— Хам! — поморщился Ояр.
— И Вам не хворать! — спокойно парировал Олег. — Попей вот настоящего чайку, а не того пойла, которое ты привык хлебать.
— Олег, я пришёл сюда не чаи распивать. У меня дел — во! — Ояр чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Говори, чего звал?
— Пей и слушай! Я сейчас заканчиваю дело «домушников». Надо писать «обвиниловку»…
— Ну и что тебе там не ясно?
— Ояр, а тебе при воспоминании о Карлисе Крауклисе не икается?
— Мне, — Ояр сделал ударение на этом слове, — не икается! Я так и знал, что ты опять к чему-нибудь прицепишься. Ну, что тебя опять не устраивает?
— Да не укладывается у меня Художник в схему этого преступления…
— Ну, так уложи!
— Шутки у тебя идиотские! Да, он пьяница, опустившийся человек, но ведь не вор же. За всю свою жизнь он ни разу не попадал в поле нашего зрения.
— Всё когда-нибудь случается впервые. Ты же сам сказал: пьяница, опустившийся человек… Мало ли у тебя было случаев, когда пьющий человек, изначально вроде бы и неплохой, постепенно деградировал бы и, в конце концов, преступал бы грань и совершал преступления? Пруд пруди…
— По-моему, не тот случай. А разница в возрасте? Да и по характеру, по воспитанию Художник совершенно выпадает из этой шоблы.
— Не убедил. А хочешь, я тебе расскажу, как всё было? Хорьку нужна была помощь, чтобы «поставить хату»[32]. Мысль возникла спонтанно, вот он и нашёл у винно-водочного первого же попавшегося алкаша — Художника — и предложил ему дело. А тот, будучи пьяным, согласился, чтобы было на что продолжить. Нет, может, по трезвяку он бы и не пошёл, а так… Ну, как тебе такой расклад?
— А между прочим, пальчиков Художника ни в доме, ни на окне, через которое было совершено проникновение, нет. Хорька — сколько угодно, а Художника — нет!
— Это ещё ничего не значит. Может, Художник стоял на стрёме и принимал вещи, а Хорёк шерудил в хате. Логично?
— И всё-таки я не уверен в этом. Да и Художник, вопреки очевидным фактам, всё отрицает.
— А Хорёк тебе всё рассказывает!?
— Художник — не Хорёк! Я это чувствую…
— Чувствуют, сам знаешь что и сам знаешь где…
— Короче, — перебил его Олег. — Я решил ещё покопаться в этом деле.
— Я — пас! На меня не рассчитывай! Если Володька Шестаков узнает, что я опять завис на «домушниках», он меня повесит за яйца на первом же фонаре возле отдела.
— А вот это мы сейчас проверим, — усмехнулся Олег и принялся набирать номер телефона начальника угрозыска.
— Шестаков, — донеслось из трубки.
— Привет, Володька! — Олег решил сразу же брать быка за рога. — Я хочу ещё покопаться в деле Крауклиса…
— Даже не думай! Никого не получишь! — перебил Шестаков. — У меня дел — выше крыши. Каждый человек на счету. Не дам!
— Дашь! — ласково произнёс Олег. — Ещё как дашь! А не то, я тебя отдельными поручениями[33] завалю по самое не балуй… Причём проверять твои ответы буду не формально, как всегда, а до последней буквы. Ты же меня знаешь…
В ответ в трубке послышалось злое сопение.
— Хорошо, — в конце концов отозвался Шестаков. — От тебя же не отвяжешься! Одно слово — Бультерьер, не зря тебя так прозвали. Ладно, дам тебе кого-нибудь на денёк…
— Не кого-нибудь, а Ояра — он в деле, и не на денёк, а минимум на два!
— На день!
— На два! И не торгуйся — не на базаре! Управимся за день — верну тебе твоего Ояра.
— Тьфу! — возмущённо сплюнул Шестаков и бросил трубку.
— Вот видишь, а ты, дурочка, боялась! — усмехнулся Олег, обращаясь к Ояру. — Договорился я с твоим начальством…
— А я ещё посмотрю, как ты со своим договариваться будешь, — ухмыльнулся Долгоногов. — О, а вот и оно — легко на помине, — Ояр довольно улыбался, глядя на вошедшего в кабинет подполковника Баранникова — начальника следственного отдела. Он уже предвкушал «бой быков» и не ошибся.
— А что это тут происходит? — настороженно спросил Баранников. Обострённым нюхом старого «следака» он почувствовал, что Островецкий собирается выкинуть какой-то фортель.
Долгоногов, широко улыбаясь, жестом ресторанного швейцара пригласил Олега к докладу: давай, мол, излагай, а я погляжу: Баранников — это тебе не Шестаков…
— Видишь ли, Федотыч, — Олег дружески-фамильярно обратился к Баранникову по прозвищу, пытаясь ещё в зародыше как-то притушить неминуемую вспышку гнева. — Я понял, что надо ещё покопаться в деле Крауклиса.
— Что!? — взревел тот (заводился он с полуоборота). — Я зашёл к тебе поторопить с «обвиниловкой», а ты мне заявляешь, что следствие ещё не закончено. Мы этапировали обвиняемых на «двести третью»[34], а ты говоришь, что собираешься продолжать следствие. Островецкий, ты совсем совесть потерял?
На крик в кабинет зашёл заместитель начальника следственного отдела подполковник Скворцов.
— Что за шум, а драки нет? — Лев Николаевич с улыбкой смотрел на собравшихся.
А посмотреть действительно было на что. Посреди кабинета друг напротив друга стояли, набычившись, Островецкий и Баранников. Первый — рослый атлет, хмуро насупившись, навис над Федотычем. Баранников же, невысокого роста крепыш, уперев руки в бока, гневно снизу вверх уставился на Олега, при этом будёновские его усы грозно топорщились.
— Нет, ты видал паразита? — обратился он к Скворцову. — Мы вертимся, как ужи на сковородке, чтобы дать этому охломону спокойно разбираться по своим делам, а он заявляет, что будет продолжать работать по Крауклису! Да я тебя завалю делами по самые помидоры! — Федотыч вновь повернулся к Олегу. — Ты у меня света белого не увидишь!
— Как завалишь — так и развалишь! — начал заводиться и Олег. — Я заброшу твои дела в сейф, и они будут там валяться, пока я не разберусь с Крауклисом. Я отвечаю за расследование, и я буду решать, когда мне заканчивать дело! Не нравится — забирай его на хрен и сам передавай в суд!
— Стоп-стоп-стоп, — успокаивающе поднял руки Скворцов. — Ояр, выйди, пожалуйста, из кабинета, нам поговорить надо.
Олег и Федотыч наконец-таки обратили внимание на Долгоногова, с довольной ухмылкой наблюдающего за скандалом в «семействе» коллег.
— Да, Ояринь, подожди в коридоре, — попросил Олег.
— Ничего-ничего, ребята, я вам не помешаю, — Ояр совершенно не собирался отказываться от бесплатного цирка.
— Выдь за дверь! — рявкнул Федотыч.
— Всё-всё, лисапет поехал, — Ояр быстро покинул комнату.
— Так, всё, успокоились! — начал Скворцов, когда дверь за Долгоноговым закрылась. — Олег, объясни мне спокойно, в чём дело?
— Я считаю, что рано передавать дело в суд. Ещё много неясностей с Крауклисом, и нужно с этим разобраться.
— Да он у тебя уже больше месяца сидит под следствием, — вновь вступил в разговор Федотыч. — Ты же его сам арестовывал, причём на железных уликах! Прокурор, между прочим, санкционировал арест. И что, теперь ты предлагаешь идти к нему: извините, мол, уважаемый прокурор, — ошибочка вышла, не того посадили!? Да он с нас шкуру живьём спустит и правильно сделает, — вновь начал заводиться Баранников. — А уж урки[35] как взвоют в благородном гневе: следаки, мол, преступников выпускают!
— Да, Олег, неприятностей не оберёмся. И всё же ты считаешь, что нужно продолжать разбираться с Крауклисом? — Скворцов в упор посмотрел на Островецкого.
— Считаю! — Олег выдержал взгляд. — Либо мы будем стопроцентно уверены в виновности Крауклиса, либо докажем его невиновность и выпустим. И согласия прокурора мне в этом случае не требуется! — Олег зыркнул на Баранникова.
— Нет, ты посмотри на него! — всплеснул руками Федотыч…
— Подожди, Иван Федотович, не горячись, — прервал его Скворцов. — Полагаю, надо дать Островецкому возможность продолжить следствие по Крауклису.
— А-а! — в отчаянии махнул рукой Баранников. — Делайте что хотите! Между прочим, Лёва, это ты виноват! Ты ему всегда и во всём потакаешь — вот он и садится нам на голову! А потом прибежите ко мне: Иван Федотович, выручай! А ну вас! — Федотыч вновь махнул рукой и выскочил из кабинета.
— Олег, ты уж постарайся побыстрее управиться. Сам понимаешь, ситуация не из приятных! Если мы вернём людей на этап, не произведя никаких следственных действий, нам с тобой достанется по первое число…
— Лёва, я всё понимаю. Я постараюсь управиться до этапа.
— Ну, добро, — Скворцов вышел из кабинета.
— Что, твоя взяла? — в кабинет вошёл Ояр. — Видел я, как Федотыч пулей выскочил отсюда. Командуй, начальник, что будем делать?
— Значит так, ты плотненько отрабатываешь связи Хорька и Крауклиса — ищешь, где они могли пересечься. Попробуй найти свидетелей их разговора. А я займусь личностью Художника — поговорю с его бывшей женой, соседями, схожу в КБО, где он раньше работал.
— Так у тебя же есть его характеристика с места работы?
— Не тот случай, Ояр. Здесь формальной характеристикой не обойтись. Сам поговорю с людьми. Но сначала схожу в ИВС[36] и допрошу всех по новой. Может, удастся что-нибудь из них вытянуть.
— Ну, тогда, как говорит один твой друг: по коням!
Олег зашёл в дежурную часть заполнить бланки требований на вывод арестованных в следственную камеру.
— Привет, Олег, тебя там Крауклис с утра домогается, — сообщил дежурный, не отрываясь от телефонной трубки.
— Чего хотел?
— Очень ему нужно с тобой поговорить.
— Ну, вот сейчас и поговорим…
Олег вызвал на допрос Крауклиса, Рогиса, Гулбиса, Юркевица и Сескиса.
Первым, конечно, стоило допросить Крауклиса. Когда дежурный по ИВС ввёл Художника в следственную камеру, Олегу стало немного жаль его: невысокого роста, худощавый от природы Крауклис ещё больше похудел и осунулся.
— Присаживайся, — Олег кивнул на привинченный к полу табурет напротив стола следователя. — Что-то плохо выглядишь. Болеешь?