[94], какой сегодня день недели, или пусть сам на календарь глянет?
— О чёрт, сегодня же среда! Игра с портовиками… — спохватился Олег. — А я форму забыл, что делать теперь?
— Чаще дома ночевать надо, тогда и календарь рядом, и форма спортивная на месте, — назидательно произнёс Миллер.
А Стас пробурчал:
— Ладно, многостаночник, закрывай бумаги, поехали. Успеешь форму взять и не опоздать на построение, — почти миролюбиво проворчал Стас.
С разгону впрыгнули в «жигулёнок» Стаса, смотались к Олегу домой — и оказались на стадионе за три минуты до начала матча.
На построение команды вышли в полных составах. Даже Ояр махнул рукой на дела и вышел на принципиальную игру. С техникой у него было слабовато, но умение быстро передвигаться по полю и атлетичность были немалыми плюсами. К тому же защитником Долгоногов был невероятно цепким: кажется, вот, финтом обошёл его, ан нет, откуда ни возьмись сзади возникает здоровенная ножища и, как кочергой, загребает мяч обратно. На поле Ояр стопроцентно оправдывал свою фамилию, нападающим оставалось только топать ногами и ругаться с досады.
Портовики ещё и одеты были парадно: новенькие жёлтые футболки и чёрные трусы марки «Адидас». Руководство порта, расщедрившись, приодело свою команду — лидера первенства.
А команда «Динамо» выглядела отнюдь не так роскошно: внешне они напоминали ватагу разномастных анархистов, их и прозвали за глаза «махновцами». Поначалу Олег, Стас, Ояр и Витька просто собирались на футбольном поле, погонять мяч. А там к ним стали подтягиваться местные дембеля, которые до службы занимались футболом в ДЮСШ[95]. Так и сложилась команда сплав опыта («менты») и молодого задора («дембеля», они же «хулиганы»). Денег в бюджете милиции не было, даже на взнос пришлось собирать в складчину, а одевались — каждый в своё. Футболки на всех были белые, но буква «Д» на груди — только у Витьки, Стаса, Ояра и Олега, трусы же и гетры — всех цветов.
Сегодняшний матч считался «гостевым», принимающей стороной были портовики. И, поскольку у них футболки были светло-жёлтые, динамовцам пришлось переодеться в красное. Не у всех запасные футболки были, поэтому кое-кто поверх белых надел красные майки-«алкоголички». Что называется — с понтом, в лаптях, но под зонтом.
Хозяева матча регулярно собирались, у них был официальный, на ставке, тренер, игроки получали стипендии и премии. А у «махновцев» тренера не было — всё решали ветераны: кто выйдет на матч, какова тактика игры. Собственно, больших тактических новинок в их распоряжении не было: упереться рогом, не давать спуску никому — и всё тут. Поэтому «махновцев» соперники побаивались: играли те жёстко, неуступчиво, до последней секунды. Могли иногда проиграть аутсайдеру, но порой от них доставалось и лидерам.
Тренер портовиков, давая указания своей команде, громко, вслух, пытался подавить боевой дух соперника, призывал разнести «этот сброд». Но его слова, «а также явный диссонанс в экипировке» возымели обратное действие: обозлённые «махновцы» ринулись в атаку и достаточно быстро забили первый гол «своему человеку». На воротах у портовиков стоял бывший динамовский вратарь, недавно соблазнившийся новой формой и стипендией, его и проучить было не зазорно.
Нового вратаря в команде ещё не было, и на ворота встал Олег. Ему это было не впервой: за свою футбольную карьеру он отыграл практически на всех позициях, закрывая постоянно возникающие в составе бреши. Много бегать ему без серьёзной разминки было не с руки, а вратарское чутьё у него было приличное.
Здоровенные Витька и Ояр цементировали оборону. Стас играл опорного полузащитника, неутомимым челноком снуя по всему полю. А полные нерастраченной энергии «хулиганы» то и дело вырывались вперёд, дырявя защиту соперника.
Портовикам и так приходилось не сахарно, а тут ещё трибуны, видя, как расхристанная братия давит пижонистых лидеров, стали неистово поддерживать динамовцев. Только к концу тайма игра выровнялась, и портовики отквитали гол.
На перерыв команды расположились у кромки поля. Тренер портовиков осипшим голосом поносил своих подопечных. Нормативной лексики с каждой фразой становилось всё меньше. Наконец, Ояр не выдержал и подошёл к судье:
— Будьте добры, объясните этому юноше, — он кивнул в сторону тренера, — что на трибунах есть женщины и дети, а также просто приличные люди. Если он не сбавит тон, то ближайшие пятнадцать суток будет у меня улицы мести.
«Юноша», которому уже явно перевалило за полтинник, как-то сразу съёжился и притих. Теперь в своих упрёках он, мучительно подбирая, использовал слова цензурные: «Как можно проигрывать этому сброду инвалидов?» Впрочем, футболисты слушали его краем уха, завистливо поглядывая на команду соперника. А там — о-о-о: Миллер достал из баула бутылки «Жигулёвского» и раздал ребятам: «Пивка для рывка!» Вообще-то это было серьёзным нарушением регламента первенства (к слову, и Кодекса об административных правонарушениях), но никто не пожелал делать динамовцам замечаний, а сами себе они этот грех отпустили.
Иди знай, что соперник обидится на пиво… Во втором тайме портовики решили дожать «махновцев», которым пиво как-то сил не прибавило, вопреки присловью. Атака за атакой — но отбились: пару раз Олег вытаскивал игру, доставая «мёртвые» мячи, Витька вынес мяч практически с линии ворот, мощный Ояр не давал нападающим пройти вперёд, раз за разом обыгрывая их и посылая мяч чуть ли не к одиннадцатиметровой отметке, а там его порой подхватывали «хулиганы» и простреливали вдоль ворот, надеясь на удачу товарища по команде. Тренер портовиков окончательно потерял голос, разнося своих подопечных, но бесполезно: матч закончился боевой ничьёй.
— Ну вот: они лидеров одели, а мы их «обули»! — жизнерадостно подытожил игру Стас. «Хулиганам» выдали ещё по бутылке пива и велели им ограничиться, те бодро побежали переодеваться, а «менты» остались для «разбора полётов».
— Ну что, в баньку? — у Стаса всегда имелась договорённость с отменной сауной.
Все дружно закивали.
— А девчонок?
— Ты что, смерти моей хочешь? — возопил Миллер. — Танька узнает — кастрирует!
— А я б не против… — мечтательно протянул Ояр. Решающее слово, получается, оставалось за Олегом.
Тот поскрёб подбородок: «С Вией у меня полные непонятки… А измену Лидке и изменой-то считать нельзя. Но, с другой стороны, зачем мне ещё одна подружка, с этими бы разобраться!»
— Не, мужики, — усмехнулся Островецкий, — сегодня без баб. Спокойно посидеть надо, игру обсудить, только мешать будут!
Возражений не последовало.
Якимович зашёл в дирекцию стадиона и быстренько созвонился с другом, работавшим в поселковой школе, где при спортзале оборудовали отличную сауну.
Усевшись в видавшую виды «Ладушку» Стаса, отбыли «продолжать банкет».
В обычной повседневной рутине прошло ещё несколько дней. Наступивший вслед за ними «чёрный» вторник Олегу, видимо, уже не забыть до конца своих дней.
Утром в его кабинет ворвался Миллер и плюхнулся на стул, обхватив голову руками. Таким Островецкий его ещё никогда не видел.
— Витька, что случилось? — в голову Олега стали закрадываться нехорошие предчувствия.
Миллер перевёл на него беспомощно-тоскливый взгляд.
— Беда у нас, — произнёс Витька срывающимся голосом. — Я только что из дежурки… Ирка Суркова убита!
— Что!? — Олег вскочил со своего места. — Как это произошло?
— Ирка с утра не вышла на работу, оттуда позвонили её матери. Старуха пошла проведать дочку — никто не открывает. Ну, у неё был ключ от Иркиной квартиры, она открыла, а там… Короче, опергруппа уже работает, Лёня Коношонок от прокуратуры…
— Едем! — Олег схватил куртку и выбежал из кабинета, увлекая за собой Виктора.
На дежурной машине мигом домчались до адреса. В квартире Ирины Сурковой был полнейший разгром: перевёрнутые стулья, разбросанные вещи, сорванные с окна гардины. Журнальный столик уставлен пустыми бутылками из-под водки и шампанского вперемешку с остатками снеди. На диване в полной прострации сидела пожилая женщина — мать Ирины, возле которой хлопотал Ояр. Эксперт-криминалист Косенков что-то фотографировал. Судмедэксперт Улдис Боярс и следователь прокуратуры Леонид Коношонок, примостившись около журнального столика, писали какие-то бумаги. Обычная картина работы следственно-оперативной группы на месте преступления. Рядовое событие, только для Олега и Виктора оно таковым не являлось. Не покидало чувство вины за смерть молодой женщины. Что-то упустили, где-то недосмотрели. Да, формально никто не вправе обвинить их в том, что не смогли предотвратить преступление, они сделали всё, что могли. Впрочем, никто и не подумает предъявлять какие бы то ни было претензии, но ведь от себя-то не уйдёшь. Смерть этой несчастной отныне камнем будет висеть на твоей душе…
— Товарищ майор? — удивлённо вскинул глаза Коношонок, увидев Островецкого. — А вы зачем здесь? Тут дело простое, сами справимся.
Леонид только недавно был переведён из стажёров в следователи, и, хотя он относился к Островецкому с огромным уважением, скорее даже с восторженным почтением, но посягательств на свой «суверенитет» терпеть не собирался. Уже хотел было тактично напомнить милицейскому «важняку», что данное преступление находится в компетенции прокуратуры, но, взглянув в жёсткие, полные затаённой боли глаза Олега, промолчал.
— Лёня, где она? — хмуро спросил Островецкий. Коношонок кивком указал на спальню. От того, что Олег увидел там, у него потемнело в глазах: распростёртое на кровати обнажённое тело несчастной женщины сплошь было покрыто ссадинами и кровоподтёками. Неестественно вывернуты руки и ноги. На обезображенном лице — маска ужаса и страданий.
Олег вернулся в гостиную. Виктор, хлопотавший вместе с Ояром над матерью Ирины, вопрошающе взглянул на Островецкого. Тот отрицательно покачал головой: мол, не стоит тебе смотреть на это. Виктор всё же прошёл в спальню — и зарычал от ярости. Он вышел оттуда бледный, как мел.