— Просто это у тебя получается, — подначил Егор Копыто.
— Вовсе нет! — обиделся Овчина. — Ведь там коммуникации, толстые стены, а потом еще и фундамент самого ювелирного магазина!
— Ты пиво-то пей, — подсказывал Кирьян. — А то оно у тебя совсем выдохнется.
Пригубив напиток, Рома продолжал столь же восторженно:
— Если мы возьмем этот магазин, так нам денег на несколько жизней хватит!
Кирьян усмехнулся — парень неплохой, но мыслит как новичок.
Он облюбовал следующего рака. Создавалось впечатление, что членистоногое, вытаращив глаза, рассматривает сидящих за столом. Слишком неосторожно с его стороны. Жиганы всегда тяготятся пристальным вниманием.
Оторвав клешни у рака, Курахин с аппетитом высосал мясо. Разломил панцирь, одобрительно крякнув.
— Знаешь, мы такие разговоры не в первый раз слышим. Это только поначалу кажется, что денег на всех хватит. Только ведь деньги имеют скверную особенность — быстро тратятся! А все потому, что жиганам не подобает жрать всякую хреновину. Куда идут жиганы? В лучший ресторан! И девочек мы пользуем только самых лучших. А все эти удовольствия стоят больших денег. Так что по поводу нескольких жизней ты загнул! А теперь скажи мне откровенно: зачем я тебе нужен?
— Я уже много прокопал. — Парень показал свои загрубевшие ладони. В поры и в складки кожи прочно въелась земля. На ладонях свежие царапины. — Осталось совсем недолго.
— Ну а к нам-то чего подошел? Прорыл бы до конца, да и забрал бы себе все золотишко без лишнего шухера.
— Фундамент долбить придется, а один я не сумею. Для этого у меня силенок недостаточно, — честно признался Овчина.
— Ах, вот оно что… А ты не думаешь, что когда мы будем долбить этот самый фундамент, то охранник наверху может нас услышать? Ты же сам говорил, что он вокруг здания фланирует.
— Не услышит, — заверил Роман. — На даче я выкопал точно такую же яму и пробовал молотком поработать. Так на поверхности даже звука не было слышно.
Кирьян задумался всерьез. Если все обстояло именно так, как и говорил Рома Овчинский, то дело действительно выгорало очень стоящее. Конечно, на пару столетий денег не хватит (да и нужно ли!), но вот покутить с полгода — запросто!
— Это ты на даче ломиком ковырялся — слышно не было, а ты попробуй рядом со сторожем.
— Сторожа можно будет отвлечь, когда будем пробивать стену. Например, его можно будет задержать на противоположной стороне от подкопа.
— И как ты себе это представляешь?
— Например, как-то разговорить его, угостить папиросой, предложить выпить…
— Хм… Вижу, что ты все успел продумать. Бывал я в этом магазине, золотишка там и впрямь много, но вот пробьем мы стену, а оно наверху в сейфах окажется.
Роман широко улыбнулся:
— В этом-то как раз и заключается весь фокус. После закрытия магазина все драгоценности они уносят в подвал, а утром поднимают их снова в витрины. И поэтому через тоннель мы сразу попадаем в подвал!
— Вот оно что. Ты хочешь сказать, что драгоценности они складывают просто на пол?
— Я там не был, но думаю, что, скорее всего, там тоже есть какой-нибудь сейф. А у тебя наверняка есть человек, который разбирается в этом деле. Так ты поможешь? — с надеждой спросил Роман.
Сделав глоток пива, Кирьян поставил кружку на стол. В помещении было сильно накурено, и жиганы, сидящие за соседним столом, будто бы утопали в дыму.
— А подвал со стороны магазина как закрывается?
— Здесь у них все в порядке. Подвал закрыт на две тяжелые металлические двери и несколько замков.
— Серьезно, — согласился Кирьян.
— Более чем! — Роман говорил горячо, страстно жестикулируя. Он совсем не замечал заинтересованных взглядов присутствующих. — Нужно пробить стену в пятницу. В субботу магазин не работает, и у нас хватит времени, чтобы вынести всю наличность и драгоценности.
Неожиданно Роман замолчал. И вновь он стал похож на гимназиста, корпящего над доказательством трудной теоремы. Он обернулся и тотчас столкнулся взглядами с жиганами, сидящими за соседними столиками. На их лицах крупными буквами было написано: «Что же это за человек сидит с Фартовым?»
— Я могу описать каждую вещицу. Я знаю каждый камушек на колечке, какого он цвета, какой прозрачности. Помню узоры на ожерельях. Я настолько привык к ним, что они просто стали казаться мне моей собственностью. Может, это, конечно, глупо…
Кирьян с Егором понимающе заулыбались.
— Так бывает… Ты становишься жиганом. Когда я вижу фраера, упакованного по самое горло, то воспринимаю его рыжье за свое собственное. Значит, ты все время работал один?
— Да.
— Как же тебя никто не обнаружил? Ты же не в детской песочнице возился, а тоннель рыл! Куда ты землю-то девал?
— Я все продумал, появлялся тогда, когда никого не было. А землю я складывал в сумки, потом выносил ее из котельной и высыпал на пустыре.
— И сколько же ты раз поднимался?
— Не знаю… Много раз! Очень много.
— И сколько же тебе еще осталось?
Роман задумался:
— Думаю, что кубометров пять. Я шагами считал.
— Почему ты обратился именно ко мне?
Овчина пожал плечами:
— Сложно сказать. О тебе в Москве очень много говорят, часто не самого хорошее… Но что знаю точно, своих ты не обижаешь.
— Значит, хочешь стать своим?
— Да, — не колеблясь ответил Рома.
— Вот что я тебе скажу. Своим ты станешь только тогда, когда мы с тобой выпотрошим с дюжину нэпманов. Доверие нужно заслужить. С медвежатником я тебе тоже помогу… Одному тебе это дело не потянуть.
Недолгая пауза и твердый ответ:
— Я готов.
— Ну что ж, посмотрим… Вон того хмыря видишь, что сидит в углу пивной? — показал Кирьян взглядом на мужчину, сидящего в одиночестве.
Роман повернулся. Мужчина был модно одет. В осеннем, из черного дорогого драпа пальто. Через расстегнутый ворот просматривался жилет в мелкую полоску, на шее широкий белый шарф. Из кармана выглядывала золотая цепочка. Лицо холеное, с пухлыми щеками. Перед ним стояло две кружки пива, одна из которых была наполовину опустошена. Мужчина никуда не торопился, не стремился завести знакомство, казалось, что он наслаждается собственным одиночеством.
Залетная птица. А такого и пощипать не грех. Только сейчас Роман увидел, что Кирьян был не единственным, кто обратил внимание на богато одетого мужчину. Жиганы обменивались между собой короткими и красноречивыми взглядами: от их пристальных и проницательных глаз не укрылась ни золотая цепочка, что кокетливо выглядывала из распахнутого ворота, ни перстенек с крупным сапфиром на мизинце.
Мужчина всецело был поглощен собственными думами, не замечая обращенных на него алчных взглядов.
Роман похолодел.
— Вижу, — кивнул он, предчувствуя самое худшее.
— Мы его на перо поставим, а ты нам в этом поможешь.
Правый уголок рта Романа болезненно дрогнул, он уже пожалел о том, что явился на эту встречу. Ужасно было влипнуть в скверную историю всеми конечностями, и теперь он понимал, что не может из нее выбраться без того, чтобы не ободраться до крови.
Рома отрицательно покачал головой:
— Я не согласен.
Глаза жигана нехорошо блеснули:
— А жить хорошо хочешь? А баб красивых иметь хочешь?! Ты должен пройти через это. Просто так серьезные вещи не делаются. Мы тебя за человека посчитали, расклад свой дали, а ты гусей гонишь?!
В этом был весь Кирьян. Он не признавал полутонов — для него существовало только белое и черное. Какую-то минуту назад он являлся воплощением обаяния, казалось, что невозможно найти лучшего собеседника, а сейчас наэлектризованный воздух готов был разразиться громовыми раскатами.
Смотреть в глаза жигану было трудно, и Роман невольно отвел взгляд.
— Кхм… Это что же, сидеть здесь, пока он не выйдет, что ли?
Кирьян невольно улыбнулся:
— Анализируешь? Это хорошо. Только сидеть мы здесь не будем. Обождем его на улице. И знаешь, он поднимется сразу, как только мы выйдем.
— Откуда такая уверенность?
Подошел хозяин трактира и любезно спросил:
— Может, еще что-нибудь желаете?
— Спасибо, милейший, мы отчаливаем, — сказал Кирьян, положив на стол сотенную. — Сдачи не надо.
Поклонившись, хозяин ушел.
Халдеи — народ понимающий, знают, когда в них отпадает надобность.
— Перстенечек на пальце у этого хмыря видишь?
— И что?
— А то, что именно такой перстень в прошлом году я у одного фраера взял. Мадам Трегубовой за десять золотых отдал. А потом чекисты ее подмели вместе со всеми камушками. Так что этот перстенек должен был на Лубянке осесть. Тебе не кажется странным, что он оказался у этого фраера?
— Вот оно что.
— То-то и оно. Чекист он! Под жигана работает. Обложили меня со всех сторон, суки. Выследили! Дышать не дают, — скрипнул зубами Кирьян. — Вот что я тебе скажу, паря, если мы его не уберем, то у тебя не будет ни тех денег, о которых ты мечтаешь, ни свободы. Он тебя уже срисовал. Неужели ты не знал, что к Кирьяну опасно приближаться. Так что же ты выбираешь, веселую жиганскую жизнь или пулю где-нибудь в чекистском подвале?
Роман проглотил спазм, перехвативший горло.
— Что именно я должен сделать?
— Как только он выйдет, попроси у него огоньку.
— Это все?
— Остальное не твое дело. — Повернувшись к Егору, Кирьян скомандовал: — Все, уходим!
Недоеденные раки остались на столе, строптиво растопырив клешни. Ни на кого не глядя, жиганы направились к выходу. Улица встретила их промозглым ветром. У дороги горел фонарь. Тусклый свет падал на входную дверь, на мощеную дорожку, ведущую к трактиру. Время было позднее, но расходиться никто не желал.
— Ты здесь постой, — распорядился Кирьян, указав Роману на место около входа.
— А вы куда?
— Мы в сторонку отойдем.
Сделав несколько шагов, Кирьян исчез, растворился в темноте.
Ждать пришлось недолго. Через пару минут дверь отворилась, и на пороге появился тот самый коммерсант, что совсем недавно беспечно прихлебывал пиво. Прежней его сонливости как и не бывало. На ходу поправляя выбившийся из-за ворота шарф, он быстрой походкой двинулся во тьму.