Иногда, в хорошем настроении, я говорю себе, что он так поступил потому, что у него не было выбора, и что время от времени он о нас вспоминал.
День тем временем все тянулся, пришлось пару раз выйти поссать. Походили, потягиваясь. Вернулись в машину. Подняли окна и включили кондишн. Когда становилось нечем дышать или хотели поэкономить бензин, выключали движок и снова опускали окна. Появился первый комар. Небо было темным, как река.
Прежде чем увидеть, я его услышал - звук, как от взбивания яиц. Самый большой пароход, что я видел, хотя, надо признать, до этого я видел их только издали. Он был раскрашен в мирный белый цвет с блестящими голубыми и серебряными полосками. Из трубы тянулся тонкий дым и растворялся в чистом синем небе. Зверюга, а не машина.
- Прям «Титаник» на Миссисипи, - говорю.
- Называется «Ноктюрн».
Мы вышли из машины и спустились к пирсу, встали у цепи, которая его загораживала. Смотрели, как «Ноктюрн» подгребает к нам по реке цвета грязи. У воды реально воняло. Я заметил дохлую рыбу и какой-то мусор, целлофановые пакеты и сигаретные окурки.
Вдоль всей палубы «Ноктюрна» висели китайские фонарики. Они не горели, но я мог представить, какой будет крутой вид, когда зайдет солнце.
Пароход начал замедляться и слегка сдавать назад, наконец подплыв к нам боком, нежно, как для поцелуя с пирсом. Я заметил людей у трапа. Где-то с полдюжины. Все были медленные и неуклюжие, в белых формах и фуражках. И в белых туфлях. Две женщины, остальные – мужчины.
От группы отошли мужчина и женщина, неловко открыли огромные ворота и спустили трап. Он грохнул о пирс.
Затем появился Полковник с тростью под мышкой, как заправский франт. Он ловко проковылял по пирсу и достал из кармана белого пиджака связку ключей. На нем были белые брюки и белые туфли, а также белый пробковый шлем. Будто прямиком из фильма про африканское сафари.
Открывая цепь, он поднял на нас взгляд, сказал: «Ну?»
Не сказав ни слова, мы вернулись к машине. Полковник отошел, и мы въехали прямо на пароход. Как я уже говорил, это был натуральный «Титаник», огромный и красивый. Правда, больше мне рассказать нечего. Так себе из меня эксперт по пароходам и вообще кораблям. Никогда не любил большую воду, так что по возможности держусь от водоплавающего транспорта подальше. Но, короче, можете поверить. Охренительно здоровый пароход.
Полковник Паркер вернулся за нами на палубу, подошел к водительскому окну и сказал мне:
- Поворачивай налево.
В полу открылся люк, и мы съехали внутрь. Я заметил женщину, которая открывала ворота. Она стояла у машины рядом с Полковником. По мне забегали мурашки размером с тараканов. Она была ничего такая – когда-то, но теперь ее кожа посерела и обвисла, а рот раззявился. Рыжие волосы были длинные, жидкие, ниспадали на плечи свалявшейся кучей. На шее виднелся ожог от веревки. Она, как и остальные на палубе, была вуду-дохлятиной, а их души хранились в мешочках гри-гри – наверняка в ящике с трусами в комоде Полковника. Дешевая рабсила, которую не жалко, - все как любил Полковник. От них у меня всегда были мурашки.
Насколько я понял, души надо забирать перед самой смертью, или на следующий день, потому что какое-то время они еще болтаются рядом, словно жирные коты, которые не сразу пролезают в сточную трубу.
Не знаю, в общем, какие там правила, но как только поймаешь душу, тела становятся туповатые, поддаются дрессировке и не гниют. Полковник их чистил и прилично одевал. Командовал как хотел. Наверно, ему нравилось, что зомби не обращали внимания на его говор.
Я припарковал машину в трюме парохода по соседству с черным «Линкольном» и красным «Мустангом», и мы с Элвисом отправились наверх.
На палубе стоял стол, а возле него торчали новые зомби, все вялые, но послушные. Там же был и Полковник в просторном белом костюме и дурацком пробковом шлеме. Снизу поднялись два зомби-мужика, которых мы еще не видели, с нашим багажом.
- И они знают, что с ним делать? – спрашивает Элвис.
- Разберутся, - говорит Полковник. – Садитесь. Будемте обедать.
Вокруг стола было множество стульев, но я знал, что зомби к нам не присоединяться. Мы с Элвисом сели. Полковник приказал рыжей дохлячке:
- Веди остальных, Эльвира.
Эльвира ушла. Элвис спросил:
- Твоя знакомая? При жизни?
- Нет, - ответил Полковник. – Просто нравится имя «Эльвира», вот я ее так и назвал. Я их всех называю, когда покупаю. Покупаю подальше отсюда, чтобы никто случайно не узнал в лицо. Не то чтобы я с ними по улице разгуливаю. Но время от времени посылаю на задания. Впрочем, хватит про них. Я специально для тебя поджарил бутерброды с бананами и этим поганым арахисовым маслом.
- Надеюсь, не дохляк жарил? – спрашивает Элвис.
- Нет. С простыми вещами они справляются, но хорошо готовить – задачка не из простых. Это мой повар. Вы знали, что мой повар полжизни проработал в лучших ресторанах Нью-Йорка?
- Плевать я хотел на Нью-Йорк, - отвечает Элвис. – И янки не доверяю.
- А тебе не угодишь, да? – говорит Полковник.
Меня это посмешило, ведь Полковник и сам был такой же обходительный и учтивый, как навозная лопата.
- Но мертвяки, видимо, будут подавать на стол? – спрашивает Элвис.
- О да, - говорит Полковник. – Они чистые и они это умеют. Гнилые пальцы из супа вылавливать не придется. Хотя, конечно, через некоторое время остатки их мозга начинают отключаться. Приходится опустошать их мешочки гри-гри и отпускать души. И тогда уже все. Умирают по-настоящему. Когда все кончено, закидываем их в топку парохода. Уходят с огоньком и улетают себе на небо.
- А где ты их берешь? – спрашиваю.
- Где только не беру. В основном в тюрьмах по всей стране. Это всякие неудачники, преступники или те, кто хочет покончить с собой. Мы им помогаем, заключив договор, что души они отдадут нам.
- Неправильно это, - говорит Элвис. – И неважно, кто они или что сделали.
- Твою маму мы не выкапывали, - отвечает Полковник.
Элвис весь побледнел.
- Если бы выкопал, был бы уже труп, Полковник.
- Да шучу я, малой.
- Не смешно.
- Лежит она в тепле и уюте в Грейсленде, под красивым камушком. Ну а мешочек гри-гри с ее душой – он в тайном месте, и пока я не скажу, где он, никто его не найдет.
- Даже не смей так говорить о моей маме, будто она всего лишь дух в мешке.
- Но ведь так и есть, малой. А я отвечаю за заточение ее души. Не забывай.
Тут Полковник сверкнул глазом, и я еле удержался, чтобы не скакнуть через стол и не схватить его за шкирдос. Иногда он был таким злобным старым ублюдком. Хуже Элвиса, намного.
- Черт, Элвис, ты прям как какой-нибудь вшивый демократ, - говорит Полковник. – Без дохляков мы бы не справились с нашей работой. Всего-то пара душ преступников и суицидников, зато с их телами мы делаем мир лучше и безопаснее, плюс они не болтают. Ну а твоя мама... Никто ее не трогает. Просто храню при себе ее душу.
- Я пришел на работу добровольно, - сказал Элвис. – Как и Джонни. И над ним у тебя власти нет.
- Да вы оба можете уйти в любой момент. Джонни пусть возвращается машины мыть, а я просто буду хранить гри-гри твоей мамаши до самой тепловой смерти вселенной.
Я знаю, Элвис думал о том, как убить Полковника и вернуть душу матери, но в тот момент я почувствовал, как он успокаивается. Деваться некуда, он ничего не мог поделать, чтобы заставить Полковника отдать мешочек.
Мертвецы привели остальных. Их было четверо. Слепой - с ним я уже работал. Тощий и жилистый, альбинос с белой шевелюрой и кожей под стать. И носил он все накрахмаленное белое. Зато в черных очках и с тонкой черной тросточкой. Я знал, что за очками скрываются мертвые розовые глаза. И знал, что в тросточке скрывается меч. И знал, что, хоть Слепой не увидел бы солнца, даже если бы смотрел на него в упор, зато он слышал, как срет мышь в двух кварталах, а вонь чуял уже с одного квартала. Он мне нравился. Он видел в голове ближайшее будущее, как кино, а иногда видел не прошлое и не будущее, а обрывки из чужих миров и других мест. Лучше я объяснить не могу.
С ним был Джон Генри – здоровый чернокожий с такими ручищами, которые будто набили, как сосиски: упругие, жесткие и выпирающие. В деле он любил убивать молотом. За это, наверное, и получил прозвище, но ходили слухи, что он правда потомок Джона Генри – того былинного героя, который умер, состязаясь с паровым молотом. Точно не знаю. Даже не знаю, существовал ли тот, старинный Джон Генри. А этот Джон Генри носил гавайскую рубашку, на которой было столько цветастых попугаев, что населили бы все джунгли Южной Америки, широкие штаны и туфли с завязанными на петельки шнурками. Казалось, он может связать узлом стальную балку и носить вместо галстука.
С ним был Джек, азиат. Если думаете, что он у нас отвечал за кунг-фу, то ошибаетесь. Он отвечал за логистику. Полтора метра ростом, но крепкий для парня, который перебирает бумажки. Во многом поумнее нас всех, но в остальном – ну, скажем так, я бы не стал посылать его за хорошими бургерами. А, и драться-то он умел, но главным образом работал головой и планировал атаки.
А вот кто меня заинтересовал – да всех заинтересовал (по крайней мере, живых) – так это новичок. Ей было не больше тридцати, личиком свежая, как весна, волосы темные, как душа дьявола. И глаза такие же. Тоже не больше полутора метров ростом и, наверное, 50 здоровых и славно распределенных килограммов, красиво упакованных в синюю блузку с каким-то таким миниатюрным окошком для сисек. Кожа была бела, как хлеб. На ней были такие тонкие и узкие синие брючки, что даже веснушки на бедрах разглядишь, а также пиратские башмаки. Я подумал еще: если есть бог, или если там все создает матушка-природа, то они собрали эту дамочку на самом пике сил.