— Скоро поднимутся?
— Ждем! — смеялся Касьянин из последних сил.
Пока ходил он по коридору, отвечая на вопросы легкомысленные и веселые, все у него сложилось, все упорядочилось, и, вернувшись к себе, он за пятнадцать минут написал заметку, а потом, задумавшись еще на минуту, поставил заголовок:
«Доблестная милиция и крутая братва объединили свои усилия».
— Отлично! — воскликнул редактор, прочитав заметку. — Мне нравится! А?
— Мне тоже.
— Если уж такие силы объединились, то преступника они вычислят наверняка!
— Нет никаких сомнений.
— Может быть, и нам подключиться, а? Представляешь? Газета проводит журналистское расследование!
— Прекрасная идея, — проговорил Касьянин, пытаясь выдавить из себя улыбку.
— Давай! — воскликнул Осоргин. — Можешь считать, что получил редакционное задание!
— Ну что ж… Возможно, в этом есть какой–то смысл, — Касьянин подумал, что задание и в самом деле может оказаться кстати — у него будет право знать все подробности расследования, он может задавать вопросы и следователям, и бандитам. — Так это… Я вроде того что пошел?
— Конечно, иди! — воскликнул редактор, но тут же спохватился:
— Хотя нет, подожди…. Звонил следователь… Как же его фамилия… ан… Анпи… — Осоргин суетливо искал на столе бумажку, на которой, видимо, записал фамилию следователя. — Он позвонил мне полчаса назад, справился о тебе и сказал, что сейчас подъедет… Как же его фамилия…
— Анфилогов, — подсказал Касьянин.
— Во! Правильно! Иван Иванович Анфилогов. Ты уже с ним встречался?
— Да, немного знакомы… Он в больницу приходил, когда мне морду набили.
— Дождись его, ладно? Я обещал, неудобно будет, если он тебя не застанет.
— Дождусь, — и Касьянин, волоча ноги, направился в свой кабинет.
Анфилогов пришел через полчаса. Постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, заглянул. Касьянин даже не пытался делать вид, что работает. Сложив руки на свободном от бумаг столе, он сидел, глядя прямо перед собой в стену, увешанную серыми газетными полосами завтрашнего номера.
— Не помешал? — Анфилогов улыбнулся, показав поразительные свои зубы, которые делали его улыбку не просто свежей, а даже какой–то опасной.
— Входите, Иван Иванович, — кивнул Касьянин.
— Я звонил вашему редактору…
— Он говорил мне… Вот сижу и жду.
— Меня?
— Вас.
— Это очень приятно. Как вы себя чувствуете после недавних потрясений?
— Спасибо. Хорошо.
— Мне сказали в больнице, что сотрясение мозга у вас все–таки было, — Анфилогов прикрыл за собой дверь, пожал Касьянину руку, и тот еще раз отметил его прохладную и сильную ладонь. — Что–нибудь пьете?
— Пью, — кивнул Касьянин и улыбнулся, давая понять, что осознал двусмысленность вопроса. — Садитесь, Иван Иванович, располагайтесь.
— Мы можем поговорить? Нас здесь никто не потревожит?
— Потревожить могут, но поговорить не помешают.
— Это прекрасно! — воскликнул Анфилогов с какой–то непонятной радостью.
Казалось, Касьянин сообщил ему нечто долгожданное, нечто такое, на что тот и надеяться перестал. — Какие новости в жизни?
— Появился труп.
— Да, действительно, — несколько смутился Анфилогов, и это его смущение озадачило Касьянина. «С чего бы?» — подумал он, и ответ пришел тут же — Анфилогов связывает появление трупа с ним, с Касьяниным.
— Нашли убийцу?
— Ищем, — опустил глаза Анфилогов, но тут же взял себя в руки, видимо, освоившись с двусмысленным положением, в котором оказался. — Я слышал, ваша газета подробно описала это происшествие? — спросил Анфилогов.
— И продолжает описывать, — Касьянин придвинул к следователю уже набранный текст.
— Мне нравятся ваши заголовки, — усмехнулся Анфилогов, пробежав глазами заметку. — Есть в них некоторая… дерзость, самообладание…
— А при чем тут самообладание?
— Да, действительно, — Анфилогов улыбчиво посмотрел на Касьянина. — Помните, я обещал вам найти преступника, который на две недели вас в больницу определил…
— И что же?
— Как видите, обещания своего не выполнил. Кто–то меня опередил.
— Вы хотите сказать, что убитый авторитет и есть мой ночной обидчик?
— Да, я склоняюсь к такому выводу. Слишком много совпадений для того, чтобы ошибиться… И большая натасканная собака, кстати, она тоже пострадала…
И характер авторитета — наглый, самоуверенный, агрессивный… И место вашей встречи совпало, повторилось.
— Место встречи изменить нельзя, — некстати брякнул Касьянин.
— Можно, но в данном случае оно осталось прежним.
— И что же из этого следует? — Глядя на себя со стороны, Касьянин отметил, что ведет он себя неплохо — спокоен, в меру дерзок, вполне собой владеет.
Анфилогов, услышав вопрос Касьянина, поднял голову, усмехнулся, сверкнув опасными своими зубами. Так и не произнеся ни слова, встал, прошелся по кабинету, постоял у окна, и Касьянин не мог не отметить и его рост, и подтянутость. Видимо, посещает спортзал, видимо, бросают его там на маты, да и он, похоже, может бросить. Костюм на Анфилогове был все тот же — серый, слегка измятый, видимо, носил его следователь постоянно, не сменяя. А вот белая рубашка свежая, с жестким расстегнутым воротником.
Касьянин тоже молчал, не торопя следователя с ответом, не суетясь, не забегая вперед с предложениями и догадками. Он взял со стола свою заметку, еще раз прочитал ее, отметил и заголовок, и собственную фамилию внизу. До него дошла наконец причина замешательства следователя — не сам ли убийца описывает в газете собственное преступление, не сам ли убийца и участвует в поисках и расследовании… Подняв глаза от заметки, Касьянин увидел, что Анфило–гов внимательно наблюдает за ним, повернувшись спиной к окну.
— Забавная заметка, не правда ли? — спросил Анфилогов с почти светской вежливостью.
— Читатели любят такие.
— А авторы?
— Это зависит от гонорара.
— Да, сейчас многое зависит от этого… Отвечаю на ваш вопрос, Илья Николасвич… Из этого следует, как я уже говорил, что своего обещания мне выполнить не удалось, вашего обидчика кто–то вычислил и достойно наказал до меня.
— Это хорошо или плохо?
— И то и другое. Плохо, что я оплошал, хорошо, что не оплошал кто–то другой. Хорошо, что обидчик наказан, плохо, что наказан непомерно жестоко… И так далее. Продолжать можно долго, как и о чем угодно в нашей жизни. Все в этом мире делится на хорошее и плохое, и дай нам бог мудрости отличить одно от другого.
— Действительно.
— Как вы думаете, кто мог меня опередить?
— Мало ли… Наша газета высказала предположение, что идут обычные бандитские разборки.
— Эту мысль высказали вы, Илья Николасвич. А газета всего лишь опубликовала ваши предположения. Я внимательно прочитал предыдущую статью об убийстве Пахомова…
— Какая статья! Заметка, как мы говорим, информушка, и не более того.
— Я внимательно прочитал вашу предыдущую информушку, — невозмутимо продолжал Анфилогов со странным выражением лица, на котором, казалось, боролись два чувства — жесткость профессионала и неловкость гостя. — Вы настойчиво внушаете мысль о каком–то дробовике, этак ненавязчиво убеждаете читателя в бандитских разборках…
— Я в чем–то ошибся?
— Вы имеете право на любые версии… Поэтому нет причин говорить об ошибке. В завтрашней информушке, как вы выражаетесь… позиция остается прежней?
— У меня нет никакой позиции. Это всего лишь сведения, которые удалось вызвонить по телефону. Конечно, я могу упустить нечто важное, и в результате окажутся выпяченными данные не столь существенные… Но это не моя вина, это может быть только моей бедой — скудость информации.
— Да ладно вам, — Анфилогов махнул рукой, отметая все эти доводы как не относящиеся к разговору. — Я знаком с вашей деятельностью. Недолгое время мне самому пришлось побыть журналистом, и потому я представляю характер вашей работы. Речь не об этом.
— О чем же?
— Речь не о вашей работе, к которой я отношусь с величайшим уважением, — Анфилогов прижал большую сильную ладонь к груди и слегка поклонился, подчеркивая свое уважение к прессе. — Речь в данном случае о вас лично.
— Ко мне вы тоже относитесь с величайшим уважением? — усмехнулся Касьянин.
— Разумеется, — Анфилогов подошел к двери, выглянул наружу, в коридор, и, словно убедившись в безопасности, снова закрыл дверь. Потом подсел к столу, за которым сидел Касьянин, и доверительно посмотрел ему в глаза. — Хотите, поделюсь самыми сокровенными своими мыслями? — спросил он.
— Хочу.
— Мне кажется, вы знаете, кто убил Пахомова.
— А кто это? — спросил Касьянин, но похолодело у него внутри.
— Вы написали об этом человеке уже две статьи и спрашиваете у меня, кто это? — усмехнулся Анфилогов. — Авторитет.
— Ах да, ведь он Пахомов, — всего несколько слов удалось выдавить Касьянину из себя, но он почувствовал, что стало легче. Первые мгновения, когда Анфилогов высказал свое подозрение, миновали, и теперь он снова мог отвечать, осмысливать сказанное следователем. — Это ваше предположение, озарение, наитие?
— Всего понемногу, — улыбнулся Анфилогов. — Ни одно из этих понятий я в своей работе не отвергаю. А если всерьез… Делюсь наболевшим. Редактор сказал мне, что поручил вам провести журналистское расследование этого ужасного преступления…
— Был такой разговор.
— Вы согласились?
— А почему бы и нет?
— Значит, все–таки согласились? — повторил вопрос Анфилогов.
— Да.
— Вы мне нравитесь.
— Я тоже отношусь к вам с большой симпатией, — признался Касьянин. — Но, может быть, расскажете подробнее, как посетило вас это озарение?
— Очень просто. Вы — единственный человек из живущих в том районе, у которого были основания отомстить, ответить на обиду, на избиение…
— Но я не знал, кто это сделал! Я не видел человека, который избил меня!
— Может быть, и не видели… Такое бывает. Но не исключено, что вы провели собственное расследование, присмотрелись к собачникам, которые шатаются по вашему пустырю,