— Во, блин, городишко — не успеешь пукнуть на одном конце, а на другом уже вонь стоит! Лёва, мы не виноваты, мы просто покушать зашли, а они «быковать» начали. Пришлось поставить их на место.
— А спокойно решить вопрос нельзя было?
— Лёва, ты же сам прекрасно знаешь, что есть категория людей, которые понимают только такое обхождение.
— Ладно. Тяжко?
— Не то слово…
— Значит так, возьми у дежурного ключ от моего кабинета. Где дубликат от сейфа — ты знаешь. В сейфе бутылка коньяка. Разрешаю по пятьдесят, не больше — я потом проверю.
— Вот спасибо, Лёвушка! Я-то, пожалуй, не буду — смотреть на него не могу, а Миллера полечу, совсем он плох…
— Ну, погодите! Вернусь на работу — вы мне за всё ответите, — в трубке раздались короткие гудки.
Олег заскочил в дежурку, взял со стенда запасной ключ от кабинета Скворцова и, не отвечая на расспросы, помчался к себе в отдел. Миллера он в кабинете не застал, но найти его не составило большого труда — Витька сидел в соседнем кабинете у Ленки Симоненко с чашкой горячего чая в руках. Лицо его выражало всю глубину тевтонской скорби по павшему воину.
— Иди за мной, синюха! — рявкнул Олег с порога.
Витька послушно поплёлся за ним, прижимая к груди кружку с чаем. Ленка, движимая неодолимым женским любопытством, засеменила вслед.
— Малая, у тебя что, работы нет? — на сантименты сил не оставалось.
— Островецкий, ты чего? — смутить Ленку было нелегко. — На Витьку ни за что наезжаешь — тоже мне друг! Не видишь, как ему тяжело…
— А мне легко? — взвился Олег. — Кто вчера требовал ещё водки? Говорил же: Витька, хватит, поехали домой. Нет: «Я требую продолжения банкета»! Паразит такой!
— Олежа, — смирению Виктора мог бы позавидовать любой послушник монастыря, — ты же меня куда-то вёл…
Олег тем временем открыл кабинет Скворцова и впустил туда Миллера и Ленку. На полочке вешалки лежала Лёвкина форменная фуражка. Олег снял её, нашёл за подкладкой ключ, открыл сейф. Витька и Ленка с нескрываемым любопытством наблюдали за его манипуляциями. Олег достал из сейфа початую бутылку коньяка «Арарат», стакан и плеснул на донышко, но, заглянув в скорбные Витькины глаза, долил до половины.
— Пей, проглот! — он сунул в руки Миллера стакан.
— А ты? Давай поделюсь. Понюхай, как чудесно пахнет, — Витька, блаженно закрыв глаза, вдохнул аромат коньяка, и протянул стакан Олегу.
От запаха спиртного Островецкого передёрнуло.
— Ты будешь, наконец, пить? — возмущённо спросил он.
— Конечно, ваше здоровье! — Витька залпом осушил стакан и занюхал прядью Ленкиных волос. Лицо его приобретало выражение некоего просветления и небесного восторга.
— Запей чаем!
— Миллер не запивает, мог бы за эти годы уже усвоить! — гордо выпятил тот грудь.
— Нет, вы посмотрите! — засмеялся Островецкий. — Минуту назад он копыта отбрасывал, а теперь пытается этим копытом бить! Иди, работай, драгоценнейший, у тебя, насколько я помню, люди вызваны!
— Люди подождут! Олежа, а может, ещё по чуть-чуть? — в исполнении большого и указательного Витькиных пальцев это «чуть-чуть» было аккурат в полстакана.
Под гневным взглядом Островецкого расстояние между пальцами постепенно уменьшалось, пока вовсе не сошло на нет. Олег запер бутылку в сейф.
— Понял, не дурак, — к Миллеру вернулось хорошее расположение духа. — Спасибо вам, Олег Семёнович, — Витька отвесил земной поклон, — не дали помереть лютой смертью!
— Клоун! — усмехнулся Олег. — Погоди, Лев Николаич вернётся — такую тебе «Вой ну и мир» устроит! Он уже звонил по поводу вчерашнего.
— Да, мальчики, — засмеялась Ленка, — вчера вы оторвались по полной — весь город гудит!
— А ты откуда знаешь? — удивился Олег.
— Моя подружка была в ресторане. Она мне ещё вчера вечером позвонила — в таких восторженных тонах всё расписывала. Мальчики, я вами горжусь! — Ленка чмокнула Олега и Витьку в щёчки и упорхнула.
— Во, блин, город, — заржал Виктор, — все всё знают! Ничего не скрыть! Слава Богу, что мы вчера тёлок не стали клеить — иначе сегодня ты бы выносил меня из дома вперёд ногами…
— Миллер, между прочим, не вздумай никуда уходить из кабинета! — предупредил Островецкий, запирая кабинет Скворцова. — На обед я тебя лично выведу.
— Слушаюсь, товарищ майор! — весело рявкнул Витька. — Что, и пописать нельзя будет выйти?
— А у тебя в кабинете кадка с фикусом — вот туда и сходишь! — засмеялся Олег.
— Есть, товарищ майор! Хороший сагиб у Сами и добрый…[85]
— Ой, замолчи, и без тебя башка трещит…
— А я предлагал опохмелиться… Так нет же — у господина майора тонкая душевная организация. Он не может опохмеляться!
— У господина майора тонкая желудочная организация. И вообще: сгинь с моих глаз, чтобы я тебя до обеда не видел! Делами займись! О Сурковой справься! Нюхом чую, никакого позитива там не предвидится. Давай-давай, вперёд, с бодрой песней, мой капитан!
Около двери своего кабинета Олег встретил вызванную на допрос Елизавету Николишину. В дорогих фирменных джинсах, кожаной курточке, с минимумом макияжа на лице, она выгодно отличалась от той девицы в «боевой» раскраске, которую Островецкий «исследовал» два года назад.
— Проходи, Лиза, присаживайся, — пригласил Олег.
Николишина вошла в кабинет и расположилась на стуле около стола. Держалась она скромно, но с достоинством. От эпатажа девицы лёгкого поведения не осталось и следа. Олег уселся на своё место.
— Знаешь, Лизавета, — сказал он, — а тебе так намного лучше.
— Спасибо, — с достоинством ответила девушка, — но я думаю, что вы меня вызвали не для комплиментов.
— Совершенно верно. Расскажи мне подробно о нападении.
— А стоит ли? — невесело усмехнулась она. — Я ведь уже всё рассказывала вашему сотруднику. Не думаю, что вспомню что-то новое. Да и вряд ли вы что-нибудь найдёте. Скорее всего, даже искать не будете. Кто я для вас? Обычная проститутка. Стоит ли упираться ради такой?
— А вот это позволь уж мне решать: ради кого стоит упираться! Твоя профессия меня не колышет. Искать я буду. Найду ли — другой вопрос. Шансов маловато — слишком много было упущено вначале. Вместо следователя тогда к тебе прислали простого опера, осмотр места происшествия был проведён формально. Те, кто это допустил, уже наказаны. Но от этого не легче. Теперь, даже если я и найду кого, — доказывать, считай, нечем. Но это не означает, что я буду сидеть сложа руки. Всё, что от меня зависит, отработаю по полной программе! А рассказал я всё это тебе, чтобы ты не испытывала напрасных иллюзий. Так что давай — подробненько и не спеша…
Лиза принялась рассказывать. Олег записывал за ней, стараясь максимально детализировать показания. В процессе допроса открывались некоторые ранее не выявленные обстоятельства.
Перешли к подсчёту материального ущерба. Олег с удивлением отметил, что заявленное количество и сумма похищенного практически не отличаются от указанного в справке полтора месяца назад — Лиза удержалась от соблазна увеличить сумму гражданского иска. Это не могло не вызвать уважения.
Но… Олег вдруг принялся подсчитывать что-то на листе бумажки.
— Послушай, — он удивлённо вскинул глаза, — я немного знаю ваши расценки. Получается, что ты обслужила не менее тысячи клиентов. Это ж целый полк!
— Я их специально не подсчитывала, — усмехнулась Лиз, — но думаю, что их было гораздо больше. Что ты хочешь, майор, я в этом бизнесе уже одиннадцать лет! — глаза девушки вдруг наполнились слезами, но она справилась с собой. — Пойми, Олег, — она впервые обратилась к нему по имени, — мне не денег жалко и не побрякушек. У меня отобрали одиннадцать лет жизни! — Лиза отвернулась, не в силах сдержать рыданий.
Олег вдруг почувствовал жалость к девчонке. Её профессия… Так она же не виновата, что за год «работы» на панели заимела больше, чем её мать за всю трудовую жизнь. Пусть это останется на совести тех, кто создал систему, при которой торговать своим телом выгоднее и даже престижнее, чем строить карьеру и чего-то добиваться в других сферах деятельности. Да и чем, в сущности, эта девчонка отличается от многих партийно-комсомольских дам? В силу служебной осведомлённости Олегу было хорошо известно, каким «местом» выстраивались многие блестящие карьеры. Он прекрасно знал, как партайгеноссен разных уровней «пользуют» комсомольских и партийных активисток в укромных охотничьих домиках и на закрытых дачах. Так чем же эти дамы отличаются от Лизы Николишиной? Да ничем. Разве что Лиз почестнее будет. Она прямо заявляет: я продаю своё тело, это обойдётся в определённую сумму в твёрдой валюте.
Партийно-комсомольские подруги тоже продают себя, только в льготно-карьерном эквиваленте.
— Ладно, Лизавета, — Олег попытался отвлечься от невесёлых размышлений, — иди пока. Я постараюсь сделать всё, чтобы найти этих сволочей. Там, в коридоре, должны быть твоя мать и брат — я вызывал их. Пригласи их сюда, пожалуйста.
Допрос матери и брата Николишиной ничего нового не дал. Бедная женщина и ребёнок были так напуганы нападением, что с трудом вспоминали детали произошедшего.
Олег отпустил их и набрал номер Долгоногова.
— Внимательно! — раздалось в трубке вместо приветствия.
— Слушай, Длинный, — Олег тоже не собирался отдавать дань дежурным приличиям, — по Николишиной ты работаешь?
— Олег, давай не будем! Я занят…
— Ты думаешь, меня это сильно волнует? Через пять минут жду у себя! Кстати, ты ещё не огрёб за вчерашнее…
— А с чего это я должен огрести?
— А кто позволил Миллеру заказать водку на коньяк? Я был против, а ты поддержал его. Двое на одного, и мне пришлось сдаться…
— И кто тебя заставлял пить?
— Ну ты и нахалюга! Я что, должен спокойно смотреть со стороны, как мои друзья травятся?
— Тогда кто тебе виноват?
— Вы оба, конечно. Я вас предупреждал о последствиях, но моё благоразумие в очередной раз разбилось о ваше суммарное раздолбайство!