Женился на первой же пташке, которая раздвинула для него ноги, безжалостно резюмирует Уильямсон. В его смеющихся глазах, неуместно жестоких, в сжатых губах читается классическая история плохого полицейского.
— Если вам все равно, я предпочитаю стоять, — заявляет Уильямсон. — Сидеть плохо. Через пятьдесят лет мы будем смеяться над старыми фильмами, где люди сидят за столами, так же, как мы сейчас смеемся над курением в фильмах.
— Сядь, — повторяет плохой мент, указывая на стул.
Уильямсон опускается на корточки:
— Если вас волнует линия глаз или слышимость микрофона, так должно стать лучше. Так существо, известное, как Homo sapiens, естественно опускается; мы делаем это инстинктивно, будучи детьми, а потом нам говорят...
— Сядь на стул! — рявкает плохой мент.
Саймон Уильямсон смотрит на офицера, потом на стул, будто он электрический и создан для его казни:
— Пускай это будет на записи, то, что меня заставили сесть из-за устаревшего социального обычая, и это противоречит моему личному выбору, — говорит он напыщенно, прежде, чем сесть на стул.
Мои руки спокойны. Мои нервы спокойны. Даже на отходняках от кокаина и алкоголя я могу быть, блять, мужиком и функционировать. Я — высшая форма эволюции. Если бы у меня было образование, я был бы хирургом. И не выебывался бы с вонючими ногами. Я бы пересаживал сердца или даже мозги.
Пока плохой мусор агрессивно нападает, Уильямсон изучает реакцию его коллеги, чья ироничная и слегка презрительная улыбка говорит: мой друг дрочила, но что я могу поделать? Мы понимаем друг друга. Это один из вариантов сценки «Хороший коп — Плохой коп». Хороший мент — бочкообразный мужчина с черными волосами, который постоянно выглядит испуганным. Он удерживает ухмылку, глядя на Уильямсона, пока плохой мент продолжает:
— Так, ты был в Лондоне двадцать третьего июня?
— Да, это легко подтвердить. Есть телефонные звонки, наверное, транзакции из банкомата. И, конечно, ресторан на Пентонвиль Роуд. Скажите своим коллегам в полиции спросить Милос. Меня там хорошо знают, — улыбается он, начиная наслаждаться самим собой. — Я всегда передвигаюсь на метро, мой проездной должен подтвердить мои передвижения, и, конечно, моя невеста тоже... Так что случилось с Виктором Саймом?
— Он был твоим другом? — плохой мент чешет свою жидкую бородку.
— Я бы так не сказал.
— Ты часто фигурируешь в истории его звонков.
— Мы обсуждали вероятность совместного бизнеса, — заявляет Саймон Уильямсон, его голос теперь как у авторитетного бизнесмена, тратящего свое время на некомпетентных государственных служащих. — Я управляю уважаемым агентством знакомств и говорил с ним о возможности расширения в Эдинбурге.
Плохой мент, увидев, что Уильямсон демонстративно рассматривает его лицо, опускает руку:
— Так что, у вас не было совместных дел?
Саймон Уильямсон представляет, что у полицейского экзема в районе гениталий, и он тщеславно пытается преподать ее, как ЗППП в раздевалке полицейской команды по футболу. Ему забавно думать о чешуйках кожи в гнезде лобковых волос сотрудника правоохранительных органов.
— Нет.
— Почему?
— Откровенно говоря, стиль работы Сайма показался мне очень низким и подлым, и девушки, очевидно, были обычными проститутками — не то, чтобы я морально осуждаю, — спешно добавляет он, — но я искал для бизнеса моделей.
Плохой мент говорит:
— Ты знаешь, что проституция нелегальна?
Уильямсон смотрит на хорошего мента в поддельном изумлении, потом поворачивается к своему допрашивающему, терпеливо разговаривая с ним, как с ребенком:
— Конечно. Как я уже сказал, мы эскорт-агентство. Наши девочки, или, как мы их называем, партнеры, сопровождают бизнесменов на встречи и ужины, они проводят мероприятия и вечеринки. Это легальная рабочая сфера, которой я оперирую.
— С каких пор? Ты дважды появлялся в суде за аморальный заработок.
— Однажды, когда я был очень молодым, и зависел от героина. Мы с девушкой были в крайнем отчаянии, движимые волей этого ужасного наркотика. Второй раз — за предприятие, к которому я абсолютно не имею никакого...
— «Скайлар Хотел» в Финсбери Парк...
— «Скайлар Хотел» в Финсбери Парк. Случилось так, что я посещал это заведение, когда полиция проводила там расследование. Это была какая-то ерунда, сфабрикованное обвинение, и я был оправдан, как невиновный. Полностью оправдан. А еще это было более десяти лет назад.
— Значит, ты мистер Незапятнанный, — насмехается плохой мент.
Саймон Уильямсон позволяет себе очень громкий выдох:
— Смотри, я не буду оскорблять твой интеллект и требовать чего-то такого, но, как я сказал, мы — агентство, продающее эскорт-услуги. Проституция не связана с нами никак, и если одна из наших партнерш втянется в это, а мы узнаем, мы ее сразу уволим.
— Мы?
— Моя невеста сейчас — директор компании.
Приходит хороший мент, полностью поменяв акцент:
— Ты знаешь Дэниэла Мерфи?
Чтобы не казаться неправильным, Саймон Уильямсон пытается думать о великой несправедливости, которую Спад подкинул ему; концентрируясь о том, как он украл его любимую трикотажную кофту «Фэйр Айл», когда он еще жил в Банана Флэт. Но все, что он может — увидеть в своей голове улыбку Оур Вулли на лице молодого Спада, и чувствовать, как что-то в его сердце тает.
— Да, и пусть его душа покоится с миром. Старый друг.
Плохой мент спрашивает:
— Ты знаешь, как он умер?
Качая головой, Уильямсон сочиняет себя. Выражение неприкрытого горя было бы хорошим открытием, не паникуй. Я пытался спасти его.
— Вроде как, от болезни. Дэнни, Бог любил его, но он вел маргинальный образ жизни, к сожалению.
— Кто-то вырвал его почку. Он умер от осложнений, — огрызается плохой мент. Воздух в комнате, кажется, теряет половину кислорода.
— Я правда думаю, что мне стоит дождаться своего адвоката, прежде чем отвечать на следующие вопросы, — заявляет Уильямсон. — Я пытаюсь сотрудничать в качестве обеспокоенного гражданина, но...
— Ты можешь подождать, — перебивает его плохой мент, — но, наверное, увидишь преимущество в том, чтобы сотрудничать с нами неофициально, если не хочешь быть обвиненным в убийстве Виктора Сайма.
Он достает фотографию из пластиковой папки с отвратительным удовлетворением. На ней Сайм лежит в луже крови, которая, кажется, вытекла из множества ран; больше всего — из разреза в животе.
Потом плохой мент показывает ему более масштабированную фотографию и две темно-бордовые фасолеобразные штуки, кажется, торчат из впадин, в которых раньше были глаза Сайма. Похоже на отфотошопленный комикс. Уильямсон начинает смеяться.
— Это настоящее?
— О да, настоящее. Это его почки, — говорит плохой мент.
Уильямсон опускает фотографию. Чувствует, как рука дрожит. Знает, что плохой мент заметил это.
— Так, блять, неправильно, я знаю свои права...
— Ага, это ты так думаешь, — передразнивает плохой мент. — Окей, пойдем с нами.
Офицеры встают и уводят его через дверь в прилегающий коридор. На одной из сторон, сквозь одностороннее зеркало, Уильямсон видит пустую комнату, которую он только что покинул. На той стороне — идентичная комната. Но в ней, за столом, сидит зять, Юэн Маккоркиндейл. Опозоренный ортопед, кажется, за гранью кататонического состояния; будто у него была лоботомия.
— Он, в принципе, рассказал нам о твоем участии в удалении почки Дэниела Мерфи, — с грустным состраданием объявляет хороший мент. Он выглядит так, будто искренне взорвется в слезах из-за Уильямсона.
Но Уильямсон остается спокойным:
— Ага, — унизительно спрашивает он, — и что сказал?
Хороший мент неестественно кивает плохому менту, тот говорит:
— Что ты удалил почку под его наблюдением с другим мужчиной в антисанитарных условиях в Берлине.
Уильямсон отвечает с пренебрежением, офицеры полиции непрофессионально переключаются между очевидным гневом и конфузом:
— Под его наблюдением? — Уильямсон указывает на человека через зеркало. — Он, блять, на наркоте? Я не квалифицирован, чтобы удалять почки! Не знаю даже, где их, блять, найти! Я разве похож на хирурга?
Саймон Уильямсон откидывает голову назад, неприкрыто упиваясь своим представлением. Потом переводит взгляд с одного мента на другого, чувствуя их беспокойство. Он мягко говорит:
— Он доктор, — и снова указывает на зеркало, — и ебаный идиот. Так что сами додумайтесь.
Хороший мент берет все под контроль:
— Он сказал, Виктор Сайм его шантажировал секс-видеозаписью, чтобы он провел операцию...
— В это я могу поверить...
— ...но не смог удалить почку. Сказал, что ты удалил ее, с помощью видео на «Ютубе» и мужчины по имени Майки Форрестер...
— Теперь мы ныряем в мир фантазий, — фыркает Уильямсон.
— Разве, Саймон? Правда? — спрашивает хороший мент.
— Майки Форрестер? «Ютюб»-видео по удалению почки? На какой вы хуйне, ребята? — смеется Саймон Уильямсон, качая головой. — Это пиздец, как позабавит судей, когда попадет в суд!
Менты смотрят друг на друга. На взгляд Уильямсона, они испускают неподдельное отчаяние — взрослые мужчины играют в глупую детскую игру, в которую больше не верят. Но затем еще одно внезапное изменение курса ослепляет его, и лицо хорошего мента принимает оттенок уебка:
— Можешь объяснить депозит девяносто одной тысячи фунтов стерлингов, наличкой, на свой банковский аккаунт шестого января?
Уильямсон знает, что его лицо ничего не докажет, но внутри у него что-то умерло. Рентон. Меня прикончит ебаный Рентон.
— Откуда вы узнали о моих деньгах?
— Мы связались с твоим банком. Ты — участник расследования, так что они были обязаны дать нам знать о всех депозитах.
— Это пиздец, как возмутительно, — бомбит Уильямсон. — С каких нахуй пор банки, которые обманывают и эксплуатируют каждого гражданина в этой стране, стали... — он запинается. — Это была оплата за бизнес-сделку!