Корабль «Король Вильгельм» поразил царя размерами и мощью — на нём было установлено сто шесть медных пушек, а экипаж насчитывал семьсот матросов.
Побывали ещё на трёх таких же мощных кораблях: команды дружно приветствовали Петра, а после полудня вся эскадра окуталась пороховым дымом: по приказу адмирала был дан салют в честь государя России!
На другой день эскадра вышла из гавани и направилась к острову Уайт, но манёвры в тот день не состоялись из-за полного штиля. Зато капитаны кораблей вечером устроили в честь царя весёлую пирушку. За разговорами Петра особенно поразил здоровенный верзила-капитан, признавшийся, что он знает кузнечное дело и даже имеет небольшую кузню на своём корабле. Сам опытный кузнец, Пётр, посетив тот корабль, осмотрел кузню первым делом.
Наконец 24 марта подул ост-зюйд. Корабли подняли якоря и вошли в Спитхэдский пролив, где и разыграли примерную морскую баталию, став линиями против друг друга и открыв такой крепкий огонь, что весь пролив затянуло пороховым дымом. Царь был в восхищении от манёвров и снова сказал Митчеллу, что хотел бы быть больше английским адмиралом, чем русским царём.
Конечно, адмиралом быть проще, чем государем. В этом Пётр вскоре и убедился по возвращении из Портсмута!
На обратном пути он посетил королевский дворец в Виндзоре и любимую загородную резиденцию Вильгельма III в Гамптон-Корте. Поскольку возможна была и встреча с королём, царь отправил своих шумных волонтёров в Дептфорд, а при себе оставил только Брюса как переводчика и человека знатной породы.
В Виндзоре они посетили капеллу Святого Георгия, где происходило посвящение в кавалеры высшего английского ордена — ордена Подвязки.
— Что ж, Яков, вернёмся в Россию и свой кавалерский орден учредим — имени Андрея Первозванного! Как знать, может, и ты станешь кавалером того ордена!
(Когда они, молодые и весёлые, восхищались Виндзором и вели разговор об орденах, оба и не ведали, что Пётр I сам станет кавалером ордена Андрея Первозванного после морской виктории на Неве, а на Брюса возложат сей орден после Полтавской баталии.)
Осмотрев по пути замок Гамптон-Корт, 27 марта Пётр и Брюс вернулись в Дептфорд, где их ждало тревожное известие о кончине испанского короля Карла II. Весть эта оказалась тогда ложной, король Испании прожил ещё два года, но Пётр встревожился и отписал в Москву думному дьяку Виниусу: «А что по его смерти (если то правда) будет, о том ваша милость сам знаешь». Путешественник-корабел был не наивен и предвидел войну за испанское наследство.
Пришлось заняться вопросами большой политики. 2 апреля царь посетил заседание британского парламента. В тот день Палата лордов и Палата общин заседали совместно, поскольку король «проталкивал» важный билль о поземельном налоге, который как раз и должен был подготовить английскую армию и флот к войне.
Пётр не хотел являться в парламент официально, и ему устроили инкогнито через слуховое окно у потолка. Как не без насмешки сообщал в Вену австрийский посол, внимательно следивший за пребыванием московского союзника в Англии: «В прошлую субботу король появился в парламенте и среди различных отдельных биллей пропустил билль о поземельном налоге в 10 миллионов рейхс-гульденов. Царь московский, не видевший ещё до тех пор собрание парламента, находился на крыше здания и смотрел на церемонию через небольшое окно. Это дало кому-то повод сказать, что он видел редчайшую вещь на свете, именно: короля на троне и императора (так называют здесь Петра) на крыше».
Но, возможно, с крыши-то виднее: Пётр I уже понимал, что все его призывы к Вильгельму воевать с неверными остаются втуне, — король готовился к великой войне с Францией за испанское наследство. А на обратном пути из Англии, находясь в Голландии, Пётр узнал, что король столь гостеприимно принимавший его в Англии, тайно через своего посла в Константинополе лорда Пэджета, выступает посредником в мирных переговорах Габсбургов с турецким султаном.
Политика и впрямь была грязным делом. Гораздо приятнее было общаться со звёздами. Пятого и шестого апреля Пётр и Яков Брюс совершили две поездки в Гринвич.
Джон Флемстид, главный королевский астроном и директор Гринвича, принял гостей очень любезно, провёл в обсерваторию, сам дал пояснения к карте звёздного неба. Делал это Флемстид толково и со знанием дела — ведь он был автором знаменитого звёздного каталога!
— Обратите внимание, ваше величество, созвездие Лебедь похоже на крест, Лира — на слабо очерченный звёздный параллелограмм, Персей — на циркуль.
— Геометрия созвездий, а? — от души удивлялся Пётр.
— Не только геометрия, но и история, ваше величество. К примеру, созвездие Волосы Вероники названо в честь жены египетского фараона Птолемея III Эвергета, а Лев вместе с Девой напоминают сфинкса.
— А в очертаниях иных созвездий, например, в звёздах Гидры, проглядывают и атрибуты царской власти — корона, плеть и скипетр! — поддержал хозяина другой его гость, Джон Колсун.
— Эх, Яков, Яков! Читать бы нам звёзды в Гринвиче, а не сидеть в тёмной Москве! — вырвалось у Петра.
— За чем же дело, ваше величество! — растрогался хозяин простодушию высокого гостя. — Профессор Колсун может дать господину Брюсу уроки и математики, и астрономии, и географии!
— Так, профессор? — встрепенулся Пётр.
— Конечно, ваше величество! Сеять просвещение — моё дело! Господин Брюс может даже жить и столоваться в моём лондонском доме! — почтительно склонил голову Колсун.
— Ну, а мне, значит, одному в тёмную Москву, где мои бояре смотрят на звёзды, как на ночную сказку! — Пётр вздохнул.
— Почему одному, ваше величество! Я выполнил вашу просьбу и на ужин пригласил молодого математика, профессора Андрея Фарварсона. Он согласен оставить Абердинский университет в Шотландии и попробовать себя в другом месте! Что ж, молодым все дороги открыты! — Флемстид так и источал доброжелательность.
Андрей Фарварсон, рослый рыжеволосый шотландец, сначала было стеснялся знатных гостей. Но за столом разговорился и высказал такие познания не только в математике, но и в географии, и в навигацком деле, что у Петра вырвался дружелюбный вопрос:
— А не может ли господин профессор отправиться по приглашению в Россию и открыть в Москве Навигацкую школу?
— Могу! — твёрдо сказал шотландец. — Только позвольте, ваше величество, взять мне в Россию двух ассистентов.
— Яков, поручаю это тебе! Оставлю тебя в Лондоне учиться у господина Колсуна математике и картографии, а ты на кораблях через Архангельск отправишь в Россию господина Фарварсона и его помощников. Мне Навигацкая школа для флота вот как потребна! — Пётр принимал решения быстро.
Так и получилось: когда царь отплыл с волонтёрами из Англии, Брюс переселился в тихий особняк профессора Колсуна в Блумсбери. Правда, он успел поприсутствовать, как доверенное лицо Петра, при его прощальном визите к королю Вильгельму III в Кенсингтонский дворец 13 апреля 1698 года. Прощание было дипломатичное: Петру уже стало известно, что в Лондон прибыл секретарь английского посла в Константинополе лорда Пэджета с письмом от турецкого султана, который просит об английском мирном посредничестве на переговорах с Веной. Король в ответ на слова Петра, что ещё не время заключать такой мир, стал говорить: война Габсбургов с турками длится уже 16 лет и для общего блага стоит принять турецкие предложения, ведь султан согласен оставить за союзниками все завоёванные ими земли.
— Вы сохраните за собой Азов и выход к морю! Что ещё вам нужно на первых порах? — Вильгельм лукаво поглядывал на разгорячённого Петра.
Впрочем, за лукавым добродушием короля крылось и беспокойство: а не отправится ли энергичный московит из Лондона прямо в Париж? Вильгельм даже зачитал Петру депешу от своего посла во Франции лорда Портланда, из коего становилось ясно, что в Париже царя особенно не ждут.
— Я не советую вам возвращаться обратно и через Швецию, ведь шведы прямые союзники Людовика XIV! Мой вам совет: взять курс домой морем через Архангельск. Я отправлю сопровождать ваше величество целую эскадру во главе с вашим старым другом адмиралом Митчеллом! — внезапно предложил король. Он очень хотел, чтобы Англия была последней европейской страной, которую посетил русский царь.
Но Пётр в Великом посольстве обучался не только корабельному искусству, но и дипломатии. Он улыбнулся и твёрдо сказал, что он дал слово императору Леопольду навестить его в Вене, да и в союзной Венеции тоже обещался быть.
— Я от своих обещаний отказываться не привык! И за спиной союзников ни в какие игры не играю! — В словах Петра звучала поистине царская гордость.
Брюс уловил при переводе, что Вильгельм III слегка смешался.
Но в остальном царь и король расстались вполне дружественно, хотя с той поры Вильгельм III и перестал для Петра I быть героем и защитником всех христианских народов.
Впрочем, если союз с королём и не вышел, но связи с лондонским Сити куда как расширились. Пётр уже точно знал, что за спиной и маркиза Кармартена, и его отца герцога Лидса стоит могущественная Восточно-Индийская компания, которая и выдала ему аванс в 12 тысяч фунтов стерлингов за табачную монополию. На эти деньги легко расплатились в Лондоне с долгами, завербовали шестьдесят первоклассных корабелов, инженеров и даже профессора с двумя ассистентами. Посему, после прощального визита к королю Пётр и Брюс нанесли прощальный визит и герцогу Лидсу в его загородном поместье Вимблетоне, что в четырёх милях от Лондона. А на обратном пути Пётр неожиданно приказал Брюсу снова завернуть в Тауэр на Монетный двор.
— Останешься в Лондоне, Яков, про Монетный двор в Тауэре не забывай. Почитаю, он лучший в Европе, до тех пор, конечно, пока мы не открыли свой, в Москве. И ты станешь в нём таким же правителем, как сэр Ньютон! — напутствовал Пётр Брюса при расставании.
На следующий день царская яхта снялась с якоря — поплыла вниз по Темзе. Брюс остался в Лондоне. Для обучения математике, на покупку астрономических и математических инструментов и на прочие расходы ему была оставлена довольно крупная сумма — двести восемьдесят девять золотых гиней да ещё сто гиней на обратную дорогу.