— Удовлетворение. Было бы это иначе, я бы этим не занимался.
— Вот как? Я слышала, что прежде чем врач станет хорошим врачом, он должен заполнить своими пациентами небольшое кладбище? Это так?
— Это так. И у меня это кладбище отнюдь не закрыто. Я не бог. И не всех можно спасти, даже если удалось донести до стола хирурга живыми.
— И каково это, чувствовать, что именно этого пациента не спасти?
— Вы действительно хотите знать, что чувствуешь, когда у вас на руках умирает человек? — тяжело посмотрел я ей в глаза. Иногда бестактность журналистов переходит всяческие разумные границы. — Вы маньячка, мисс Лейн?
— Простите, Брюс. Я сказала это, не подумав, — на миг стушевалась она под моим взглядом. Но лишь на миг. — А что вас сподвигло стать именно врачом? Ведь это совсем не легкий труд. И неблагодарный.
— Одна моя знакомая получила травму. У нее отказали ноги. Врачи развели руками. Сказали, что случай безнадежен. Я решил выучиться и оценить безнадежность случая сам.
— И как? Эта девушка. Она смогла снова ходить?
— Не знаю. Операцию я провел. Но с тех пор мы не виделись. Если ее отец еще не прострелил мне башку, значит хуже ей точно не стало.
— Цинично.
— Это профессиональное. Смиритесь.
— А как у вас с личной жизнью? Жена, девушка? Как к вашей работе относятся родители?
— Я не женат. Родители мертвы и похоронены. Давно.
— А девушка? Трудно представить, что при вашей внешности, которая буквально воплощенная мечта женщины, вы не пользуетесь популярностью.
— Нет. Девушки у меня тоже нет. Признаться честно, у меня пока что не хватает времени даже завести собаку. Не то, что начинать отношения.
— Но ваша работа, она хотя бы хорошо оплачивается?
— Не знаю. Я пока трачу деньги только на одежду и еду.
— А жилье?
— Госпиталь предоставляет мне служебную квартиру, в непосредственной близости от работы. Это удобно. Экономит массу времени.
— Вот как. А хобби? У вас есть хобби, Брюс?
— Мое хобби… Я учусь. Продолжаю учиться. Ежедневно в мире происходят открытия в области медицины. Тысячи ученых и докторов делятся своим опытом, проводя мастер-классы и публикуя материалы исследований. Я стараюсь не отстать. Это мое хобби.
— Спасибо, Брюс. И под конец, что бы вы могли сказать нашим читателям.
— Берегите здоровье. Не рискуйте им просто так. Собрать обратно, то что вы по глупости сломаете, не всегда может даже лучший хирург.
— Спасибо, Брюс. Мы закончили, — сказала она и выключила диктофон. — Надеюсь мы не отняли слишком много вашего времени?
— Вам повезло. Вы только испортили мне отдых. Если бы был пациент, нуждающийся в моей помощи, я послал бы вас к черту без разговоров. Прощайте, мисс Лейн.
— Прощайте, Брюс, — ответила она и, наконец, покинула мой кабинет.
— Какой неприятный тип, — услышал я, как она делится со своими коллегами впечатлениями, спускаясь по лестнице с моего этажа.
— Это не мешает ему спасать жизни, — заметил Кларк. Я следил за этой компашкой взглядом сквозь стены и перекрытия. Ничего сложного. Вообще, после человеческого организма остается очень мало сложных вещей в мире.
— Да, и оставаться лучшим хирургом Америки, — вздохнула Лейн. — Я навела о нем справки. Все именно так, как он и говорит: оперирует всех, кого ему привозят, за исключением случаев, когда операция вообще не нужна. Гений диагностики. Диагноз ставит точнее патологоанатома. И бывает проводит до пяти сложнейших операций в день. Это абсолютный рекорд для врача. В его личном деле говорится, что раньше он работал полевым хирургом при миссии ООН в Казнии, во время недавнего вооруженного конфликта там. Везде отзывы только крайне положительные.
— Видимо Супергерои носят не только трико, но и медицинские халаты? — пошутил Олсен. Вот только никто не засмеялся.
— Если бы не он, то в прошлой битве этих Суперов людей погибло бы вдвое больше. Так что твоя шутка, является шуткой только отчасти…
Дальше я слушать уже не стал. Ничего действительно важного они не накопали.
глава 4
Брюс прилетел, как и обещал, ровно через месяц после звонка. Прилетел он не как глава трансконтинентальной корпорации Брюс Уэйн. А как пассажир бизнес класса Брюс Уэйн, серый и неприметный однофамилец известного плэйбоя и миллиардера.
В таком же виде он и прибыл ко мне в кабинет.
Мы крепко пожали руки, и я последовал за ним. Все это молча. Насколько я понял за это время, нормально общаться с ним может только Альфред. Но тот и сам личность уникальная, так что претендовать на повторение его подвига я лично не берусь. А не можешь нормально поговорить — лучше помолчи.
Шли мы недолго. До припаркованной на стоянке госпиталя машины Брюса, видимо взятой им на прокат.
Четыре с половиной часа пути в полном молчании, и вот мы прибыли…куда-то.
Последний указатель на дороге, который я запомнил, был «Смоллвиль». Но сейчас мы были посреди какого-то поля.
Брюс вышел. Я вышел за ним размять ноги, пока он оправлялся у ближайших кустов.
Затем мы двинулись дальше, в одному ему ведомом направлении. Неожиданно за ближайшим холмом оказался вход в пещеру. Кто бы мог подумать — пещеры в полях Канзаса. Мистика. А значит будет интересно.
Уэйн достал фонарь и двинулся в темноту. Я за ним.
Петляли по этой пещерке долго. И пришли наконец к каким-то странным рисункам на стенах.
Брюс подошел к какому-то странному кругу с шестигранным пазом по центру.
— Это наследие родины Супермена, — сказал он и достал из кармана странный металлический шестигранник, совпадающий по форме с отверстием. — ОН сейчас не на Земле. Как минимум неделю Его не будет. Думаю, ты можешь попытаться принять это наследие. Как он мне рассказывал, тут заложено знание языка его родины и кое-какие знания. Вся основная информация хранится в Его Крепости Уединения. Туда у меня доступа нет, — он передал шестигранник мне.
Дополнительных объяснений не требовалось. Шестигранник в руке, шестигранная дырка в стене. С выводом справится и обезьяна.
Я вставил железку в дырку. Ударил белый луч в грудь, дальнейшее я помню плохо. Примерно полчаса объективного времени.
Потом луч погас. Шестигранник вернулся ко мне в руку.
— Ты в порядке?
— Относительно, — признался я. Он кивнул. Я вернул ему железку, и мы отправились в обратный путь.
В эту ночь я спал. Впервые в этой жизни мой мозг утомился настолько, что ему потребовался сон. Мне не снилось ничего. Просто глубокий спокойный сон.
На следующий день снова сложная операция, а после нее греться на солнце. Это была настоятельная потребность. Просто физическая ломка. Раньше такого не было. Как и сна.
Я запер дверь изнутри и распахнул окно. Скинул верхнюю одежду, оставив только больничные штаны, и отдался солнечным лучам.
В тот день провел еще одну операцию и взял отгул на следующие трое суток.
Все это время я пробегал вслед за солнцем. Как в тот раз, после библиотечного запоя прошлого года.
Только на четвертый день смог слегка успокоиться и вернуться к работе.
Еще через три дня в новостях снова отсветился Супермен.
А в моей операционной начали появляться стопроцентно не Земные технологии.
Брюс слегка преуменьшил, когда говорил, что в том рисунке находится язык Криптона. На самом деле там были все языки известные Криптону.
А он был цивилизацией вышедшей в дальний космос. И языков этих было очень много.
И спецификации к этой поступающей технике шли на языке цивилизаций ее создавших.
Также мне начали приходить посылки от «Уэйна Б.» в которых содержались информационные кристаллы. Также не Земные. Со знаниями по биологии и микробиологии.
Это было интересно. Посылки приходили по одной в три дня. И этих дней мне как раз хватало, чтобы освоить находящиеся там знания, не отрываясь от работы.
Чтобы разобраться во всем этом пришлось подтягивать свою грамотность в физике, химии и других смежных науках. Учеба продолжалась.
Новая техника сильно расширила мои возможности. Безнадежных случаев стало меньше. Это радовало.
Жизнь снова входила в колею.
Пока однажды не раздался звонок от находящейся в панике Ванессы. Джонни попал в аварию и находится в реанимации в тяжелом состоянии. Кому еще звонить она не знала. Они простые люди и ни денег, ни связей не имеют. Фактически этот звонок был жестом отчаяния.
Через минуту я уже был в Готэме и требовал от Ванессы сказать, в какую больницу его доставили.
Имя. Как выяснилось, что за этот год я сделал себе в определенных кругах имя.
В этой больнице кто такой Брюс Бизаро слышали. И стоило мне представиться, как все двери этого учреждения для меня мгновенно открылись. От меня попросили только одного: возможности у меня подучиться. Еще недавно я сам просился в ученики к любому, кто согласится меня учить. А сегодня просятся уже ко мне.
Джонни был плох. Тяжелая черепно-мозговая травма и множество переломов. В том числе поврежденная шея.
Транспортировке он не подлежал. Была опасность не довезти живым. Пришлось оперировать прямо там.
Оказывается я разбаловался и уже отвык от плохих условий работы. Оснащение моей операционной и этой отличались как истребитель и велосипед.
Это была тяжелейшая операция за прошедший год. Тяжелейшая потому, что приходилось заменять привычную уже аппаратуру собственными способностями и мастерством. Было очень трудно. Дважды у него останавливалось сердце и дважды я запускал его снова.
Я циник. Это профессиональная реакция врачей на огромную психологическую нагрузку, валящуюся на них каждый день. Но пустые глаза Ванессы были для меня невыносимы. И я продолжал биться со смертью, даже когда все остальные ассистирующие мне хирурги готовы были сдаться.
Победа осталась за мной в этот раз. Но я не обольщался. Не всегда упорство может одержать верх. Не каждого можно спасти.
Я приходил в эту клинику каждый день проверять состояние Джонни и корректировать лечение. Свою работу, впрочем не бросая.