ить все, что ты рассказывал, но на этот раз с поподробней.
- Солдатам необязательно знать все, что творится в голове у руководства, - сказал Полковник. – У меня тоже есть начальники. Даже я часто действую на ощупь.
- Ага, - сказал Джон Генри, - но все-таки ты там на ощупь лапаешь куда больше, чем мы. А Слепой уж подавно, со своими мертвыми глазами, шаловливыми ручонками и ушками на макушке. Уверен, он все знает, понимает, что творится. Может, Элвис и командир отряда, но вы двое – вы в курсе дел руководства. В случае Слепого – потому, что от него ничего не скроешь. Но нам-то тоже хочется что-нибудь пощупать, а не только то, что дают. Вот такая сложная метафора.
- Ага, - сказал Джек. – Мы поняли.
- Согласна, - сказала Дженни. – Знаю, я новенькая, но точно так же рискую задницей, как и остальные. Нам всем надо знать, что это за чертовщина и с чем именно мы столкнемся.
За столом воцарился консенсус.
Полковник повернулся к Слепому.
- Кларенс, прошу, поведай, что ты знаешь и чувствуешь.
- Кларенс? – воскликнул Джон Генри. – Тебя звать Кларенс? Господи, что за имя. Может, лучше звать тебя Глазастик?
Слепой вздохнул, сделал большой глоток кофе, аккуратно поставил чашку на стол. Глаза его не видели, но движения были не хуже, чем у любого зрячего. А то и лучше.
- Никто, кроме Полковника, не смеет называть меня Кларенсом, - сказал он. – И никто без исключений – Глазастиком. Если мы возьмемся за руки, мне будет проще посылать вам образы и мысли о том, что я видел и перечувствовал благодаря отстраненному наблюдению за другими измерениями. Устное объяснение займет слишком много времени, а кое-что объяснить вовсе невозможно. Можно только увидеть или почувствовать.
- Только с одним дополнением, - сказал Полковник. Он достал из пиджака небольшой флакон и отвернул крышечку. Флакон был полон синих таблеток. – Рококо Блю.
- Стоп, - сказала Дженни. – Разве мы не про эти штучки только что слышали всякие гадости?
- Это улучшенные и с небольшой доизровкой, - сказал Полковник. – Благодаря Слепому мы сможем войти в нужное состояние разума.
- А что, расслабиться мало? Глаза закрыть? – спросила Дженни.
- Можно и так, но это лучше, быстрее и надежнее, - сказал Полковник. – Слепой, может, нас и сможет доставить по назначению, но эти штучки дают гарантию. Нам же не надо, чтобы один туда попал, а остальные нет.
Таблетки раздали, все приняли по одной, запив своими напитками.
- Соедините руки, - сказал Слепой.
Элвис взял за руку Дженни. Она – Джона Генри, и скоро все держали кого-то за руки, кроме Полковника, который сел на стул за Элвисом и положил руки ему на плечи.
- Закройте глаза и не открывайте, - сказал Слепой. – Я поведу вас по правильной тропе, а не первой попавшейся. Шаг влево, шаг вправо – и очутитесь в страшном и беспощадном месте. Так что не разрывайте контакт, хватайтесь за шляпы и вперед и с песней.
10
На свалке
День был светлый, ветер – тихий. Машины блестели на солнце, краска и ржавчина казались чистыми и яркими. Деревья вокруг свалки были без птиц. С реки слышались сигналы буксиров; рокочущий шум машин издали, владельцы которых и не подозревали, что ткань вселенной натянута до предела.
Внутри машин на свалке мычали мячи из мяса. Они познали боль и растерянность, но в основном их память высосали вместе с устремлениями и надеждой.
Внутри алюминиевого сарая дремала, хоть и не крепко, Большая Мамка – груда липкой плоти и тени. Но ее слуги заснули крепко. Они окружали ее, сложив свои твердые тени как крылья. Если думала она – думали и они. Если она не хотела, чтобы они думали, – они не думали. Если она хотела, чтобы они что-то сделали, – они делали.
Большая Мамка видела сны, сны покидали ее и пересекали бездну. Она часто так делала – перемещалась из измерения в измерение, скользила с усилием то в одну сторону, то в другую; тропа между ее миром и этим была смазана ее целеустремленностью.
Во сне в мире, который она сейчас занимала, чувствовались перемены. Сперва незаметные, но потом она поняла, что это угроза, волнение в сферах, касающихся ее. Собирались люди с силами и способностями, которые хотели уничтожить ее и помешать ее миссии.
Но сейчас она застряла в горе плоти и тени – могла передвигаться, но не так резво, как ей хотелось. Ее сдерживал дневной свет. Раскаленная добела смерть.
Настанет ночь, и свет луны освободит ее, прольется в нее и наполнит, подарит силу и текучесть. Если люди придут к ней в момент слабости, она сможет сражаться, но ночью будет сильнее.
Затем она потянулась и коснулась их...
…то есть Элвиса, Полковника и всей команды. Они работали в астральной реальности – ее астральной реальности, и сталкивались с ее мыслями, самой ее сутью, взрывом неорганизованных ощущений. Их разумы прокрались на ее территорию, в ее мир, и обозлили ее.
Люди. Они думали по-разному, чувствовали разное, были не ульем, а разрозненными слабаками. Они хотели убить ее и со слугами, надеялись проникнуть в ее реальность, чтобы узнать, как.
Затем она почувствовала среди них источник силы мощнее всего, что она встречала; двигатель харизмы, а значит, великолепный источник пищи и энергии.
Она почавкала липкими губами.
День миг за мигом медленно догорал по направлению к ночи.
Она ждала.
11
Тем временем в доме-призраке
Когда они соединили руки, закрыли глаза и все затихло, Элвис почувствовал электричество. Слабое. Оно стремилось через него, словно его вены и нервы стали шоссе, а электричество было автобусом, а потом куда больше, чем автобусом. Оно стало поездом, и неслось на всей скорости, а потом возникла вспышка чистейшей энергии, от которой мозг Элвиса подключился и подскочил, - в дело вступили колдунство Слепого и маленькая синяя таблетка (черт, как же они торкают). Поскачи, детка, поскачи.
Через тьму ускоряющейся молнией жаркого синего цвета, вокруг, словно в киномонтаже, импульсы и образы: какие-то осмысленные, какие-то нет.
А именно:
Чернота и звезды, затем трещина в черноте, словно разбилось белейшее яйцо, и Элвис увидел свет в трещине, цвета желтка, но приглушенного, а теперь он как будто стал миниатюрной космической ракетой, что летела прямиком в этот свет.
Вспышка красного, волна склизкого черного - и он оказался в полете над миром зубьев, скал и разрушенных зданий, обломков того и сего, клубов черного дыма, пятен белого дыма, а справа кипел и бушевал широкий черный океан с дико, а то и безумно задувающим ветром. Ветер сдул его воплощение, понес, как баньши, над морем, играясь, как космической куклой, марионеткой во власти Слепого и синей таблетки, а потом Элвис покинул море, поплыл над землей, краем обветшавших зданий и разбитого стекла, бегающих по улицам детей и волков, разрываемых мужчин и женщин, которых переделывали невидимые руки (нет, что-то он видел, но что?), и слышал сосущий звук, словно толстяки пили густой сок с неугасающим аппетитом. И тут он осознал. Он оказался не только в этом разрушенном мире - альтернативе или двойнике Земли; он оказался и внутри разума с простыми, но мощными чувствами и страшными воспоминаниями; разума, который хотел контролировать и поглощать.
Элвис почувствовал себя слабым, словно поймал пулю в живот и истекал кровью. Самой его сути коснулись, захватали, развратили. Он попал на горный склон, заскользил, словно его душу набили камнями. Затем встал на утесе, шел по нему, дошел до сужающегося конца и смотрел вдаль, видел высокую скалистую стену – темную и неровную. К этой каменной стене что прилипло – пульсирующее, с вытекающим жидким красным огнем. Оно напоминало гигантское осиное гнездо. Гнездо было огромное, непонятное, и глядя на него, Элвис чувствовал в нем приливающую силу, словно сквозь трещинки земли к поверхности стремилась вулканическая активность.
Тогда он понял, что это существо хочет его. Как кричащая девчонка хочет его при виде на сцене, как старая толстуха со спящим рядом мужем, вспоминая его по фильму, давая волю шаловливым пальцам. Эта тварь тоже его хотела, хотела высосать его талант, мысли, самую суть.
Почувствовав все это, Элвис подался назад, обернулся и побежал. И тут вселенная стала рушиться. Он видел в конце каменистого склона двор базы. Подумал, приближаясь к подножию склона: «Сейчас я буду в безопасности».
И тут его разум вспыхнул. Он как будто набрал полный рот шоколадных мышей, ванильных какашек и клубничной рвоты, а вокруг закружили все цвета радуги и еще неизвестные цвета, цвета со вкусом, тонкие цвета, цвета без штанов, цвета в шляпах, поток бессмысленных чувств, которые мозг не мог понять, а потом - ощущение, как от мощнейшего оргазма в жизни, и – он упал лицом в тарелку с бисквитами.
Когда Элвис наконец поднял голову, увидел, что остальные делают то же самое – все возвращаются от сюрреалистических откровений, которые показал Слепой. Все, кроме Слепого и Полковника. Очевидно, они успели вернуться раньше и уже пришли в себя; бодры и здоровы, готовы к делу.
Заторможенно Элвис осознал, что больше не держится за руки. Во время астрального путешествия все прервали контакт. Может быть, из-за этого оно и прекратилось, вернуло их назад.
Элвис слышал Полковника – в середине речи, очередная лекция профессора Элмера Фадда, уже объяснявшего, что они пережили. Под слова Полковника Элвис пытался организовать и разглядеть логику в картинах, которые он видел, ощущениях, которые чувствовал, но анализ шел медленно, а от усилий мозг болел, как от удара по голове.
Отныне у него всегда будет в голове дыра, из которой сбегала логика.
12
Лекция Элмера Фадда
-...и уже давно проскользнули эта тварь и ее слуги – они часть ее улья. Они проскальзывали и раньше, с момента, когда человечество встало на задние лапы, уставилось на звезды и перднуло переваренным сырым мясом. Мы называем их вампирами, но это не графы в черных плащах и вечерних костюмах, не женщины в кружевных ночнушках, рыскающие в ночи в поисках крови, которую пьют из шеи.