Иван Васильевич ГрузиновБубны боли
Бубны боли
Бубны боли
Батарей обрывки клубы
Быстрых бархатов обвили.
Побежал инкуб рубинов
Оборвать боа на башнях,
Зубы выбитых барбетов
Бороздит бурьяном бомб.
В небесах балет болидов
Бросил бусы. Бронза брызг!
К облакам батальный бант.
Бревна, сабли, губы, ребра
Раздробить в багровый борщ.
«Брац!..»
«Урра-а-а-а-а!..»
Трубы бреют бубны боли,
Бредит братом барабан.
1914. Август.
Жернова заржали жаром
Жалонеры. Ружья. Жерла.
Жрут. Жиреет жаба жути.
Дирижабли дребезжат.
Давизжала жидким жгутом.
Брызжут жемчугом дождей.
Жадны ржавые жирафы.
Лижут жесткое желе.
Жернова заржали жаром
Рыжих жал. Железа скрежет.
Жабры сжать. Жужжит желудок.
Желчь дрожит. Разрежу жилы.
Жердь жую. Жену жалею.
Животы, фуражки, лужи.
Жатва, желтые жуки.
1914. Август.
Рыжий конь
Катакомбы. Светильника тусклый диск поник
Ореол позолотил твой неизъяснимый лик.
Трепетала, как бледный голубь, твоя узкая ладонь.
Внезапно свистящий топот, и вскрик.
Пылая, выплыл из мрака Рыжий Конь.
И от рук моих надменный Рим пепел и прах.
Но ответно живых факелов свет зажжен.
Ликовал победивший Нерон
На развалинах и гробах.
1914. Май.
«Когда безмолвный и покорный…»
Когда безмолвный и покорный
Я пред тобой склонил колени, –
Овеян тьмой одежды черной,
Мерцаньем вещим осиян
Твоих очей, – мне снились тени
Казненных древле христиан…
Воздев ликующие руки,
Они молились на арене.
И медных труб дрожали звуки.
И тихо крались львы и тигры.
Величьем мести упоен,
Смотрел на праздничные игры
В венце и пурпуре Нерон.
1913. Сентябрь.
«В час, когда миры, как вихри пыли…»
Deine weissen Lilienfinger
В час, когда миры, как вихри пыли,
Заструятся в диком танце предо мной
И потонет в кровяном тумане
Образ твой, коснись концами пальцев-лилий
Моего чела, и голубой волной
Закачает меня рай благоуханий
1914. Март.
«Вечер пряный…»
Вечер пряный.
Сад гранатовый. Туманы –
Точно тонкие вуали
В змейках розовых заката.
Засверкали
Очи – острых два агата.
Шёлк, и кружев паутина.
И ревниво нежит шея
Отблеск томного рубина.
Саломея!
…И когда мой труп немой
Ты увидишь, Саломея,
Завтра в полдень голубой,
Ты пронзишь ли мне, бледнея,
Очи страстною игрой?
1913. Октябрь.
«Позлащенных крыш сосульки хрупкие…»
Позлащенных крыш сосульки хрупкие
Солнце утра
Бледно
Опалило палевыми перьями.
Заплетаются за стеклами цветными
Косы сказочных принцесс.
Протянуло солнце нити влажные.
С крыш полдневных
К снегу.
Саваном весенним осененному.
Расплетаются за стеклами цветными
Косы сказочных принцесс.
1914. Февраль.
«В час, когда бред литаний…»
В час, когда бред литаний
Глубокая полночь уронит,
Предан Тобою потоку сгораний.
Колыхаю мои сухие и ласковые ладони.
Расторгают пленительный плен
Лучи фосфорических симфоний.
Ах, базарно крикливы Моцарт и Шопэн.
1914. Май.
Примитив
В иглах пепельных сгорает
Глаз. Янтарный. Белый. Алый.
Чуть мигает. Чуть мигает.
Меркнут краски. Гаснет день.
Прохожу дорожкой малой
Мимо тихих деревень.
Пью водицу из ручьёв,
И беседую с былинкой.
Отуманенный росою,
Пряным трепетом цветов,
Прохожу лесной тропинкой.
Говорят-шумят со мною
Липы. Ели. Сосны. Клёны.
Говорит весь лес зелёный.
1910.
Трактир
Испарина, как лак тягучий
Ползёт к лицу, слепит глаза.
Табачный дым зелёной тучей
Застлал рекламы, образа.
Промозглый запах дёгтя, сала.
Звон чашек, чавканье, плевки.
Старик в поддевке полинялой
Болтает с нищим: «Ты куски
Продешевил сегодня». – «Знаю.
Я завтра больше настреляю». –
«Ну не хвались; хвалится рано»…
Девица в платьице кумачном
Идёт под окнами; ей вслед
Кричит сапожник полупьяный:
«Кры-кыррр!.. Аллюриста и смачна!»
Она кокетлива: – «Бродяга!» –
Склонясь лениво на буфет,
Трактирщик закурил Трезвон.
Сухую Корочку, Варяга
Визгливо тянет граммофон.
1913. Май.
День Святого Духа
Скрип гармоники корявой.
Пересмехи. Из березок отголосок:
«Ты, канава! Ты, канава!»
К солнцу крадется дымок от папиросок.
Ноги жадно лижут травы.
Колыхает ветер пьяный
Разноцветные рубахи,
Сарафаны.
Гулкий топот. Вихрь румяный.
Рук алеющих размахи.
Закружилися зеленые поляны.
1914. Апрель.
«Средь безграничного простора…»
Средь безграничного простора
Блестят лазурные озера.
И, мерно делая изгибы,
Плывут рубиновые рыбы.
И серебристой вереницей
Летят причудливые птицы.
Исчезло все на краткий миг.
Вдруг замок пламенный возник.
Из замка в светлой багрянице
В волшебный сад идет царица.
За ней следит суровый страж –
Седой евнух и тихий паж.
Из синевы безвестных стран
Спешит к царице великан.
И не видать при свете алом
Лица, покрытого забралом.
И зорным золотом горит
Его копье и круглый щит.
1911.
«Тлели…»
Тлели
Облаков лоскутья
Синие.
Скрипели
Ржавые прутья
О зеркало озерное.
Звонкие клинья
В черепки кололи
Раскаленную лазурь.
Плыли
Черные
Извилины поля.
Ветер шептал:
«Глаза не щурь».
Дребезжал
Фонтан пыли
Белой.
Гудели, гоготали
Гады.
Плавилось в солнечной эмали
Розовое тело
Наяды.
1914. Апрель.
«В час багряного заката…»
В час багряного заката, –
В час, когда тускнеет злато,
Меркнут белые чертоги, –
Мнится мне, что живы боги.
Мнится мне: в борьбу вступает
С светлым богом бог ночной.
Светлый бог изнемогает.
Льется кровь его струей.
Рдеет пурпур. Меркнет злато.
Гаснут алые чертоги.
1911.
«Смех твой, Майя, смех певучий…»
Смех твой, Майя, смех певучий;
Голос твой призывно-сладок;
Ослепляет лик твой жгучий,
Манит чарами загадок.
Но в плену твоих объятий –
В узах пламенных и тесных –
Я сгорая в муках крестных;
Множу призраки в тени,
Созидаю мир видений,
Позабыв слова заклятий.
1912.
«Дьяволятки голенькие, хилые…»
Дьяволятки голенькие, хилые
В полночь вылезли сквозь щели из подполья.
Это вы, мечты бескрылые,
Пали листьями безволья?
Ведьмы пляшут? ведьмы воют?
Это вихри, это листья шелестят.
Я плащом моим прикрою
Вас, дрожащих дьяволят.
И пока я жду рассвета –
Темен, слеп и духом нищий, –
Ваше тело будет тьмой моей согрето,
В слепоте моей найдете пищу.
Но когда в рассветный час склонюсь к пустынному оконцу,
Не мешайте мне в тиши молиться Солнцу.
1913.
«Зыбь пыльной пелены…»
Зыбь пыльной пелены.
Небо сочная полудыня.
Звезды семечки синие.
Режу небо щербатым ножом луны.
Опускаюсь в зарево травы.
Кушаю ломтики прохладной синевы.
1914. Май.
Амулет
На прощанье подарила
Мне свинцовую гориллу.
Черной лентой обезьянку обвязала
И сказала:
«Мой поэт,
Это будет амулет.
А когда… когда разрушится свинец,