— Я его тоже приметил, — согласился Федор. — У него глазки так и забегали, когда ты на него посмотрел.
— Не смотри на него, отвернись, — негромко сказал Петр. — Будем проходить мимо, тогда и возьмем. Только будь осторожен, он через пальто может пальнуть. Идем?
— Пойдем, — сказал Кравчук, откинув недокуренную папиросу.
Боковым зрением он заметил, как лицо франта вдруг приняло жестковатое выражение, а правая рука медленно поползла во внутренний карман.
— Григорий! — неожиданно крикнул Петр, помахав рукой. — Чего ты стоишь? Мы тебя уже давно ищем. К нам иди! — Поймав недоуменный взгляд Кравчука, он продолжал: — Ну чего ты головой крутишь? Мы здесь.
Рука франта застыла на половине пути, а длинные холеные пальцы нервно поправили отворот пальто. Чуть приподняв голову, он посмотрел в ту сторону, куда смотрел Самохин, пытаясь отыскать среди толпившихся на перроне пассажиров неведомого Григория. В это самое мгновение, стараясь не упустить из внимания руку, державшую отворот, Петр бросился на франта и, сбив его с ног, прижал к земле.
— Лежать! Чека! — крикнул Кравчук, размахивая пистолетом. — Документы!
— В чем дело? — недовольно прохрипел ошеломленный франт. — Вы меня приняли за кого-то другого.
— Поднимайся, — потянул Самохин его за воротник. — А теперь документы.
Франт потянулся к карману.
— Руки за голову! Я сам достану.
Вокруг них образовалась плотная толпа. По тому, как колыхнулся первый ряд собравшихся, становилось ясно, что задние наседают. Понятно — до отправления поезда минут сорок, а тут такое развлечение. А если кого застрелят, так будет что пообсуждать в дороге.
— Разойдись! — крикнул Кравчук, махнув пистолетом. — Разойдитесь, граждане!
Первые ряды потеснились.
— Вот так, граждане. Еще, еще!..
Петр привычно обшарил карманы длинного пальто:
— Ого, что-то тяжелое.
— Это портсигар, — процедил сквозь зубы франт.
— Сейчас поглядим. — Сунув руку в карман, Самохин вытащил тяжелый серебряный портсигар. — Точно, не соврал… А здесь что у тебя? — ощупал он пальто спереди.
Франт слегка подался вперед.
— А ну не дергаться! — сурово предупредил его Кравчук. — А то я тебя быстро продырявлю.
— Пальто расстегни.
Тонкие пальцы франта нервно пробежали по пуговицам, пальто распахнулось.
— Не дергайся. Ноги шире. Вот так!
Петр уверенно сунул руку во внутренний карман пальто и вытащил револьвер.
— Хм… А это, по-твоему, коробок спичек?
— Так получилось, — неловко принялся оправдываться франт. — Время сейчас неспокойное, мало ли… А так показал, и сразу разговор кончен. Да он у меня и не стреляет. Хотите покажу! — протянул он руку.
— Назад! — придержал его Кравчук. — А теперь руки за спину. Вот так, пошел! Ну чего столпились, товарищи? — прикрикнул он на толпу, которая, казалось, сбежалась сюда со всего вокзала. — Ничего особенного не произошло. Всем расходиться!
Глава 39 ДОПРОС НА ЛУБЯНКЕ
Белобрысый красноармеец привел в кабинет молодого мужчину в длинном пальто и дорогом темно-коричневом костюме. Тот держался уверенно, с подчеркнутым равнодушием.
— Садитесь, — указал Сарычев на стул напротив своего стола.
Поблагодарив легким кивком, задержанный уверенно сел.
Раскрыв паспорт, Сарычев прочитал:
— Сеничкин Владимир Петрович. Что же это вы с оружием-то ходите? Неужели порядков не знаете? Время сейчас непростое. За такое очень строго могут спросить.
— Да бес попутал! — в отчаянии воскликнул Сеничкин. — Во дворе валялся. Ну я его и поднял. Хотел в милицию отнести, а потом забыл.
— А карман-то не оттягивало? Все-таки не пять копеек.
— Да разве думаешь об этом? Лежит себе, ну и ладно.
— И куда же вы направляетесь, Владимир Петрович?
— В деревню, тетку надо навестить.
— А в какой деревне она живет?
Подбородок Сеничкина чуть дрогнул, но ответил он уверенно:
— Деревня Макеевка.
— Вот как! — обрадованно воскликнул Сарычев. — А я ведь там всех хорошо знаю. У меня там брат живет. Как зовут вашу тетку?
— Маруся… Наумова.
— Что-то припоминаю. Она случайно не в том доме живет, что около леса?
— В нем. Так отпустите? Ну виноват я, надо было сразу отнести к вам револьвер.
— Хватит ваньку валять! — строго сказал Сарычев. — Нет в Макеевке леса. Да и Маруси Наумовой тоже нет. — Тряхнув паспортом, он добавил: — Кто это тебе фотографию-то заклеивал? Уголок-то топорщится. Да и печать размазана. Начнем все сначала — кто ты такой?
— Раскусил ты меня, начальник. Голубятник я. Бывает, на чердак залезу, бельишко сопру, вот тем и живу.
— А свое пальто ты, значит, на старое бельишко выручил?
— Здесь мне просто повезло. На барахолке я его купил. Новое досталось. Я его только почистил малость, да и надел.
— А кровь эта откуда на рукавах? — ткнул пальцем Сарычев.
Страх, мелькнувший на лице Сеничкина, через мгновение сменился отчужденно-равнодушным выражением. Сарычев видел, что ему очень хотелось посмотреть на рукав. Вот голова слегка наклонилась, но неожиданно его веки прикрылись, и, вскинув подбородок, он процедил, едва скрывая злобу:
— На понт берешь, начальник! Видал я таких.
Сарычев довольно хмыкнул:
— Не сомневаюсь. Значит, все-таки с чалкой знаком.
— По молодости получил судимость, честно скажу, — приложив руки к груди, покаялся задержанный. — Из авоськи у одной тетки два огурца стащил. Но больше ничего не было, как на духу говорю!
— И как же тебя звать?
— Болдырев Сергей. Кликуха Гнедой. Спереть я могу, но вот чтобы из «нагана» в кого пальнуть, это никак! Не мокрушник я!
— Тогда почему же ты прятался? Куда свалить решил?
— Да разве я прятался? — возмутился жиган. — Стоял просто.
Сарычева не оставляло смутное ощущение, что он уже встречался с этим человеком, вот только он никак не мог припомнить, при каких обстоятельствах это произошло. Ясно одно — их встреча была короткой, он даже не успел придать ей должного значения. Возможно, что они повстречались мельком…
Стоп! Мельком.
Выдвинув ящик стола, Сарычев вытащил из него кепку.
— Вот, возьми, надень, — потребовал Сарычев.
— А это еще зачем? — удивился жиган.
— Надень, говорю!
— А, понимаю, значит, даришь, начальник. Стало быть, я тебе так понравился, что ты мне решил свою кепку пожаловать. Пальтишко с чужого плеча имеется, теперь вот кепчонка. Эх, разживусь!
— Хватит базарить!
— Только я ведь таких не ношу, не мой фасон. Если только из уважения к тебе, начальник, — напялил он кепку на лоб.
Вот теперь туманный и расплывчатый образ обрел форму, Игнат уже не сомневался в том, что это именно тот самый тип, который выслеживал его в трамвае. Он припомнил даже его шаг — крадущийся, мягкий. Так передвигается только один зверь — рысь, место для следующего шага кошка подбирает тщательно, из боязни угодить лапой в капкан.
Сидящий перед ним человек был из породы самых отпетых хищников. Вряд ли он способен на милосердие. Такие никого не щадят.
Широко улыбнувшись, Сарычев спросил:
— Я у тебя вот что хотел спросить, а огурцы-то вкусные были?
— Какие еще огурцы? — не понял жиган.
— Те самые, что ты у тетки стырил.
Пришел черед улыбаться Гнедому. Лицо его так и светилось: «Провел я тебя, начальник!»
— Не помню, давно это было. Но, кажется, сладкие. С аппетитом, помнится, ел.
— Хватит дуру ломать! — грохнул кулаком по столу Сарычев. Портсигар, лежавший на краю стола, слегка подпрыгнул и со звоном упал на пол. — Где Кирьян?!
— Не знаю я никакого Кирьяна!
— Сними кепку, — сорвал Сарычев с жигана головной убор. — Может, ты и меня не знаешь? Я-то тебя сразу узнал. Сначала ты меня в трамвае пас, а потом у подъезда караулил. Тебе Кирьян велел убрать меня?!
— Не было этого, — попытался приподняться жиган.
— Сидеть! — опустил руку на плечо жигана стоящий за его спиной красноармеец.
— Тогда почему ты за мной ходил? От безделья, что ли, шарахался?! В общем, так, — спокойным голосом продолжал Сарычев. — Даю тебе сутки, чтобы подумать. Если за это время ничего не вспомнишь, поставлю тебя к стенке. У нас здесь не богодельня. Увести!
Сарычев остался один. Хотелось закурить. Портсигар, раскрывшись, лежал на полу, и папироски, выбившись из-под резинки, торчали веером. Подняв портсигар, Сарычев вытащил папиросу. Осмотрел внимательно портсигар — как будто бы обошлось без царапин. Вещь красивая, памятная. Будет жаль, если поломается.
Закурив, Сарычев вспомнил о том, как однажды пришлось стать обладателем золотого портсигара. Вот это была вещь! Даже расставаться с ней не хотелось. Тогда он только вступал в должность начальника московской Чека и должен был внедриться в банду Кирьяна Курахина. Перед внедрением его экзаменовал сам Дзержинский и остался очень доволен результатами перевоплощения Сарычева. А ведь, по существу, тогда он ходил по краю гибели, и любая случайность могла стать для него роковой. Окажись, например, в банде кто-нибудь из питерских жиганов, и ему просто не дали бы возможности выйти из блатхаты. Накинули бы удавку на горло, да и выбросили труп куда-нибудь бы в Москву-реку. Никто бы не нашел! Вот тогда-то он и красовался шикарным золотым портсигаром, выданным ему под расписку в Чека.
Что ж, есть над чем подумать… Вряд ли Курахин отправил на устранение начальника московской Чека какого-нибудь новичка. Здесь должен был работать профессиональный убийца, за плечами которого не одна умело проведенная акция.
А молодость Сеничкина ни о чем не говорит, собственно, как и внешность. За время своей работы в уголовном розыске в Питере Игнату приходилось знавать мокрушников с ангельскими лицами, которым по возрасту надо было еще ходить в гимназию. А за их плечами были такие злодеяния, что просто стыла в жилах кровь.
Вряд ли он назвал свое подлинное имя. Ни один преступник так просто не раскалывается, предпочитая «сухариться». Значит, придется порыться в картотеке.