В эту же ночь Мария подивила его своей горячностью, не уступая в разудалости француженкам. Закусив губу, Кирьян изнывал от наслаждения, опасаясь раньше времени дать слабину, и когда, наконец, тело содрогнулось в мощнейшем экстазе, Мария вытерла губы и весело поинтересовалась:
— Тебе было хорошо?
— Да… Я у тебя хотел спросить: этому тоже обучали на Бестужевских курсах?
— А ты нахал! — усмехнулась Мария без всякой злобы. — Ты слышал что-нибудь о самообразовании?
— Приходилось.
— Так вот… До этого я знала только голую теорию. И была рада применить ее на практике.
Сладко потянувшись, Кирьян подумал о пользе такого самообразования. Оказывается, вещь полезная — на такие штуки способна не каждая девка из публичного дома. А уж они-то известные мастерицы!
После близости хотелось покоя — раскинуть руки, позабыться на некоторое время. Но Мария уже в который раз втягивала его в разговоры и требовала от него новых доказательств привязанности. Своим поведением она как бы утверждала, что ради любимого мужчины может зайти далеко, а вот на какие жертвы способен он сам?
— Тогда почему нам с тобой не сходить бы, к примеру, в театр? Я хочу, чтобы все видели, что я не одна, что у меня есть любимый мужчина.
Свидетелем их разговора была только луна, хитро заглядывающая в окно. Света было ровно столько, чтобы видеть контуры обнаженного женского тела, а вот его собственной улыбки не рассмотреть. И Кирьян был рад этому обстоятельству.
— Я не люблю театр, — сдержанно ответил он.
— Ты не любишь театр? — удивленно спросила Мария, повернувшись к нему.
В полумраке он любовался волнующим изгибом ее бедер.
— Хм… А почему я должен любить театр? — искренне удивился Кирьян. — Это водка, что ли?
— Какой ты все-таки противный, — фыркнула женщина.
— Да там и смотреть-то не на что. Одни «ахи» и «охи». Я в детстве в Марьиной Роще жил, вот там у нас мужички собирались на кулачный бой! Сойдутся стенка на стенку и давай метелить друг друга. Выбитые зубы, кровь фонтаном, поломанные носы. Вот там настоящий театр, это я понимаю! Со всей округи народ сходился посмотреть на такое зрелище! Бабы сарафаны нарядные наденут, платки цветастые повяжут, а мужики в поддевках, в яловых сапогах.
— Господи! — ахнула Мария, закатив глаза. — С кем же я связалась! Ну хорошо, ты не любишь театр, а может, тогда сходим в цирк? Там забавные представления, медведи танцуют…
— Не нравится мне, когда животные в цепях, — поморщился Кирьян. — Поэтому я и в цирк не хожу.
— Знаешь, Матвей, мы с тобой все ходим по каким-то темным переулкам, как будто бы прячемся от кого-то. А ты не боишься, что нас могут просто ограбить какие-нибудь жиганы?
Кирьян насилу удержался от смеха и был рад тому, что в комнате было темно, иначе ему пришлось бы искать объяснение столь неожиданному веселью.
— Ну ты же работаешь в Чека. Это тебя должны бояться, ты носишь «наган», так что как-нибудь отобьемся! — уверил Кирьян.
— Что ты такое говоришь! Я всего лишь слабая женщина, которая сама нуждается в защите. Если бы ты знал, как трудно работать бабе среди мужиков.
— Тем более такой красивой.
— И это тоже, кстати… Вот например, сейчас меня добивается мой начальник. Я тебе, кажется, о нем рассказывала.
— Что-то не припомню, — как можно равнодушнее отвечал Фартовый. — Как же его зовут?
Кирьян весь превратился в слух, даже повернулся в ее сторону, опасаясь пропустить малейшее словечко.
— Его зовут Игнат Сарычев. Когда-то у меня был с ним роман… Но очень непродолжительный. Это было в Петрограде… Тебе это интересно?
— И ты еще спрашиваешь? Меня интересует каждая мелочь твоей жизни.
Мария вздохнула:
— В то время он находился в моем подчинении.
— Наверняка ему это было неприятно.
— Возможно… Но дело даже не в этом. Сейчас я его заместитель.
— А ты не можешь уйти от него?
Мария накинула одеяло на голые ноги.
— Не могу. Так было решено в ЦК. О моем назначении лично хлопотал Дзержинский.
— А сама что ты думаешь?
— Ну не моя это работа! Среди мужиков я становлюсь грубой, несдержанной. Эта среда портит меня. Порой я даже не пойму, кого берут на службу в милицию! При царе он был известный налетчик, а сейчас представляет власть! А говорит, что сидел за политику и деньги добывал на революционные нужды! Но если раньше он воровал и грабил втихаря, то сейчас делает это совершенно открыто, но уже от имени советской власти.
— Да, таких хватает, — неопределенно протянул Кирьян.
— Ты даже не представляешь, что сейчас делается! — гневно воскликнула Мария. — У меня сложилось такое впечатление, что все мужское население ринулось служить в Чека и в милицию, чтобы получить от этого какую-то свою выгоду. Едва ли не каждый месяц мы пачками увольняем недобросовестных работников — и все без толку! Ты чего молчишь? Ты ничего не хочешь мне сказать?
У противоположной стены стояли напольные часы с боем. Редкая искусная работа, выполненная из двадцати пород дерева. Такое наследство досталось Марии от прежнего хозяина. Помнится, года два назад при налете в Сивцевом Вражке Кирьян с подельником зашли в квартиру, где стояли точно такие же часы. Почему-то они не работали. Тогда Копыто первый обратил внимание на эту странность — вещь дорогая, а не работает. Открыли дверцу, потянули за цепочку, а нижний шкафчик возьми да и выдвинись. А в нем оказалась металлическая коробка, до самого верха заполненная золотыми червонцами.
При взгляде на эти часы Кирьяну всякий раз хотелось посмотреть их начинку, а может, и эти «ходики» тоже богаты на драгоценные металлы? Но его сдерживало присутствие комиссарши. Он с улыбкой подумал о том, что когда-нибудь для него это не станет большим препятствием, но сейчас следует обождать.
Часы мелодично пробили три раза. Пора делом заниматься, не лежать же с бабой до самого рассвета.
Кирьян поднялся, взял со стула рубашку.
— Идти мне надо.
— Куда? — испуганно спросила женщина.
— Знаешь ли… Я тебе не сказал… тут мне кузен попросил помочь… Дела там всякие… Надо через весь город идти.
Кирьян говорил проникновенно, в какой-то момент он даже сам поверил тому, что в три часа ночи готов идти через весь город, для того чтобы с самого утра помочь своему кузену.
— А утром пойти нельзя?
— Пораньше приду, побыстрее сделаю, скорее освобожусь.
— Может, все-таки останешься? — предприняла последнюю попытку Мария. — Сейчас по городу ходить небезопасно.
Кирьян внимательно посмотрел на Марию. А может, она действительно его любит?
— Я это понимаю, но все равно — надо идти.
Кирьян оделся.
— Дай мне слово, что ты поедешь на извозчике, — неожиданно потребовала Мария.
— Я так и сделаю, — пообещал Кирьян.
— Когда мне ждать тебя?
Кирьян не любил, когда женщины задают подобный вопрос. Он предпочитал не связывать себя обещаниями.
— Как сложится… Но обещаю быть у тебя, как только освобожусь.
— Хорошо… Закрой как следует дверь.
Кирьян посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого. И все-таки нужно будет как-нибудь заняться этими «ходиками». Наверняка они содержат кое-какие тайны.
Глава 19 ПОБРЯКУШКИ ДЛЯ КРАЛИ
Захлопнув дверь, Кирьян вышел во двор и через темный проходной двор прошел на соседнюю улицу. В густой тени пятиэтажного дома пролетка была едва различима.
— Гурьян! — окликнул возницу Фартовый. — Ты тут часом не уснул?
— Едва не сморило. Крепился! Уснешь, а тебя кто-нибудь по темечку жахнет. Что так долго?
— У барышни я был, а такие дела за пять минут не сделаешь.
— Оно и верно, особенно когда баба шибко горячо обнимает. А только я уже волноваться начал. Думал, как бы не пришили ненароком, времена-то нынче неспокойные. Вот давеча, на прошлой неделе, пятеро уркачей троих жиганов в трактире на Ямской порезали. Хрен их поймет, чего они там не поделили!
— Ты, Гурьян, не переживай, — весело вскочил в пролетку Кирьян. — Поживу еще! Трогай на Моховую!
— А что там?
— Все-то тебе скажи, — усмехнулся Кирьян.
Кирьян выглянул из пролетки. Поначалу он подумал, что нарвался на засаду, — на углу, где должна была состояться встреча, нетерпеливой походкой расхаживал мужчина в кожаной тужурке и фуражке.
Внутри все обмерло — засада!
Но в этот момент мужчина обернулся, и Кирьян узнал в нем Егора Копыто.
Тьфу ты, черт бы его побрал!
Широко улыбнувшись, Егор подошел к пролетке.
— Ждать заставляешь. Люди поважнее приходят попозднее? — уколол жиган.
— Зараза тебя подери, — беззлобно выругался Кирьян. — Я ведь, глядя на тебя, думал, что меня чекисты пасут.
— Хм… Ты ведь сам сказал при параде быть, — усмехнулся Егор.
— Ладно… Как он там?
— На месте.
— Кто наколку дал?
— Валет.
— Ты вот что, Гурьян, — повернулся Кирьян к кучеру. — Не уезжай далеко. Понадобишься.
— Как скажешь, — охотно отозвался кучер.
Прошли по Моховой, остановились около аптеки. В трех крайних окнах, где размещалась лаборатория, горел свет, очевидно, хозяин не спал и колдовал со своими химикатами.
Здесь частенько патрулировал наряд милиции — обходили кварталы, не забывая заглядывать в самые темные закоулки.
— Сейчас должны подойти, — вытащил Егор из кармана часы. — Топают, как по расписанию. Ага… А вот и они! — обрадованно воскликнул он, показав на четверку красноармейцев, вышедших из-за угла.
— Пойдем! — сказал Кирьян и уверенно двинулся навстречу.
Красноармейцы шли парами, четко друг за другом, положив винтовки на плечи. По тому, как они шли, Кирьян понимал, что парни не видят в них угрозы, принимая за обычных полуночных прохожих. Глянули разок и потеряли интерес. Спокойный район создавал иллюзию безопасности, но парням не следовало бы расслабляться — чревато! Серьезная пальба случается и здесь. Лица молодые, ровным счетом ничего такого, что указывало бы на их революционную нетерпимость. А вот глаза озороватые. Ребячьи. Думают наверняка о каком-нибудь баловстве. Что ж, придется предоставить им такую возможность.