Более того, осталось непонятным, откуда вообще был произведен выстрел: от любой возможной точки расположения стрелка дистанция для пистолета — да даже и для ружья — была слишком большой. Сразу после этого случая Пушкин с семьей уехали из Петербурга. Некоторые выражаются резче: сбежали. Но от судьбы не убежишь. В дороге у поэта открылась та самая рана в плече. Оставленная без должного ухода, она воспалилась — и произошло заражение. Меры снова не были приняты вовремя, а когда Пушкин попал в руки квалифицированного врача, было уже поздно. 29 января поэт скончался.
Вот как, значит? Я прикрыл глаза, старательно концентрируясь на ускользающей мысли. Стреляла Полина из своего карабина — тут сомневаться не приходится. Получается, она осталась в 1837-м — как минимум, на день — и решила все же исполнить миссию. На первый взгляд, не преуспела — выстрел пришлось делать издалека, да еще эта история со скользким льдом… Моя напарница промахнулась, сумев лишь легко ранить везунчика-Пушкина. Но, как верно заметил жандарм, от судьбы не убежишь. Или, выражаясь научным языком, поток времени — субстанция весьма инертная. Суждено было поэту умереть в конце января — он и умер…
— На случай, если вам это интересно, ваше превосходительство… — не столько передразнивая собеседника, сколько просто идя по проторенной им дорожке, проговорил я, открыв глаза. — Вчерашнее счастливое спасение Императора в потоке никак не закреплено. Ежели все пойдет само собой — в ближайшее время он все равно должен умереть. Хотите переиграть судьбу — усильте бдительность.
— Уже сделано, — кивнул Осип Фомич. — Государь находится под лучшим присмотром из возможных. И да, я понимаю, что даже это не дает нам гарантий — но как верноподданный сделаю для безопасности Его Величества все, что смогу… А как товарищ Гроссмейстера Ордена — постараюсь помочь вам.
— Очистите меня от обвинений в попытке цареубийства? — уточнил я.
— Это само собой. Но главное — попробую вернуть вас в ваше время. Да, это возможно, — быстро добавил он, упреждая мои скороспелые вопросы — в порыве немедленно их задать я даже приподнялся на своих подушках, забыв о боли. — И нет, обещать я пока ничего не могу. Но, как уже упоминал, казусы, подобные вашему, в анналах Ордена зафиксированы. Некоторые из них удалось разрешить благополучно, хотя и не все. Так-то ясно, что нужно делать… Но, как говорят французы, le bon Dieu est dans le détail[15]…
* **
— Так или иначе, это не вопрос нескольких дней, — заметил Осип Фомич. — Для организации переноса вас потребуется доставить в Москву, поближе к Машине. Но, во-первых, придется подождать, пока заживут ваши раны…
— Не нужно ждать, я готов ехать! — горячо заявил я, порываясь сесть, но осуществить этого простого движения не смог. Пришлось сделать вид, что и не собирался.
— А во-вторых, что куда важнее, пока не завершено следствие, забрать вас из Петербурга я не вправе, — не обращая никакого внимания на мои дерганья, размеренно продолжил генерал. — Перевести из обвиняемых в разряд свидетелей — это одно, но вовсе вырвать из дела… Слишком рискованно. Да и не нужно. Ваше нынешнее состояние всяко не располагает к переезду.
— Понятно… — пробормотал я, решив до поры смириться. — А Полину… Ну, мою напарницу, — уверенности, называл ли я ранее жандарму настоящее имя девушки, у меня не было. — Ее вы тоже сможете вернуть в будущее?
— Из 1837 года? — саркастически усмехнулся Осип Фомич. — Разве что она также прибудет сюда, в 1881-й. Подобно вам, напрямик — ну или, так сказать, своим ходом, за годом год… Сколько ей в таком случае исполнится нынче?
«На автомате» я попытался подсчитать, но цифры в голове безнадежно перемешались.
— На миссию она пошла в восемнадцать, — это все, что смог я пояснить.
— Значит, теперь ей около шестидесяти лет, — «обрадовал» меня генерал. — Небось, внуков воспитывает… Шучу, — поспешил он, однако, заметить тут же. — Наиболее вероятно, что ваша напарница эвакуирована в штатном порядке. Если бы сбой касался вас обоих — скорее всего мы бы и ее увидели на Екатерининском канале. Впрочем, тут мы с вами можем лишь строить предположения — в той или иной степени обоснованные. Так что лучше вернемся к вашей собственной судьбе — с ней все пока куда более прозрачно. Скажите, в вашем веке Машина все еще находится в подвале Сухаревой башни?
— Сухаревой башни? — нахмурившись, переспросил я.
— Сухарева башня в Москве. Там Машина стояла с времен Якова Брюса, — уточнил жандарм. — Место надежное, находится под монаршим патронажем, никому чужому не подступиться — ни в каких чинах…
— Нет, — выговорил я. — Башню снесли… снесут в XX веке. Наверное, тогда Машину и перевезли. Я точно не знаю, как-то не интересовался этой темой…
— И где же она теперь? Вернее, потом?
— В районе Волоколамки… — ответил я — все же после некоторых колебаний. Секрет, конечно, еще тот, но все же…
— Машина не в Москве? — удивился мой собеседник. — В уездном городе Волоколамске?
— Нет. В Москве. На Волоколамском шоссе. Ну, на тракте. Это часть Москвы. Будет. В районе метро «Тушинская». Метро — это такая подземная железная дорога.
— Метрополитен? — уточнил генерал. — Как же, слыхал: в Лондоне такой уже есть и, вроде бы, в Северо-Американских Соединенных Штатах… На карте сможете показать? — спросил он затем.
— Думаю, смогу…
* **
— О, да это аж за усадьбой Покровское-Глебово! — присвистнул Осип Фомич, когда после долгих поисков я наконец ткнул пальцем в некую область на принесенном по его приказу топографическом плане. — Разрослась Первопрестольная! Вот так и понимаешь, что скрывается за нашим «ради лучшего будущего»… — восхищенно проговорил он. — Велико ли здание, где стоит Машина? — спросил уже с прежней деловитостью.
— Весьма велико, — подтвердил я. — Там, по сути, целый квартал занят штаб-квартирой.
— А вот это уже не очень хорошо, — помрачнел жандарм. — Чтобы вернуть вас в будущее, нам придется синхронизировать работу обеих Машин — нашей, и той, в веке XXI. При этом, располагаться они должны в одной и той же географической точке — плюс-минус двадцать саженей. Там же должны будете находиться и вы. Нашу Машину мы перевезем — уверен, Гроссмейстер даст на это свое согласие — но вот что касается вас, сударь… С Сухаревой башней было бы просто — ее длина по фасаду около двадцати саженей, ширина — без малого двенадцать. Нужную дистанцию можно выдержать, просто находясь на мостовой возле здания — так, по моим сведениям, и поступили в прошлый раз, отправляя домой жертву сбоя. Но если само здание слишком большое…
— Сажень — это сколько? — уточнил я.
— Три аршина.
— То есть около двух метров, чуть больше… — проговорил я для себя. — Нет, комплекс зданий штаб-квартиры точно крупнее, — сообщил со вздохом. — Гораздо крупнее.
— Тогда велик риск, что, перенесясь в будущее, вы окажетесь внутри какой-нибудь внутренней стены или аккуратно вписанным в мебель, — развел руками Осип Фомич. — То есть, либо нам нужна точная схема внутренних помещений, либо придется забрасывать вас на крышу, — заметил генерал. — Там высоко?
— Ну, несколько этажей… Но машина же в подвале, а они там глубокие… Двадцати саженей может не хватить…
— А что насчет планировки?
— Я бывал далеко не во всех помещениях… И в основном — в том же подвале.
— Яму вырыть — не проблема. Важно понимать, где и на какую глубину копать. Можете начертить план здания — хотя бы в той части, что вам знакома? — спросил генерал.
— Я… Я могу попробовать… — неуверенно выговорил я.
— Придется попробовать, — кивнул жандарм. — И, по возможности, не затягивая — операцию мне еще с Гроссмейстером согласовывать…
— Я… Я сделаю, что смогу…
* **
— Сударь мой, сие все, на что вы сподобились? — скептически прищурившись на полученный от меня карандашный чертеж, поинтересовался Осип Фомич.
— Увы, — виновато вздохнул я. — Это — максимум…
Составленная мной схема явно оставляла желать много лучшего. Если в размерах коридоров и комнат я был более или менее уверен — хотя и здесь по мере разрастания рисунка легко могли накапливаться ошибки — то о глубине залегания известных мне этажей оставалось только догадываться.
— На самом деле, не так уж и плохо, — неожиданно заключил жандарм. — Признаться, я ждал куда меньшего.
— Но для безопасного переноса этого явно недостаточно, — снова вздохнул я — с робкой надеждой, что собеседник со мной не согласится.
— Для переноса — недостаточно, — и не подумал возражать генерал, аккуратно складывая чертеж и пряча его в карман своего синего мундира.
— Но… — понял я лишь то, что не успеваю следить за виражами его мысли. — Что ж тогда хорошего?
— Дело в том, Алексей Дмитриевич, что я вынужден перед вами извиниться, — покачав головой, будто бы вовсе невпопад ответил Осип Фомич. — Я вам солгал. Ну, или, выражаясь обтекаемо, умышленно ввел в заблуждение.
— Насчет чего? — похолодел я.
— Насчет возможности вашего возвращения. Не существует способа отправить вас в будущее. В принципе не существует, вне зависимости от места нахождения Машины и прочих деталей. Ну или, по крайней мере, мне таковой способ неведом.
— Э… — растерянно протянул я. — А как же те случаи, о которых вы рассказывали?..
— Тоже выдумка, — развел руками генерал.
— Но… Но зачем? — только и сумел выдавить из себя я.
— Вот за этим самым, — самодовольно похлопал ладонью по карману с чертежом мой собеседник. — Для переноса из потока в поток ваш рисунок совершенно не годится — тут вы правы — а вот для… для некоторых иных целей — в соответствующее время, разумеется, и при дополнительной проработке — вполне. Дело в том… — он ненадолго умолк, словно задумался, стоит ли продолжать — и, как видно, рассудил, что стоит. — Дело в том, сударь, что я представляю отнюдь не Орден.
— А… что тогда? — само собой вырвалось у меня.