– Они плохо поступили, – сказал Мандрыка негромко. – Так поступать нельзя.
Спокойные мандрыковские слова привели Здора в состояние бешенства, он вскочил, подбирая слова самые злые и беспощадные, но некоторое время только открывал и закрывал рот, пока не вмешался Выговский, подняв успокаивающе руку.
– Сядь, Миша, – сказал он твердо и властно, как может, в конце концов, заговорить генеральный директор. – Сядь, сказал! Что ты все время дергаешься? Если столько в тебе гнева и возмущения, исправь положение.
– Как?!
– Давай подумаем. Все вместе. Оповестим народ. Чтобы никто не остался в стороне. Чтобы никто потом не говорил, что ничего не знает. Слушайте, люди и города, и не говорите потом, что вы не слышали! Так оповещали народ в прежние времена. Глашатаи такие были с зычными голосами. Вот бы тебе глашатаем, а, Миша?
– Я молчу.
– Это правильно, – сказал Мандрыка. – Что делать, провинциальные ребята попались нам. Они, конечно, крутые, вон как поступили в трудный момент… Но темные.
– Идиоты! – прошипел Здор.
– И опять я с тобой согласен, – кивнул Мандрыка. Гладко зачесанные назад волосы, седина на висках, невозмутимость и нарядность делали его похожим на аристократа. – Вы еще не все знаете, ребята, – проговорил он. – Пальчики пальчиками… Но…
– Ну! – поторопил Здор.
– Деньги.
– Что деньги? – не выдержал и Выговский.
– Хотят денег.
– Ты с ними не расплатился?
– Они получили только аванс. Им причитается еще двадцать тысяч.
– А почему не отдал остальные?
– Мы так договорились. Или кто–то из нас поедет в Днепр, или они приедут сюда. Речь не об этих деньгах, дорогие мои, речь о других деньгах. Они требуют увеличить гонорар в пять раз. По количеству клиентов, с которыми им пришлось столкнуться.
– О некотором увеличении гонорара говорить можно, – раздумчиво сказал Выговский. – Но о том, чтобы его увеличить в пять раз… Это неправильно.
– Их довод такой, – Мандрыка свел кончики пальцев правой руки и левой, получив как бы ребристый шар, который помог ему сосредоточиться. – Их довод такой… Мы их подставили, – он поднял голову и посмотрел поочередно на Выговского и Здора.
– Каким образом?
– Не предупредили о том, что в комнате будет не один человек, а пятеро.
– Но мы сами не знали!
– Гриша и Валера не верят. Они настаивают на том, что мы об этом знали. И заранее не известили. Сознательно поставив в положение не просто сложное, а смертельно опасное. Такова их позиция. Если примем их требования, гонорар возрастет с сорока тысяч до двухсот.
– Он возрастет еще больше, – вздохнул Выговский.
– Почему? – не понял Мандрыка.
– Они с нас не слезут.
– Во! – воскликнул Здор. – И я о том же! Мы с этими кретинами вляпались надолго, если не навсегда!
– Не навсегда, – тихо сказал Выговский.
– В каком смысле? – спросил Мандрыка.
– Ты, Вася, понял меня правильно. Нам ничего не остается. Только это. Только это.
– Что – это?
– Ха! – Здор вскочил из своего кресла, но тут же сел обратно. – Какой наивный! Какой нежный и трепетный!
– Заткнись, – сказал Мандрыка. – Вон вода стоит… Выпей. Может, полегчает.
– Убирать их надо, – сказал Выговский. – Они приняли нас за лохов. Какое–то время назад мы и были лохами. Они это почувствовали. Они, Миша, не идиоты, – повернулся Выговский к Здору. – Это четкие ребята. Их слабость в другом.
– Жлобы! – выкрикнул Здор.
– Да, – кивнул Выговский. – Этого у них не отнять. На этом мы и сыграем. Скажи, Вася, – обратился он к Мандрыке, – скажи мне честно и откровенно…
– А я всегда…
– Знаю… Скажи мне вот что… С этими Гришей и Валерой, с этими ребятами тебя что–нибудь связывает? Родственные отношения, дружеские, приятельские? Может, за одной бабой ухлестывали, может, еще чего?
– Ничего! – твердо сказал Мандрыка. – Это люди Усошина.
– Усошин далеко. То есть, если с ними что–то случится, ты недолго будешь переживать?
– Знаешь, Игорь, совсем недолго.
– А Усошин?
– Перебьется. Ему и знать обо всем не обязательно.
– Ты уверен?
– Знаешь, сколько у него зэков? Считать не пересчитать. И все новые, и все новые прибывают!
На какое–то время в кабинете, освещенном мягким светом настольной лампы, установилось молчание. Изредка звонил телефон – видимо, пробивались руководители многочисленных пилорам, лесопилок, заводиков, которые успели возникнуть под крылом «Нордлеса» за последние полтора года. Но трубку поднимала секретарша и отсекала, отсекала звонки, которые в данный момент только раздражали руководство.
– Мы спасаемся, – наконец проговорил Выговский. – Мы только спасаемся. И больше ничего.
– Согласен, – сказал в наступившей тишине Здор. – Целиком и полностью, – вдруг выскочили из него слова, которые в большом ходу были всего несколько лет назад. Надо же, сохранились где–то в глубинах его сознания.
– А ты, Вася? – спросил Выговский.
– Что мне остается? Присоединяюсь к большинству.
– Другими словами, поддерживаешь? – уточнил Выговский. Он не хотел в этом щекотливом вопросе оставлять что–то не до конца проговоренное.
– Да, – уже тверже сказал Мандрыка, поняв, что от него требуется.
– Ты сказал, что поддерживаешь большинство… Я думаю, не надо так уж широко оповещать народ о принятом решении, – медленно, почти по слогам проговорил Выговский. – Мы знаем положение, в котором оказался «Нордлес», знаем опасность, которая нам угрожает в случае ареста этих Гриши и Валеры… Мы должны опередить события.
– Это грамотно, – сказал Мандрыка.
– Я – за! – Здор даже ладошки прижал к груди, показывая, с какой искренностью он поддерживает все сказанное Выговским.
– Думаю, – опять заговорил Выговский, тщательно подбирая слова, чтобы не допустить малейшей двусмысленности, чтобы никто потом не сказал, что, дескать, не то имел в виду, не так понимал, не к тому стремился, – нам и в будущем не следует распространяться о сегодняшней встрече и принятых решениях.
– Это правильно, – кивнул Мандрыка.
– Тебе, Вася, надо связаться с этими ребятами и вызвать их в Москву. За деньгами приедут. Тем более что вы об этом договаривались.
– Было, – кивнул Мандрыка.
– Предупреди, что, поскольку возвращаться будут с большими деньгами, чтоб не трепались там – куда едут, к кому, зачем и так далее.
– Согласен, – кивнул Мандрыка.
– Теперь подробности. – Выговский встал, подошел к двери, выглянул в приемную и, убедившись, что все там спокойно и они могут без помех продолжать разговор, закрыл дверь и вернулся в свое кресло. Оно стояло между двумя окнами, и только свет настольной лампы освещал его смутный контур на фоне темной шторы. – Примерно так я представляю себе, как все должно произойти…
Поезд из Днепропетровска прибывал на Курский вокзал Москвы в десять часов двадцать шесть минут. Опаздывал он редко, не опоздал и в этот день. Здор остался в машине в качестве водителя, а Мандрыка пошел встречать дорогих гостей – номер вагона он уже знал и не спеша прогуливался по перрону, рассматривая товары в киосках – печенье, воду, пиво, конфеты.
Наконец дождался – из грохочущих динамиков донеслось, что поезд пятнадцатый Днепропетровск – Москва прибывает на седьмой путь третьей платформы.
– Очень хорошо, – пробормотал Мандрыка и пошел вслед за движущимися вагонами, стараясь поспеть за восьмым, который медленно проскользнул мимо него.
Гриша и Валера выпрыгнули на перрон едва ли не первыми – вещей при них не было, разве что дорожные сумки на длинных ремнях. Оба были оживленны, улыбались, тем более что сразу увидели встречавшего их Мандрыку, человека, которого уже знали.
– Привет, ребята, – приветствовал их Мандрыка. Улыбался он по–столичному – широко, уверенно, вскинув голову и глядя прямо в глаза. – Как добрались?
– Отлично!
– Без приключений?
– С таможенниками немножко повыясняли отношения… Но это нормально. Они хотели что–то взять, а у нас в сумках, кроме сала и полотенца, ничего нет.
– Были провожающие? – спросил Мандрыка, направляясь к подземному переходу, ведущему на привокзальную площадь.
– Какие провожающие, Вася! – воскликнул Гриша. – Да в Днепре вообще никто не знает о нашей поездке. Сказали, что на рыбалку отправились. Мы же сегодня рванем в обратную?
– Конечно. Нечего вам по Москве шастать. Обратные билеты взяли?
– За кого ты нас принимаешь? – весело рассмеялся Гриша. – Мы же старые по этому делу!
– Тогда нормалек! – ответил Мандрыка старым словечком, которым пользовался много лет назад, когда был молодым, нищим и пьяным.
– А что наш вопрос? – подал наконец голос Валера.
Мандрыка круто развернулся, так что оба парня почти уперлись ему в грудь, оттеснил их с прохода в полутемный угол, оглянулся опасливо – нет ли желающих подслушать, и, понизив голос, доверительно проговорил заранее заготовленные слова:
– Значит, так… Слушайте внимательно… На всю заявленную сумму надеяться сейчас не стоит. Ни у кого нет таких денег наличными. Но половина, – Мандрыка проводил взглядом мужика, который почему–то показался ему подозрительным, и продолжил: – На половину можете рассчитывать. Сегодня.
– А когда остальные?
– Ребята… Поймите, я живу не на мешке с деньгами. И никто сейчас не живет на мешке с деньгами. Я вас втянул в это дело, мне и воз тянуть. Что мог, сделал. Двести тысяч – крутые деньги. Сегодня сведу вас с людьми, которые принимают решения. Как договоритесь, так и будет. Может, через месяц. Мой совет – держитесь твердо. Сейчас и в самом деле денег нет, но через два–три месяца… Я не говорю, что будут наверняка. Ожидаются. Вот для вас самый ближний срок, чтобы получить вторую половину. За эти два–три месяца и держитесь. Я буду галдеть то в вашу пользу, то против – вы тоже меня поймите.
– Сообразим, – заверил Гриша и положил руку на грудь Мандрыке. – Сообразим, Вася. Если все получится – с нас причитается.
– Надеюсь, – многозначительно проговорил Мандрыка и поочередно посмотрел в глаза каждому – и Грише, и Валере. – Пошли, машина ждет.