[75], лишь просмотрел материалы и, сразу прикинув, что зацепок практически никаких, забросил их в сейф: одним «тёмным»[76] больше — не велика разница. Но до первого ноября, когда нужно будет приостанавливать предварительное расследование, осталось только три недели, а в деле — конь не валялся. Нужно было хотя бы подробно допросить потерпевших и немногочисленных свидетелей, иначе, при очередной прокурорской проверке нераскрытых, можно смело сразу надевать штаны задом наперёд — когда стегают по гульфику, то заднице не так больно. Не мешало бы ещё составить совместный план оперативно-следственных мероприятий по делу, но это уже извращение. Все понимали, что эта бумажка — простая формальность. Никто и никогда по таким планам не работал, но ведь у нас плановое, чёрт бы его подрал, хозяйство, а значит — сей документ в материалах дела должен быть! Для облегчения бумаготворчества следователей был даже изобретён специальный бланк совместного плана, и Олег до поры до времени его исправно заполнял. Но, когда вал преступности, а, естественно, и количество уголовных дел на одну следственную душу перехлестнули все допустимые пределы, взбрыкнул, заявив, что не желает тратить своё драгоценное время на макулатуру. Осадить строптивца в новых условиях никто не решился. За Олегом и другие «следаки» потихоньку перестали стряпать эту «фикцию». Однако до сих пор наличие такого планчика в деле являлось признаком хорошего следовательского тона.
Олег внимательно перечитывал материалы дела, по ходу прикидывая план необходимых следственных мероприятий по нему. Раздался стук в дверь, и в кабинет вошёл начальник ОБХСС майор милиции Владимир Стороженко.
— Привет, Олег! — Стороженко, не дожидаясь приглашения, присел за стол.
— Здорово! — удивлённо вскинул брови Островецкий. — Ты ко мне? Но у меня на данный момент ничего по твоей службе нет. А что, Славик не на месте?
В основном делами по линии БХСС занимался старший следователь майор милиции Вячеслав Арсентьев. Олег же только иногда расследовал такие преступления, если они выявлялись как эпизоды в деятельности криминальных групп.
— Да нет, — усмехнулся Стороженко, — я к тебе. Ты же в вашей конторе сейчас за главного. Вот, принёс материалы на возбуждение дел…
Олег мысленно чертыхнулся: поработал, называется! Вот они — первые «плоды» начальственного статуса — не замедлили сказаться. Хорошо быть начальником, когда не надо заниматься конкретным расследованием, а как совмещать?
— Ладно, — вздохнул Олег, — давай свои бумаги!
— Вот, двадцать шесть материалов по спекуляции, — Стороженко достал из кейса увесистую пачку…
— Ого! — вытаращился Олег. — У нас что, весь город занялся спекуляцией?
— Читай!
Островецкий взял из кипы несколько скреплённых листов. По мере прочтения лоб его всё больше хмурился, на скулах заиграли желваки. Фабула дела была проста: некто Вера Симанович, пятидесяти двух лет, в числе ветеранов труда перевалочной нефтебазы по льготной цене приобрела на предприятии прибывший по бартеру финский холодильник, который тут же по рыночной цене перепродала своей соседке, положив, таким образом, немалую разницу себе в карман.
— Остальные материалы такие же? — бесстрастный тон Олега резко контрастировал с пылающими яростью глазами. Следователь Островецкий уже давно послал бы господина Стороженко по известному адресу, не выбирая выражений, но исполняющий обязанности начальника следственного отдела Островецкий позволить себе такого не мог.
— Естественно, — круглое лицо начальника ОБХСС расплылось в улыбке.
— Значит так, забирай свои бумаги и сходи с ними в сортир! Для возбуждения уголовных дел я не вижу оснований.
— А я вижу! — ухмыльнулся Стороженко. — Приобретение с целью перепродажи было? Было! Факт перепродажи установлен? Установлен. Получение значительной материальной выгоды доказано? Доказано! Налицо все формальные основания для возбуждения уголовного дела.
— Правильно, формальные! Это буква закона, а есть ещё и дух. И с этой точки зрения твои бумаги — сплошной абсурд! Да на таких основаниях можно возбудить уголовное преследование против половины населения города. Извини, я в эти игры не играю!
— Нет, это ты меня извини! Все материалы зарегистрированы в секретариате и официально передаются тебе для возбуждения уголовных дел!
— Ах, даже так! Ладно, оставляй свою макулатуру. Чтобы вынести «отказняки»[77] по всем твоим материалам, так и быть, потрачу пару-тройку часиков своего драгоценного времени!
— Ну, нет, так дело не пойдёт! — Стороженко стал судорожно запихивать бумаги в свой кейс. — Ты не последняя инстанция в этом городе!
— Отказняки, — бормотал он себе под нос, направляясь к выходу, — месяц работы моего отделения коту под хвост. Не выйдет! — крикнул он уже от двери, потрясая кейсом. — Я с этими материалами к прокурору пойду!
— Иди, иди! Скатертью дорога! Флаг в руки взять не забудь!
Олег вновь раскрыл уголовное дело по нападению на Николишину и углубился в его изучение. Постепенно стычка с начальником ОБХСС отходила на второй план…
Олег заварил чай в своей «сиротской» литровой эмалированной кружке и задумался. В памяти всплыли события двухлетней давности, когда он имел «удовольствие» познакомиться с гражданкой Николишиной лично. Произошло это при весьма курьёзных обстоятельствах.
В то время отдел внутренних дел сотрясали бесконечные проверки, одной из самых популярных тем которых была борьба с проституцией. Перипетии баталий со «жрицами любви» интересовали многих: от непосредственного начальства до партийно-советских деятелей из Москвы. Логика проверяющих была проста: раз в городе имеется большой порт, значит, есть валютные проститутки, с которыми милиция должна денно и нощно бороться. Доводы, что вообще-то само понятие «проституция» не очень чётко прописано в законах, с ходу отметались. Ещё больший гнев сановных лиц вызывали попытки объяснить, что для привлечения проституток и даже сутенёров к символической ответственности (с точки зрения меры наказания), нужно провести объём работы, равноценный серьёзному уголовному расследованию.
«Страна платит вам жалованье не для того, чтобы вы искали оправдания своей инертности, — заявил как-то на совещании один такой «деятель». — В Советском Союзе не было, нет и не будет такого опасного для общества социального явления как проституция. Поэтому вы обязаны всемерно бороться с ним и победить»!
Как бороться с тем, чего не было и нет, а тем более победить это — «деятель» не счёл нужным объяснить.
Почему-то больше всего свирепствовали в борьбе со «страшным злом» товарищи, проявляющие, по некоторым источникам, гипертрофированный интерес к женскому полу, а также те, у кого, в силу возраста, этот интерес был уже чисто теоретическим. Эти, видимо, действовали по принципу: «Сам не гам…»
Между тем, работники милиции, серьёзно занимающиеся этой проблемой, знали, что опасна не проституция сама по себе, а та криминальная обстановка, которая создана вокруг неё. В «бизнесе» крутятся огромные деньги, а значит, пока он тёмный, в наличии весь криминальный «букет»: от наркотиков до похищения людей, разбоя, даже убийств. И задача — не искоренить проституцию как социальное явление (это невозможно и не удавалось ещё никому и никогда), а отсечь от неё криминал. То есть самый простой и эффективный способ — это легализовать проституцию и взять «ночных бабочек» под защиту закона.
Но как объяснить это старым догматикам и молодящимся партийцам с двойным дном — никто и понятия не имел.
В конце концов, после очередной жестокой нахлобучки, полученной от очередных «борцов за нравственность», начальник отдела милиции полковник Рожков собрал закрытое совещание начальников подразделений и оперативно-следственных работников. В Ленинской комнате собрался весь цвет отдела. Сама повестка дня совещания под сенью портрета Ильича и партийных лозунгов вызывала смешки и подколки со стороны острых на язычок ментов.
— Товарищи офицеры! — начал Рожков без предисловий. — Последнее время нам приходится работать в совершенно ненормальной обстановке. Отдел лихорадит: идёт проверка за проверкой, и всем подавай результаты борьбы с проституцией. Вместо того чтобы работать на раскрытие действительно серьёзных преступлений, мы вынуждены проводить идиотские рейды по отлову девок, которых сразу же отпускаем. Максимум, что можем против них предпринять, это закрыть на пару дней в КВД[78]. Стыдно сказать, на борьбу со «злом» мы вынуждены задействовать даже агентуру и спецсредства…
Последние слова полковника потонули во взрыве дикого хохота сотрудников, вспомнивших перипетии недавнего оперативного мероприятия. Тогда доведённое до истерики очередным «борцом» руководство отдела выбило у прокурора разрешение на прослушку квартиры одной из элитных путан. Привлечь её решили не за проституцию, как таковую, а за валюту, которую девица получала в качестве вознаграждения за труды. Процесс собирались устроить показательным, чтобы другим неповадно было, и девице грозил солидный срок.
К операции подключили даже местное КГБ, которое должно было выяснить время захода в порт голландского сухогруза, капитан которого был в амурных отношениях с объектом.
Динамики прослушки вывели на пульт в дежурной части — только там можно было собрать без помех всех задействованных в деле сотрудников. Реально же в дежурке набилось вдвое больше народу — практически весь личный состав уголовного розыска, ОБХСС и следствия — упускать бесплатный цирк никто не собирался. Начальник уголовного розыска тщетно пытался удалить из дежурки посторонних в целях соблюдения «режима секретности» — его просто никто не слушал. В конце концов, он махнул на всё рукой — и сам-то был не в восторге от этой затеи.
Когда голландец с девицей добрались до «главного номера программы», веселью не стало удержу. Каждый «ох» и «вздох» комментировался под взрыв хохота. Случайно забредшая начальница паспортного отдела выскочила из дежурки, как ошпаренная.