— Слушаемся, ваше высокопревосходительство! — ухмыльнулся мой напарник, ловко распуская завязки тюка. — Так, поручик, это, кажется, ваше, — сунув внутрь руку, Виктор извлек на свет аккуратно сложенные синие брюки-чакчиры и протянул их мне. — Это тоже ваше, — за штанами последовала расшитая белыми шнурами куртка-доломан — синяя же, с голубыми воротником и обшлагами.
Приборным металлом «моего» полка — Гродненского гусарского — считалось серебро, но ни одной серебряной детали костюм не содержал — и отнюдь не из-за скупости портного. Ag[8] — единственный химический элемент, на перенос которого из потока в поток у времени аллергия. Или у Машины, не знаю — да и никто толком не знает. До грамма — еще переварит, а больше — выплюнет, вместе с тобой. Никаких серебряных вещиц на миссии — об этом Панкратов меня сразу предупредил. Впрочем, подобных у меня и не водилось — а вот Ольга носила серебряное колечко и цепочку с кулоном…
Так, при чем тут снова Ольга? Довольно о ней! Сейчас у меня иные заботы!
Минут через пять, полностью экипированный — вплоть до кивера, ташки, сабли на боку — и даже в серых походных рейтузах, надетых поверх чакчир (там, куда мы направляемся, погода ожидалась студеной), я окликнул Полину. Виктор успел переоблачиться раньше меня и к моменту, когда я закончил, уже давно щеголял в украшенном аксельбантом белом мундире с алым воротником и черной шляпе-треуголке с пышным белым султаном из перьев. Ну и при шпаге, разумеется.
— Готовы? — быстро повернулась к нам девушка. — О, какие красавцы — заглядеться и пропасть! Ладно, к делу! — она достала из сумочки смартфон, включила камеру и развернула гаджет экраном к нам. — Традиционное включение! Поехали! Представьтесь на камеру!
— Виктор Панкратов, четвертая степень посвящения, — проговорил мой напарник.
— Игорь Одинцов, третья степень посвящения, — в свою очередь назвался я — новый градус мне присвоил Эф Эф перед самым выездом на миссию.
— Представитель группы обеспечения Белоголовцева Полина, третья степень посвящения, — отрекомендовалась последней сама девушка — держась при этом «за кадром». — Мы находимся в городе Борисов, Минская область, Белоруссия. Точка старта… — она назвала сегодняшнюю дату. — Точка заброски — 13 ноября 1812 года. Готовы выслушать заключительное напутствие.
Экран в руках Полины мигнул, и на нем появилось добродушное лицо Анатолия Сергеевича, Гроссмейстера.
— Добрый вечер, коллеги! — с теплой улыбкой приветствовал нас глава Ордена. — Растекаться мысью по древу не стану. Я видел вашу подготовку, придраться не к чему. Осталось пойти — и сделать дело. Удачи, ребята! Ради лучшего будущего!
— Ради лучшего будущего, — эхом отозвались Виктор и Полина. Опоздав лишь самую малость, поспешно присоединился к их дуэту, превратив его в трио, и я.
Экран смартфона погас — Гроссмейстер в штаб-квартире отключился.
— Шеф сегодня и в самом деле немногословен, — хмыкнул Панкратов. — Что ж, тем лучше: не люблю долгих проводов. Ну что, пошли? — обернулся он ко мне.
Я собирался ответить — может быть, даже ввернуть какую-нибудь уместную шуточку — но внутри у меня внезапно все затрепетало, дыхание сперло, и единственное, на что меня хватило, был короткий кивок султаном кивера.
— Не дрейфь, Игорек, — усмехнулся Виктор, без труда поняв мое состояние. — Все путем!
— Я и не дрейфю… Не дрейфлю… Не боюсь, короче! — рассердившись на самого себя за выказанную слабость — и тем самым малость взбодрившись — кое-как выговорил я.
— Ну и правильно, — кивнул мой напарник. — Полинка, пока!
— До встречи в текущем потоке, — выдала девушка, должно быть, какую-то расхожую формулу — словно спрятавшись за ней. Выглядела дочка Эф Эф взволнованной — пожалуй, не менее моего.
— До встречи! — неимоверным усилием заставив свой голос звучать более-менее ровно, махнул ей рукой я.
— До встречи, — повторила за мной Полина и слова, и жест.
Подхватив с двух сторон еще неразобранный тюк с вещами, мы с Панкратовым направились к «толстовскому» дубу — стартовать в прошлое нам предстояло из-под его густой сени.
Глава 12
Окрестности г. Борисов, 13 (25) ноября 1812 года
3848-е санкционированное вмешательство в поток времени
Дуб здесь уже рос.
Тоненький, серенький, кривенький, на фоне окружавших его стройных красавиц-берез он смотрелся этаким гадким утенком. Местные бы, правда, такого сравнения не поняли — одноименная сказка Андерсена будет написана только лет через тридцать, а на русский язык переведена и того позднее…
Почти у самого дуба, на заснеженной опушке, возле оставленной каким-то забывчивым крестьянином копны подмерзшего сена стояли две оседланные лошади. Былых своих седоков — русского драгуна и французского конного егеря — они потеряли в недавнем сражении за Борисов, после чего, похоже, заключили между собой сепаратное перемирие. Уроборос знает, как этих Сивок-Бурок занесло сюда, на правый берег Березины, важно было лишь, что они оказались именно там, где и рассчитывал Орден.
Обменявшись взглядами, мы с Виктором медленно двинулись к разворошенной копне по неглубокому снегу. Привыкшие к людям и хорошо обученные, лошади беспрепятственно подпустили нас к себе и послушно позволили взять себя под уздцы. Трофеи мы с напарником распределили заранее. Панкратову досталась более рослая, драгунская вороная, мне — гнедая егерская, помельче, но, должно быть, весьма быстроногая.
Первым делом наших «саврасок» следовало переседлать: конская сбруя — такая же униформа, как и мундир всадника. Конечно, в походных условиях любое несоответствие без особого труда можно объяснить, но ведь всяко лучше, чтобы лишних вопросов не возникало вовсе?
Ласково потрепав свою лошадь по шее, я водрузил ей на спину заготовленный потник, сверху которого поставил ленчик[9] (гусарское седло именно ставится, а не кладется, как это принято в тяжелой кавалерии). Затянул подпругу и два других ремня. К передней луке прикрепил черные кожаные ольстры — сумы для пистолетов. Как положено, сложив вчетверо, уложил на ленчик попону, к задней луке привесил аркан из толстой пеньки. Ну и, наконец, накрыл седло вальтрапом — широкой суконной накидкой под цвет моего собственного мундира, синей с голубой отделкой — геометрическим узором по краю и крупным вензелем Императора Александра I.
Осталось зарядить пистолеты — что я и проделал со всей возможной аккуратностью — и разместить их в ольстрах.
Как обычно, Виктор управился быстрее меня, и некоторое время, скрестив руки на груди, оценивающе наблюдал за моими действиями — не делая, впрочем, никаких замечаний. Едва же я закончил, не теряя времени скомандовал:
— Ну, по коням!
Я проворно вскочил в седло.
— Крепость там, — указал направление — вообще-то, прекрасно известное нам обоим — мой напарник. — Значит, еще раз. С патрулем и, потом, с самим Чичаговым, говорить стану я. Твоя задача — пучить глаза, демонстрировать бравую выправку — ну и, главное — когда дело будет сделано, активировать гранату.
— Я помню, — невольно ежась — похоже, не зря французы жаловались на русский мороз — ответил я.
— Что ж, тогда — вперед. Рысью, марш! — велел Панкратов, и мы тронулись в путь.
Как и ожидалось, минут через пятнадцать неспешной скачки мы наткнулись на сторожевой пост.
— А ну, стой! Кто такие?! — грозно донеслось из-за заснеженных кустов. — Говори лозунг!
— Бобруйск, — отозвался Виктор урочным словом, после чего представился: — Флигель-адъютант Свиты Его Императорского Величества Шварценеггер с пакетом для его высокопревосходительства адмирала Чичагова!
— Штабс-ротмистр Ковальский, — в сопровождении двух пеших солдат на дорогу выехал довольно молодой — на вид чуть старше меня — офицер. Форма на нем была уланская — темно-синий, с красными лацканами на куртке и лампасами на панталонах, мундир и высокая шапка-«конфедератка» с четырехугольной тульей. — Я провожу вас к главнокомандующему, — молодцевато приложив два пальца к козырьку, заявил он.
— Добро, ротмистр, — величаво кивнул Виктор с высоты своего чина.
Оставив позади пост, мы двинулись утоптанной тропкой. По левую ее сторону скоро начался глубокий каменистый овраг, по правую неизменно стоял давно нам знакомый березняк. Доброволец-провожатый ехал впереди, Панкратов — за ним, я нашу небольшую колонну замыкал.
До крепости по моим расчетам оставалось еще не менее версты, когда Ковальский вдруг остановился и развернул коня поперек дороги.
— В чем дело? — каким-то странным тоном поинтересовался у него Виктор, вынужденный придержать свою вороную.
В этот момент я поравнялся с напарником — и увидел, что именно заставило голос Панкратова измениться: в руке штабс-ротмистр держал пистолет, ствол которого был направлен точнехонько в грудь моему товарищу.
Спина моя похолодела. Почти машинально я потянулся к седельной кобуре.
— Не надо, поручик, — будто сам собой вынырнув из ольстры, второй пистолет Ковальского выцелил уже меня. — Не вмешивайтесь! Это только наше дело — мое и господина адъютанта!
— Извольте объясниться, ротмистр! — сделав мне короткий успокаивающий жест — все, мол, под контролем — сердито рыкнул Панкратов на проводника.
— Вы не узнаете меня, господин адъютант? — вызывающе поинтересовался на это Ковальский. — Полагаю, нет, — не дав Виктору вставить ни слова, сам же и ответил улан. — Разумеется, сколько лет прошло! А может статься, вы и вовсе меня тогда не видели, а я вот вас прекрасно рассмотрел — и на всю жизнь запомнил! Благо, годы ничуть вас не изменили!
— О чем вы? — хмуро спросил Панкратов.
Ровным счетом ничего не понимал и я.
— Отец рассказывал мне о таких как вы — тех, кто приходит через долгие годы, нисколько не постарев. О продавших душу нечистому! — с каждым словом все более заводясь, выговорил штабс-ротмистр. — В тот роковой день он не признал в вас слугу Сатаны, за что поплатился жизнью. Но теперь и ваш час пробил!