— Где Степан? — спросил он.
— У себя… А что?
— Степан!
Мальчишка выглянул из своей комнаты.
— Пошли, — и Касьянин первым шагнул к балкону.
— Что ты хочешь делать? — спросила Марина, но он не услышал ее вопроса.
Пропустив впереди себя Степана, Касьянин вышел на балкон и тут же закрыл за собой дверь на шпингалет.
— Значит, так, — сказал он негромко, словно самому себе. — Значит, так…
Значит, так… Сейчас я опущу тебя вниз.
— Что?! — Степан метнулся к двери.
— Слушай… Если они ворвутся, то перестреляют всех… Понял? Яшку я опускал сотни раз. И все было отлично.
— Но я же не Яшка!
— Степан… У нас нет другого выхода. Через десять минут на площадке выветрится газ, и тогда они поднимутся, стрельнут пару раз по замкам и войдут в квартиру. Ничто им не помешает.
— Они хотят тебя убить?
— Да.
— За что?
— Когда–нибудь я расскажу тебе об этом очень подробно. Но не сейчас.
— Почему? — Потому что у меня нет на это времени. Я спущу тебя вниз, ты постучишь в любую дверь, войдешь в любую квартиру и позвонишь в милицию. Ноль–два.
— И что сказать?
— Скажи, что в квартиру рвутся убийцы. Они вооружены, стреляют в дверь, телефонные провода перерезаны.
— И все?
— Сообщи наш адрес… Я спущу тебя за три минуты, а через пять минут ты уже сможешь позвонить.
— А ты… Не уронишь меня?
— Нет!
Вынув из тумбочки капроновый канат, Касьянин обмотал ею сына — обвязал по поясу, протянул над плечами, пропустил канат между ног, чтобы Степан во время спуска не перевернулся вниз головой, конец завязал на поясе. Теперь оставалось только зацепить стальной карабин.
— А тросик не оборвется?
— Этот тросик выдержит не только нас с тобой, но… Он все выдержит.
Касьянин помог сыну перешагнуть через перила и взялся за рукоять блочка.
— Я боюсь, — сказал Степан.
— Я тоже, — Касьянин поцеловал парнишку в щеку. — Ну, Степанушка, ни пуха… Отпускай перила… Видишь, я держу трос, он закреплен… Видишь?
— Вижу, — Степан решился наконец отпустить перила и, тихонько ойкнув, повис над пропастью. Он слегка раскачивался, поскуливал, ухватившись руками за тонкий стальной трос.
Что–то кричала по ту сторону двери Марина, колотила ладошками в стекло, но Касьянин не обращал на нее внимания. У него просто не было времени ответить ей хоть что–нибудь. Увидев, что Степан соскользнул вниз, за перила балкона, Марина прижала ладони к лицу и медленно осела на пол. Касьянин больше всего боялся, что круглое бревно, на которое был намотан трос, вырвется, выскользнет из его рук и, мгновенно раскрутившись, бросит Степана в свободное падение. Но все обошлось.
Ухватив двумя руками рукоятку, Касьянин медленно, оборот за оборотом, отпускал трос и по его натяжению чувствовал, что все идет хорошо, что Степан уже миновал несколько этажей и неуклонно приближается к земле.
У Касьянина не было даже возможности глянуть вниз, убедиться, что со Степаном все в порядке. Бревно, насаженное на стальной штырь квадратного сечения, поскрипывало от непривычной тяжести, но справлялось, справлялось со своей задачей. По количеству оставшегося на бревне троса Касьянин мог судить, где сейчас находится Степан — он наверняка уже миновал третий этаж. Еще десяток оборотов и — коснется ногами травы. Наконец наступил момент, когда трос ослаб.
Значит, Степан должен быть на земле.
Отпустив рукоятку, Касьянин прижался грудью к перилам и посмотрел вниз.
— Степан! — крикнул он. — Степан!
— Все в порядке! — донеслось снизу.
— Молодец!
— Я не могу развязать веревки…
— Не надо их развязывать! Отцепи карабин!
— Понял! Отцепил!
— Беги, Степан!
Увидев, как метнулась вдоль дома маленькая фигурка сына, Касьянин снова намотал трос на барабан и обессиленно опустился на пол балкона.
— О боже, — выдохнул он, — о боже…
Странное состояние охватило Касьян ина. Он уже не ждал милицию, это стало для него как бы и не важно. Придут — хорошо, не придут — тоже не слишком страшно. Главное сделано — Степан в безопасности, и теперь пусть ломятся, пусть стреляют, это уже не имело слишком большого значения.
Вспомнив, как колотилась в стекло Марина, он отодвинул шпингалет в сторону и вошел в комнату. Марина уже пришла в себя и сидела на полу, откинув голову на кресло и уставившись прямо перед собой в голую стену.
— Ты в порядке? — спросил Касьянин.
— Послушай, — сказала она каким–то непривычно низким, надломленным голосом, какой бывает, наверное, у людей, только что перенесших страшные потрясения. — Ты что же, опустил его вниз на тросике, как собаку?
— Да, — кивнул Касьянин. — Как собаку.
— И после этого ты сможешь спрашивать что–то у меня, общаться со мной, общаться с сыном?
— Смогу. Если останусь в живых, если ты останешься в живых, то смогу…
Что касается Степана, то за него я спокоен, он в безопасности. Его мне удалось спасти. Если хочешь… могу и тебя спустить. Как собаку.
— Как суку, — поправила Марина.
— Тебе виднее, дорогая. Тебе виднее.
Касьянин разговаривал с Мариной, а сам настороженно прислушивался к малейшим звукам, доносившимся со двора сквозь открытую балконную дверь.
Потом он пробрался в прихожую и осторожно посмотрел через дыру на площадку. В мертвящей тишине, которая установилась в подъезде после выстрела, он хорошо услышал голос с нижней площадки. Касьянин всю жизнь работал журналистом, провел годы, разговаривая по телефону, и потому прекрасно разбирался в интонациях человеческой речи. И сейчас вот по едва слышному голосу понял, что человек говорит в трубку. Телефона общего пользования в подъезде не было, значит, говорили по сотовому.
— Понял, — проговорил голос, который пятнадцать минут назад предлагал ему встречать гостей, накрывать стол и называл его смертником. — Спасибо, что предупредил, мы уходим. С меня причитается.
И лишь когда Касьянин уже с балкона увидел, как из подъезда выскочили несколько человек и один за Другим расселись в алой машине, когда она, сорвавшись с места, скрылась за углом, он понял, откуда звонили бандитам. Да, из милиции предупреждали о выезде группы захвата. Для Касьянина это стало очевидным, когда через две–три минуты к подъезду подъехал милицейский «газик».
Жидковато хлопнули дребезжащие дверцы, и несколько парней с автоматами и в вязаных шапочках с прорезями бросились в подъезд.
— Приехали.
— Кто приехал? — спросила Марина отрешенно, все еще пребывая в горестно–расслабленном состоянии.
— Степан милицию привез.
— Да? Надо же…
— Сейчас они зайдут в квартиру. Может быть, ты пойдешь приляжешь? Видик у тебя еще тот…
— Да. Ты прав. Видик у меня еще тот. Пойду прилягу.
В этот момент раздался звонок в дверь.
Касьянин с грустной улыбкой наблюдал за действиями приехавшей милиции.
Ребята с автоматами и сдвинутыми на затылок масками стояли на площадке и трепались о чем–то совершенно постороннем — в квартиру доносились слова о Кипре, телках, кожаных куртках, слышался молодой и здоровый гогот людей, не удрученных большими проблемами. А в это время молоденький лейтенант с экспертом ходили по квартире, совали пальцы в дыру, где совсем недавно был глазок, потом им пришла в голову мысль найти пулю, и они нашли ее — пуля ударилась в стену и, сделав в штукатурке небольшую раковину, упала на пол. Лейтенант осторожно поднял ее, сдул пыль, осмотрел под лампой, сдвинув молоденькие свои бровки и пробормотав себе под нос нечто такое, что не позволено слышать остальным, и осторожно опустил в целлофановый пакетик, который ему протянул эксперт.
— Важная улика? — спросил Касьянин уважительно.
— Достаточно важная, — серьезно ответил лейтенант, бросив в сторону Касьянина опасливый взгляд — дескать, не знаю, можно ли с тобой говорить откровенно.
— Наверное, это большая удача — найти такую улику?
— Как относиться к делу, — лейтенант опять неодобрительно посмотрел на Касьянина, который явно проявлял слишком большое любопытство. — Вы подозреваете кого–нибудь? — строго спросил лейтенант.
— Подозреваю.
— Кого именно?
— Зачем это вам? — устало спросил Касьянин.
— Вы хотите сказать…
— Да. Именно это я и хочу сказать. Еще когда вы в своем отделении собирались сюда, ваши ребята позвонили этим бандюгам, — Касьянин кивнул в сторону развороченной двери. — И предупредили. Так, дескать, и так, сматывайтесь побыстрее, поскольку выезжает группа захвата. И они смотались. За несколько минут до вашего прибытия.
Лейтенант долго, с подозрением смотрел на Кась–янина, потом перевел взгляд на Марину, на сидевшего здесь же, рядом с матерью, Степана, подумал, с трудом осознавая сказанное.
— Откуда вам все это известно?
— Сам слышал. В двери дыра, как вы успели заметить, поэтому все хорошо было слышно. Да они и не старались говорить потише, поскольку источник их совершенно надежен и для вас неуязвим.
— Вы так думаете? — Я думаю, не вы ли и позвонили этим ребятам? — усмехнулся Касьянин. — Осторожней со словами, гражданин потерпевший, — строго сказал лейтенант.
— Простите, — Касьянин развел руками. — Шутка.
— Есть вещи, которыми не шутят.
— Да, наверное, есть, В природе.
— Вы сказали, что подозреваете кого–то… Кого?
— Соседей.
— Что же вы им такого сделали, что они решили вот так поступить с вами?
— А почему вы не спросите, откуда у них оружие?
— Всему свое время.
Лейтенант раздражал Касьянина. В его голосе все время звучала какая–то назидательность, превосходство, служебная недоступность. При этом Касьянин прекрасно видел и неопытность этого дознателя, и его недалекость. Все услышанное до него доходило не сразу, судорожными скачками. Пытаясь выглядеть проницательным и значительным, он даже сам не понимал, как все это глупо и бестолково.
— Вы сказали, что подозреваете своих соседей… Кто они? Вам известны фамилии, адреса, род занятий?