я чувствую раздражение Больного, который хватает меня за руку и отводит к бару. Когда мы туда подходим, я бросаю перед ним конверт. У него нулевая сдержанность, он моментально хватает его. Не стесняясь, заглядывает в него, пересчитывает, даже не пытаясь этого скрыть и держит его близко к груди. Переводит глаза с денег на меня, на людей поблизости — вылитая пародия на диккенсонсоновсккую скрытую алчность.
Наконец-то его взгляд останавливается на мне. Я уже успеваю забыть о боли, вопросах и обиде, которые в нем были всегда. С раненой, надувшейся гримасой пострадавшего, он заявляет:
— Ты кинул меня не один раз, а дважды. Деньги я могу простить, но ты украл мой фильм! Я вложил душу и сердце в тот фильм! Ты и та ебаная сука Никки, и та самодовольная шлюха Дайэн...
— Они меня тоже кинули. Я вернулся обратно в Голландию, поджав хвост.
— Я искал тебя там!
— Я знал, что ты притащишься, поэтому ненадолго уехал в Гаагу. Ну и уныло же там было.
— Очень, блять, умно, скажу я тебе! — шипит он и вновь смотрит в конверт. Он восхищен и не может даже скрыть этого: — Никогда не думал, что ты отплатишь мне.
— Там все. Ты мог бы поискать Никки и Дайэн, но я решил компенсировать и за них.
— Это так непохоже на тебя! Ты, должно быть, очень богат. Анонимные наркоманы работают только для богатых ублюдков, которые думают, что могут купить билет из страны несчастий, которую они же и создали! — этот пиздюк не растерял ни капли своей животной ярости.
— Ну, вот и все. Я могу и буду рад забрать это обратно...
— Ты можешь съебнуть!
— Хорошо, потому что это все — твое. Теперь ты можешь расширить «Коллег».
Его глаза выпучиваются, голос превращается в рык:
— Что ты знаешь о «Коллегах»?
Я решаю, что упоминать Марианну — не лучшая идея.
— Только то, что говорит впечатляющий сайт. «Амбициозные планы по расширению», — там сказано.