— Ну вот, — продолжила Валентина, — а два года назад их бабушка умерла, и Айна с Николаем сбежали из интерната. Их пару раз пытались вернуть, но всё бесполезно…
— А почему их не определили в специнтернат[50]?
— Ты что, издеваешься? — всплеснула руками Валентина. — Да в Артек легче путёвку достать, чем в специнтернат. Нам дают одно-два направления в год, а есть дети, совершившие намного более серьёзные правонарушения. И то не можем их отправить — нет мест. А там ситуация намного более серьёзная…
— Поди узнай, у кого на данный момент ситуация серьёзнее? — вздохнул Олег.
— И потом, специнтернат не перевоспитывает, а скорее, наоборот, — там нравы царят похуже, чем на зоне малолеток! Так что специнтернат — это лишь средство убрать проблемных детей из города.
— Да, куда ни кинь — в дерьмо попадёшь! — зло подытожил Олег. — Вот смотрите, други мои: у нас самая «прогрессивная» в мире система советского уголовного судопроизводства. И вот какой-то «умный» ишак решил, что возраст привлечения к уголовной ответственности должен быть с четырнадцати лет и точка. Одна в этом возрасте ещё в куклы играет, а другая уже трахается напропалую… Но перед законом все равны, и, если тебе хоть одного дня не хватает до четырнадцати, ты можешь всё — вплоть до убийства… А вот у них — «за бугром» — «антисоветское» судопроизводство. И эти «придурковатые» янки определяют возраст привлечения к уголовной ответственности экспертным путём в каждом конкретном случае. У них и в девять лет преступник может огрести пожизненное или даже высшую меру — были прецеденты…
— Откуда знаешь? — удивлённо спросил Александр.
— Литературку почитывать надо, — назидательно произнёс Олег. — У нас подобного рода информация проходит под рубрикой «Их нравы» или «Критика зарубежных систем судопроизводства». Мол, вот до чего дошли «проклятые империалисты» — детей на электрический стул сажают. А может, это дитё — уже вовсе и не дитё? Может, оно уже смертельно опасно для окружающих!
— Ха, для таких экспертиз нужны сильные психологи, психиатры, методики, условия… деньги, наконец! — невесело усмехнулся Александр. — А где всё это взять?
— Вот-вот, — начал заводиться Олег, — а у нас, как всегда, всего не хватает! Психологов нет, методик нет, денег на это — тоже нет! Да что я об этом: бензина не хватает, транспорта не хватает, средств связи, компьютеров… — всего! Оружия, блин, не хватает — пистолетов в отделе только на половину личного состава! А остальных что, с дрекольем на улицу выгонять? Наручников — четыре штуки на весь отдел! Помяните моё слово: государство, которое не может изыскать средств на борьбу с преступностью, захлебнётся в ней! Потом придётся большой кровью и большими деньгами из этого выбираться!
— Олежек, ну чего ты так завёлся? — Валентина томно закатила глаза. — Давай лучше поговорим о чём-нибудь приятном. Всё равно мы ничего не изменим…
«Действительно, чего это я так раздухарился? — подумал Олег. — И в самом деле, уже ничего не изменить. Да и государства, как такового, уже фактически нет — распалось на полтора десятка стран, и теперь каждая будет выгребать, как может».
— Ладно, — он решительно встал с кресла, — нам пора…
— Ребята, может, ещё чайку? — Валентине хотелось, чтобы парни, особенно один из них, посидели у неё ещё немного.
— Нет, Валюша, спасибо! Нам ещё надо успеть пообедать: дел сегодня — выше крыши… А пошли с нами в столовку?
— О-о, нет, я на диете.
— Чего? — протянул Олег. — Какая диета? Ты и так прекрасно выглядишь!
— Потому и сижу на диете. Ну, пока, надеюсь на скорую встречу! — Валентина лукаво улыбнулась…
— И почему к тебе так бабы липнут? — спросил Александр, когда они вышли из ИДН.
— Саша, ты делаешь три системные ошибки, — важно изрёк Олег, широко шагая по направлению к столовой. Александр еле поспевал за ним, то и дело перекладывая из руки в руку громоздкий и не очень лёгкий следственный чемоданчик.
— Какие? — тяжело дыша, спросил он.
— Первая: о бабах ты можешь думать — говорить надо о женщинах! Вторая: женщины ко мне не липнут — они мною интересуются…
— А третья? — спросил Александр, видя, что Олег не собирается продолжать.
— А третья: ты ведь примерный семьянин. К чему эти разговоры?
— Знаешь, Олег, — Александр остановился прикурить, — я всегда немного завидовал тебе и Ояру. Вы по жизни такие независимые — сам чёрт вам не брат! Опять же с женщинами у вас всё легко и непринуждённо.
Олег стоял, засунув руки в карманы, и удивлённо разглядывая Александра: надо же, наш молчун разговорился.
— Понимаешь, — Михайлову нужно было выговориться, — вот когда две недели назад мы отбивали вас с Ояром в лесу от вояк — там ещё парень погиб, которого вы задержали[51], — я подумал, что в следующий раз на вашем месте могу оказаться и я сам. И о чём мне будет вспомнить?
— Ух ты, как загнул! — Олег покачал головой. — Ну, во-первых, Саша, ты с меня или Ояра в этом отношении пример не бери. Врагу не пожелал бы оказаться в моей ситуации…
— Извини! Ляпнул, не подумавши…
— Ояр — тоже не показатель, у него семья трещит по швам. И ещё неизвестно, от того ли, что он по подругам шляется, или, наоборот, он налево бегает потому, что в семье крах? Ты лучше с Витьки Миллера бери пример — он на свою Таньку не надышится. А, кстати, сколько ты женат?
— Уже шесть лет.
— А… Понятно, период кризиса брачных отношений.
— Чего? — вытаращил глаза Александр.
— Саня, нужно читать ещё что-нибудь, кроме уголовного кодекса! Социологи подсчитали, что через шесть-семь лет семейной жизни наступает напряжёнка в отношениях. А тут ещё наша развесёлая работёнка… Я вот что тебе, друг мой, скажу: никто тебе не даст правильного совета в этой ситуации — ты должен сам всё решить. Но кое-что тебе нужно принять во внимание: один сбегает втихаря налево, покувыркается — и назад к жене, лучше её всё равно никого нет. А другой уходит в разнос, и всё — семья летит вверх тормашками, дети растут безотцовщиной. Так что тебе решать, Саня. И пошли, наконец, жрать — у меня кишки уже барабанный бой играют!
После обеда Олег, не заходя в дежурку, направился к себе, справедливо полагая, что в случае необходимости его и так разыщут, а своё отношение к работе дежурной части он может высказать и позднее.
В коридоре возле дверей его кабинета ошивались две подозрительные личности, от которых исходил характерный запах давно не мытого тела вперемешку с перегаром.
— Какого чёрта топчемся тут? — сердито спросил Олег, окидывая грозным взглядом «хануриков».
— Простите, вы майор Островецкий? — осведомился тип постарше, с остатками интеллигентности на лице.
— Я майор Островецкий…
— Простите ещё раз, но нас Ояр Петрович сюда привёл и наказал с места не двигаться, пока не дождёмся вас.
— И зачем же я вам нужен?
— Мы должны сообщить вам нечто важное.
— Ну заходите!
— Ещё раз простите великодушно… — «интеллигентный» алкаш замялся, — но не могли бы вы отпустить нас на пять минут в туалет? Сил больше нет терпеть. Три часа уже здесь стоим.
— А чего раньше-то не сходили?
— Ояр Петрович сказал, что, если мы хоть на метр сдвинемся с места до вашего прихода, он из нас отбивную сделает. Вы же знаете Ояра Петровича…
— Знаю, — усмехнулся Олег. — Дуйте мигом в туалет, и назад.
— Покорнейше благодарим, — типы мгновенно улетучились.
Олег зашёл в кабинет и набрал номер телефона Долгоногова.
— Ояр, что это за орлов ты мне подсунул?
— Просил найти свидетелей разговора Хорька с Художником — вот и получи!
— Ах ты длинный охломон, — с чувством начал Олег, — можешь же, когда захочешь! С меня пузырь!
— Два!
— Почему два?
— Я же тебе двух приволок! Между прочим, когда вы с Витькой вчера весьма приятно проводили время, я, по твоей милости, мотался по городу, устанавливая этих типов.
— Так тебе же воздастся за твои благодеяния. Начальство тебя не забудет. Кстати, не хочешь ли поприсутствовать на допросе сих красавцев?
— Не хочу. Я и так знаю, что они скажут, а у меня работы выше крыши…
— Можно? — в кабинет просунулась лохматая голова «интеллигента».
— Входите, присаживайтесь. О чём хотите поведать?
«Ханурики» вошли в кабинет и расселись на стульях. Постепенно кабинет наполнялся тошнотворным амбре, но Олега это уже мало волновало.
— Ну, господа, излагайте!
— Мы уже рассказали обо всём Ояру Петровичу, а он приказал нам повторить всё это вам. В общем, дело было так… Я уже не помню день, но мы втроём: я, он, — «интеллигент» кивнул на молчащего собутыльника, — и Художник, простите, Карлис, стояли около винно-водочного магазина по улице Кулдигас. Мы уже были хорошо выпивши, но хотелось ещё, и мы соображали, где бы ещё «догнаться». Ну, вы же понимаете, как это бывает? И тут подошёл молодой человек и попросил помочь ему донести вещи до остановки. Он-де уходит из дома от жены и забрал кое-какие вещи. Ну, я отказался — у меня проблемы со спиной, этот, — «интеллигент» вновь кивнул на соседа, — тоже, а Карлис согласился. Он ушёл с этим молодым человеком, а через некоторое время вернулся с деньгами — как раз хватило на две бутылки водки.
— А кроме денег, у него ничего не было? Например, серебряных ложечек?
— В руках точно не было. Да и в карманах, наверное, тоже — он бы сказал, он человек бесхитростный.
— Добро, ну, а того, молодого, опознать сможете?
— Ну… — замялся «интеллигент»…
— А ты не мнись! Эта сволочь, между прочим, вашего приятеля ни за что на нары тянет!
«Интеллигент» бросил взгляд на сотоварища. Тот молча кивнул головой.
— Мы постараемся, — пообещал «интеллигент».
Организация опознаний с последующими очными ставками заняла ещё около двух часов. «Интеллигент» и его товарищ уверенно опознали Хорька и подтвердили свои показания на очных ставках.