— Олежка, вставай, мы уже опоздали! — испуганный голосок Вии нарушил приятную полудрёму.
— Чёрт! — Олег взглянул на часы и вскочил с кровати.
— Твои ребята нас слопают! — улыбнулась девушка.
— Меня — да, тебя — не посмеют! — засмеялся Олег. — Солнце моё, у нас на всё про всё двадцать минут.
Спустя полчаса Олег и Вия подходили к зданию отдела милиции. Около входа было небольшое столпотворение — Виктор Миллер с помощью Ояра и Саши Михайлова готовил проверку показаний Бошса на месте. В принципе, Витька мог уже давно начинать — всё было готово: понятые, Бошс, пристёгнутый наручниками к одному из сержантов, Косенков, увешанный аппаратурой… Но Миллер тянул. Он хотел дождаться Олега и сказать ему пару «ласковых» слов, однако, увидев Островецкого в сопровождении хорошенькой девушки, сдержался. Ояр встретил Олега и Вию широкой добродушной улыбкой, Саша с откровенной завистью вздохнул.
— Милая девушка, разрешите, я заберу у вас этого молодого человека буквально на пару минут? — Витька не собирался спускать Олегу его прегрешений.
— Знакомься, Виечка — это мой друг Виктор, — улыбаясь, представил Миллера Олег, которому сегодня не так-то просто было испортить настроение. — Вот он-то и будет меня сейчас лопать без соли!
— Очень приятно! — Виктор от души пожал руку девушке. — То, что я сейчас скажу этому юноше, к вам лично не имеет никакого отношения.
Миллер увлёк Олега в сторону.
— Островецкий, негодяй, — начал Витька, когда они отошли на несколько шагов, — ты совсем совесть потерял?
— Вить, ну извини! Я, конечно, сукин сын — припахал Таню присматривать за Светкой…
— Островецкий, ты идиот или прикидываешься? При чём здесь это? Танька в «мелкой» души не чает! Ты, гад, мог бы ребёнку хотя бы позвонить? Светка уснуть не могла. Если бы ты мне попался вчера, я бы тебе настучал ногами по печени!
— Витька, ну прости! Ты же знаешь, какой вчера был суматошный день…
— И тем не менее, это тебя совершенно не оправдывает. Тяжело было телефонную трубку поднять? И почему, о том, что мне предстоит проверка показаний Бошса, я узнаю только сегодня утром от Ояра? Лидка, опять же, вчера все телефоны оборвала! Эта девочка — Вия — конечно, классная, но нельзя же так голову терять…
— Да не терял я голову! Просто так получилось. Бывает. Ну, хочешь, отведи меня во двор отдела и пристрели, как врага народа!
— Витька, кончай его воспитывать! — подошедший Ояр попытался выручить Олега. — Если бы я снял такую девочку, я бы вообще на работу не пришёл. Гори они синим пламенем — все эти Прохоровы, Бошсы, Захаревские…
— А… — Миллер махнул рукой, — одного поля ягоды! Да я разве об этом? Пусть себе кувыркается с этой девочкой, сколько душа пожелает, но позвонить-то дочери должен?
— Всё, Витёк, больше такого не повторится, клянусь копытами козла! — под общий смех пообещал Олег.
Вообще-то, эту «страшную клятву» изобрёл Миллер, и ему принадлежала прерогатива её использования, но в данном случае плагиат сработал. Витька беззлобно сплюнул и отправился к группе ожидающих его участников следственного действия. Долго сердиться на Островецкого он не мог.
Олег, Ояр и Вия направились в кабинет начальника уголовного розыска.
— Запаздываете, ребята, — встретил их добродушным упрёком Шестаков. — Погранцы только что звонили. Они уже отправили конвой с Прохоровым в отдел.
Олег тем временем готовился к допросу. Он доставал из пакетов и раскладывал на приставном столике вещи: куртку, изъятую у Захаревского, заточку, полуистлевшие одежду и обувь, извлечённые из могилы, часы и цепочку, обнаруженные у Прохорова при задержании. От одежды и обуви исходил специфический трупный запах. Олег накрыл вещи газетой и взглянул на Вию. Бедная девушка побледнела и старалась пореже дышать. Олег погладил её по руке, открыл форточку и пересадил Вию под окно.
Наконец, кто-то постучал в дверь кабинета.
— Войдите! — разрешил Шестаков.
В кабинет вошёл молодцеватый сержант-пограничник и замешкался на пороге. Он не знал, кому докладывать. Его предупредили, что это будут офицеры высокого ранга, но, поскольку они все были в гражданском, сержант не знал к кому обратиться.
— Товарищи офицеры, — сказал он, — арестованный доставлен!
Вслед за этим пограничник втолкнул в кабинет белобрысого крепыша лет восемнадцати. На его лице застыла кривая ухмылочка, он пытался выказать безразличие к происходящему. И лишь бегающие злые глазки выдавали его беспокойство и даже страх. В глубине души Прохоров был очень напуган: он не понимал, что происходит. Вчера днём, прямо в подъезде его задержал этот огромный мент, не церемонясь, как щенка швырнул в машину, потом его посадили в «телевизор», где никто не реагировал ни на его просьбы, ни на его требования. Его вообще не замечали, как будто он был пустым местом. Затем его куда-то увезли пограничники, и это напугало Прошу больше всего. Бессонная ночь в одиночной камере. И вот теперь его привели в этот кабинет. К акая-то девушка, сидящая, потупившись, у окна, и три пары жёстких, сверлящих взглядом глаз. Вначале Прохоров увидел глаза и лишь потом различил тех, кому они принадлежат. И это ему очень не понравилось. Городок-то небольшой, все менты на виду, а эти трое были одними из самых крутых. В мозгу Прохорова метались обрывки панических мыслей: почему? где я прокололся? неужели?
Олег уловил смятение в его глазах. Он встал и сдёрнул газету с разложенных на столике вещей. Прохоров непроизвольно отпрянул назад — он всё понял!
— Правильно понял, Проша! — жёстко усмехнулся Олег, от которого не укрылась паника, охватившая Прохорова. — Вот это, — он ткнул пальцем в куртку, — кожанка Целмса. Её мы изъяли у Захаревского, которого ты заставил взять эту куртку. А вот часы Целмса. Их мы изъяли у тебя при задержании. Там есть номер, совпадающий с тем, что записан в техпаспорте, принесённом матерью Целмса. Цепочка, полагаю, тоже его. Так?
Прохоров потупил глаза. Мент попал в точку.
— А вот это, — Олег указал на остатки одежды и обуви, — вещи, в которых был Целмс на момент убийства. И, наконец, заточка, которой ты его убил! Догадываешься, откуда?
— Чего вы хотите? — подавленно спросил Прохоров.
— Мы!? Ничего, нам и так всё известно. Подельники твои «раскололись до задницы». Так что это в твоих интересах рассказать всё, как было. И не ври! И не пытайся свалить всё на них. Не выйдет! Любой судья, увидев вас троих вместе, сразу поймёт: кто из вас хороводит! Поэтому говори правду! Глядишь, и скостят маленько со срока. За чистосердечное раскаяние и помощь следствию, — саркастически усмехнулся Олег. — Хотя я в твоё раскаяние не верю!
— А я и не раскаиваюсь! — криво ухмыльнулся Прохоров. Он уже немного пришёл в себя. — Чика оборзел, он всегда выставлял себя круче меня. Да ещё при моих пацанах. А этих ублюдков надо в страхе держать — иначе слушаться не будут! Вот я и решил «замочить» Чику. Да и интересно было…
— Что интересно? — ошарашенно спросил Олег.
— Ну… как человек подыхает! Кошек и собак я и раньше «кончал», но это не то…
Олег почувствовал непреодолимое желание придушить этого змеёныша. Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. В руках у Ояра хрустнул карандаш. Владимир отвернулся к окну. Каждый по-своему пытался взять себя в руки.
— В общем, так, — голос Олега звучал бесстрастно, — сейчас ты нам подробно всё расскажешь, а затем покажешь на месте.
Прохоров обстоятельно, даже с некоторой долей бравады, принялся рассказывать об убийстве. Олег записывал, задавая порой уточняющие вопросы. Со стороны это могло бы показаться спокойной беседой, вроде обсуждения производственных вопросов, но, если бы стороннему человеку довелось услышать, о чём идёт речь — у него волосы бы встали дыбом от ужаса — спокойно и подробно обговаривались подробности зверского убийства… Впрочем, ничего нового Проша не сообщил, кроме несущественных личностных моментов.
Закончив допрос, Олег приказал водворить Прохорова в «телевизор». Затем позвонил Миллеру.
— Чего тебе? — раздался в трубке недовольный Витькин голос. — Я протокол проверки показаний Бошса заканчиваю…
— Вить, понятые и Саныч ещё с тобой?
— Пока здесь.
— Витюха, огромная просьба: проведи проверку показаний Прохорова! А то боюсь, что сорвусь и закопаю его в этой яме!
— Ладно, Олежа, не беспокойся! Сделаю в лучшем виде. У меня вся группа в полном составе, искать никого не надо.
— Добро, заберёшь Прохорова в «телевизоре». Ожидает там своей очереди.
На некоторое время в кабинете установилось тягостное молчание.
— Что ему дадут? — тихо спросила Вия. За весь допрос она не проронила ни слова.
— Лет девять, — вздохнул Олег. — У него статья начинается с десяти лет, а как малолетке и заканчивается «десяткой». Ну, годик скостят — во всём признался и сотрудничал со следствием… А подельникам его дадут и того меньше — лет восемь… Вот и получается, через восемь-девять лет эти выродки выйдут на свободу, а хорошего парня нет на свете. Гуманизм, чёрт…
— Кощунственно так говорить, — мрачно вступил в разговор Ояр, — но мне иногда хочется, чтобы тот, кто пишет эти законы, когда-нибудь испытал их действие на себе. Чтобы он похоронил своего замордованного ребёнка, а через неполных десять лет увидел его убийц — живых и невредимых…
— И на вид почти здоровых, — криво усмехнулся Владимир.
— У меня в голове не укладывается, — глаза Вии всё ещё были полны ужаса, — убить за магнитофон! Как такое возможно?
— За магнитофон… За то, чтобы сохранить авторитет среди своих ублюдков… Чтобы посмотреть, как умирает человек… Виечка, нормальным людям этого не понять! — на скулах Олега играли желваки.
— Господи, откуда же берутся такие звери? Что же у него за семья?
— Рос с матерью, отца не помнит, тот ушёл из семьи, когда мать ходила ещё беременной. Особого достатка в семье нет, но и не бедствовали. Можно, конечно, всё списать на безотцовщину, но таких семей тысячи, а убийцами становятся единицы. Знать бы, как и откуда появляются такие звери у нормальных людей, можно было бы хоть что-то пытаться предпринять! А так… — Олег махнул рукой.