А ты запротоколируй изъятое, — указал он на коротко стриженного милиционера. — Для нас самое главное — социалистическая законность.
К сейфу подошли два чекиста. Чтобы не мешать друг другу, они заняли места по обе стороны от сейфа и ленивыми, размеренными движениями принялись швырять пачки денег в расправленный мешок. Никакой нервозности или торопливости — движения привычные, размеренные, едва ли не доведенные до автоматизма. Глядя на них, охотно верилось, что подобную процедуру они выполняют изо дня в день, а потому она им изрядно наскучила. На какое-то время в комнате установилась тишина, зрелище притягивало: не часто приходится видеть столь огромные суммы и тем более наблюдать за тем, как они перетекают из одного кармана в другой.
Стриженый чекист, удобно устроившись за столом, принялся считать пачки.
Юдин нервно сглотнул.
— Это произвол. Я буду жаловаться.
— Это ваше право, — охотно согласился белобрысый чекист. — Можете жаловаться товарищу Дзержинскому.
Холщовый мешок, по мере наполнения его пачками денег, все более тяжелел, приобретая угловато-неровную поверхность. Один из чекистов даже слегка приподнял его, пробуя на вес, и по тому, как дрогнула его рука, можно было судить, насколько он тяжел.
— Товарищ Зарипов, — повернулся высокий чекист к невысокому парню лет двадцати пяти. — Возьмите двух товарищей и проверьте остальные помещения. Улики могут быть спрятаны и там.
— Есть, — развернувшись, милиционер вышел.
— Объясните, наконец, что вы ищете на моем заводе?! — подступил Иван Тимофеевич.
— Прошу вас отойти в сторону! — Рука белобрысого предостерегающе юркнула в карман.
Ссутулившись, хозяин отступил в угол комнаты.
Сейф опустел наполовину. Виднелась крашеная темно-коричневая стенка, а в углу лежала небольшая металлическая коробка, в которой обычно хранится табак.
— Что это такое? — спросил чекист у хозяина, показав на металлическую коробку.
Губы хозяина беспомощно дрогнули. Растерянность продолжалась недолго, неглубоко вздохнув, он проговорил удивительно спокойным голосом:
— Я не знаю, что здесь находится.
— Так это ваш сейф?
— Мой.
— А что находится в этой металлической коробке, вы не знаете?
— Получается, что так.
— Товарищи понятые, прошу подойти сюда и посмотреть, что находится в этой металлической коробке.
Кашлянув в кулак, старик сделал несколько робких шагов и приблизился вплотную. Женщина тоже подошла и принялась наблюдать за происходящим из-за его плеча.
Взяв в руки коробку, чекист одобрительно крякнул:
— Ого какая!
Внутри по жести что-то тяжеловесно шаркало. Понятые настороженно замерли, присмирели и чекисты, находящиеся в комнате. Даже муха, что бесшабашно билась в окно, и та вдруг успокоилась, словно прочувствовалась предстоящим моментом.
Высокий чекист обратил внимание на то, что женщина даже слегка приподнялась на цыпочки, стараясь повнимательнее рассмотреть содержимое коробки.
— Да что же они, в конце концов, делают-то?! — неожиданно вскричал хозяин кабинета, метнувшись к окну. — А диван-то в чем провинился? Почему они его тащат?! Неужели он тоже имеет какое-то отношение к недавнему ограблению или к каким-нибудь политическим диверсиям?!
Присутствующие невольно посмотрели в окно. Двое чекистов, прогибаясь под тяжестью, несли через двор большой кожаный диван. О чем они разговаривали, слышно не было, но по улыбкам, что гуляли на их лицах, было понятно, что уловом они остались довольны.
— Прошу минуту внимания. — Чекист с усилием открыл крышку. — Крепко сидит, зараза!
Понятые невольно ахнули.
— Ничего себе, — крякнул чекист.
— Что вы здесь видите?
— Золотые царские червонцы, — глухо сказал бухгалтер.
— Золото, — подтвердила женщина.
— Так вот я вам хочу сказать, — голос чекиста значительно посуровел, — из поезда пропали червонцы николаевской чеканки, которые перевозил наш сотрудник. Сам он был убит, а вот золото было похищено. Гаврила! — обратился он к сотруднику, сидевшему за столом и проводившему опись изъятых денег. — Сосчитай, сколько здесь червонцев.
Чекист аккуратно поставил коробку с монетами на стол.
— Сделаю, — охотно кивнул Гаврила.
— Можете не пересчитывать, — подал голос Юдин. — Там сто пятьдесят девять монет. Приберегал для себя, на черный день, мало ли… Но кто мог знать, что все это вот так выйдет.
— Берегли, значит, для того, чтобы за кордон удрать? Да мы вас, контру, давили и дальше давить будем! — жестко пообещал высокий чекист. — Пора вам освобождаться от буржуазных излишеств. Золотые монеты тоже придется изъять, я вам напишу расписку.
— Я буду жаловаться.
— Это ваше право. Гаврила, дай листок бумаги.
Присев, руководитель группы написал несколько строчек.
— По вашему делу следует обращаться к товарищу Сарычеву. Он лично распорядился об обыске. Если у вас имеются какие-то претензии на наши действия, то меня вы можете отыскать на Лубянке. Мой кабинет как раз напротив кабинета товарища Сарычева. Так что милости прошу, как говорится, рад буду встрече, а по этой бумаге вы можете получить изъятые вещественные доказательства.
Чекисты продолжали укладывать в мешки пачки денег. Иногда их сосредоточенная работа прерывалась требовательным голосом Гаврилы:
— Егор, которая пачка-то?
И, получив немедленный ответ, он обращался к понятым, стоявшим в центре комнаты:
— Вы считаете? А то не будет хватать пяти рублей, так товарищ хозяин жаловаться на нас станет.
Шесть последних пачек в мешке не уместились. Распихав их по карманам, начальник строго предупредил:
— Гаврила, не забудь запротоколировать и эти пачки. Все должно быть по закону!
— Запротоколирую. А они не выпадут из карманов-то?
— Буду осмотрителен.
Придвинув листок бумаги к понятым, высокий чекист попросил:
— Понятые, подойдите сюда. Распишитесь.
Первым подошел старик. Черкнув закорючку, он отошел в сторону.
— Теперь прошу вас. Пересчитывать будете?
— Я новой власти доверяю, — ответила женщина и, размашисто расписавшись, бочком отодвинулась к двери.
— Товарищи понятые, вы можете идти. Спасибо за вашу революционную сознательность и за готовность помочь советской власти, — поблагодарил чекист.
Упрашивать не пришлось. Протиснувшись между стоящими чекистами, понятые выскользнули в коридор.
— А с вами, товарищ хозяин завода, у нас будет более обстоятельный разговор. Так что прошу вас послезавтра к двенадцати часам на Лубянку.
— Это вы меня официально приглашаете? — ахнул Иван Тимофеевич.
— Разумеется, вот повестка, — протянул чекист листок бумаги, на котором было написано число и время.
Юдин осторожно взял бумагу.
— Господи боже мой, этого еще не хватало!
Начальник группы, выглянув в коридор, громко позвал:
— Антип, давай сюда! И Николая не забудь прихватить. У нас тут два мешка вещественных доказательств, дотащить нужно.
Горловину у мешков с деньгами завязали веревкой и, взвалив мешки на спины, потащили за территорию завода. Только когда уже отошли на значительное расстояние, Кирьян посмотрел на коптящие трубы и усмехнулся:
— А ведь хотел этого бухгалтера замочить.
— Ладно, бог миловал.
— Старикашка крепко держался, не выдал. За такое содействие ему и денег можно дать.
— Пусть спасибо скажет, что живым остался.
Егор Копыто, подбросив на плечах мешок, заметил:
— А ведь сторож чего-то почувствовал! Мог бы настоящих легавых пригласить.
— Кто на шухере стоял? — спросил Кирьян, посуровев.
— Я, — отозвался Антип.
— Где я тебе велел быть?
Не ожидая грозы, тот продолжал улыбаться. День удался, сейчас могут простить и не такое. Поклажа столь тяжела, что ее едва тащили, а если деньгами распорядиться с умом, так можно с полгода жить всласть. Но Кирьян не из таких, чтобы долго отдыхать, отдышится, да и опять на дело пойдет.
— У ворот.
— А ты где был?
— Я на территорию зашел, там обыск проходил, как-то не хотелось от других отставать.
— А если бы в самом деле чекисты нагрянули, тогда что? — сурово спросил Кирьян.
Сегодня не тот случай, чтобы давить, хотя в прежние времена за такое ротозейство могли бы и на пику поставить.
— Кирьян, да прости ты его, — заступился за опального Егор Копыто, продолжавший находиться в благодушном настроении. — Не каждый день такой фарт подваливает.
Кирьян улыбнулся. На то он и пахан, чтобы улавливать общее настроение жиганов. Фарт валит, значит, и сам должен быть довольным. А нерадивого следует только пожурить, пусть знает, что пахан способен быть великодушным.
— За бабой он побежал… пока диван тащили, он ее в уголке зажимал. Кажись, свидание назначил.
— Так оно и было? — весело поинтересовался Кирьян.
— Да. Задержись мы подольше, так я бы ей вдул! — мечтательно протянул Антип.
— Ничего, еще успеешь, — подбодрил Гаврила.
Улыбаясь, Кирьян продолжал:
— Бабы деньги любят.
— Здесь такая прорва хрустов, что их на полжизни хватит.
— Это точно.
— Если ты такой любвеобильный парень, то я тебе еще и от себя могу добавить. — Кирьян сунул руку в карман и вытащил гривенник. Сунув его в ладонь жигану, сказал: — Держи!
Взяв монету, Антип удивленно спросил:
— Что это такое?
— А это и есть твоя доля. В следующий раз хлебалом торговать не будешь, а значит, и за бабами не станешь бегать.
— Кирьян, что-то я тебя не понимаю. Ты меня за шпану, что ли, какую-то держишь? — посуровел жиган. — Мне нужна моя доля!
Завод был уже далеко. Жиганов никто не видел. Только трубы, что коптили темным смрадом, подсматривали за ними из-за верхушек деревьев. Место тихое, безлюдное.
Подходящее место для убийства.
Жиганы, поотставшие с поклажей, бережно, как любезного товарища, поставили под куст диван, сели на него и, воспользовавшись неожиданным отдыхом, принялись сворачивать цигарки.