— Гражданин майор, не надо ловить меня на слове. Это же и ежу понятно. Раз Проханов водился с Аваньяном, то, видимо, тоже причастен к ограблению. Но я-то здесь при чём? А что, Александр Николаевич тоже показывает на меня?
— Не буду врать, не в моих правилах: мы его пока ещё не поймали. Надеялись с твоей помощью это сделать, — насмешливая улыбка майора нервировала Тыкву, держала его в постоянном напряжении.
— Но чем же я могу вам помочь? — Путниньш картинно всплеснул руками. — Я не знаю ни где он, ни с кем он. Мы с ним давно не виделись, а даже если иногда встречались — только обменивались приветствиями. Честное слово, я не знаю, чем могу быть вам полезен…
— Кто бы сомневался! — Олег и не скрывал иронии.
— Гражданин майор, — усмехнулся Тыква, — я, наверное, пойду. У вас же всё равно на меня ничего нет. Ну, зачем нам даром терять время. Вы же человек занятой…
— Да, Валдис, ты прав, — улыбка Островецкого стала ещё шире. — Иди, ты свободен. Только выгляни сначала в окошко. Кого ты там видишь?
Тыква посмотрел в окно и отшатнулся. Насмешливая ухмылка стала сползать с его лица, постепенно превращаясь в жалкую гримасу.
— Это же Насос! — выдавил он из себя, даже не пытаясь скрыть испуг. — Зачем он здесь?
На автомобильной стоянке, прямо напротив окна кабинета Островецкого, действительно о чём-то оживлённо беседовали Ояр Долгоногов и авторитет. Неподалёку, около красной «девятки», хмуро насупившись, стояли три «быка» из команды Насоса. Время от времени Ояр и авторитет, жестикулируя, указывали руками на окно. Олег приветственно помахал им рукой. Тыква сидел бледный, как мел.
— Ой, Валдис, дружище, а чего это тебе вдруг так поплохело? — Островецкий всем своим видом источал елей. — Господи, ну увидел ты там Александра Евгеньевича Куваева, в миру — Насос, и что? Неужели он такой страшный?
— Что ему нужно? — судорожно сглотнув слюну, хрипло спросил Тыква.
— Охотно объясню, — ласково улыбнулся Олег. — Дело в том, что Лиза Николишина находилась, да и сейчас находится, под патронажем самого Каспарса. Слыхал про такого? — он жёстко взглянул на совсем раскисшего Путниньша. — Конечно, слыхал. В нашем городе только маленькие дети про него ничего не знают. Так вот, Каспарс был взбешён налётом на свою подопечную. Сам понимаешь, это расценивается, как пощёчина ему лично. Вот он и приказал своей правой руке, Насосу, найти обидчиков со всеми вытекающими отсюда последствиями. Уяснил? — доброжелательный тон Островецкого как-то не вязался с недобрым прищуром глаз. — Так что, с этим «хапком»[100] вы крупно попали! — насмешливо заключил он.
— Но у вас же нет доказательств! — нервно вскрикнул Тыква.
— Валдис, дружок, — продолжал улыбаться Олег, — ты спутал Насоса с народным судьёй. Господину Куваеву не нужны никакие особые доказательства. Того, что уже имеется, с лихвой хватит, чтобы начать рыть тебе яму в каком-нибудь лесу.
— Вы не имеете права! — голос Тыквы сорвался на фальцет.
— Совершенно с тобой согласен, — засмеялся Олег. — Я не имею права тебя задерживать — у меня нет на это никаких оснований. Так что иди, ты свободен.
— Я никуда не пойду! — взвизгнул Тыква.
— Пойдёшь, как миленький. Я тебя сейчас просто вышвырну из кабинета, — усмехнулся Островецкий. — Повторяю, для особо бестолковых: у меня нет оснований для твоего задержания!
На физиономии Тыквы отражалась вся гамма чувств: страх, злоба, ненависть, жалость к самому себе…
«Вот такой ты мне больше нравишься, — удовлетворённо подумал Олег. — А то возомнил себя крутым мэном». Он не стал дальше давить не Путниньша. Будучи опытным следователем, Островецкий понимал, что того вот-вот прорвёт, и тогда он «запоёт» — не остановишь.
— Я… я всё расскажу, — решился, наконец, Тыква.
— Конечно, и расскажешь, и покажешь, — усмехнулся Олег. — Только для начала поведаешь, куда спрятал цацки.
— Я… — задёргался Путниньш, — я их уже сбыл, давно сбыл. У меня ничего нет.
— Знаешь что, Тыква, — Островецкий решил, что пора прекращать изображать из себя доброго следователя, — ты мне здорово надоел. Пошёл вон!
— Как, я же всё признал? — заскулил Путниньш.
— Послушай, урод, — жёстко промолвил Олег, — я очень не люблю, когда всякая мелкая шушера, вроде тебя, пытается компостировать мне мозги! Усёк? Вали отсюда и не мешай работать!
— Нет! Вы должны отправить меня в камеру! — заверещал Тыква.
— Я тебе, щенок, ничего не должен! — сквозь зубы процедил Олег. — Камеру ещё надо заслужить! Где цацки? — рявкнул он.
— На работе, — промямлил Путниньш, он уже не мог больше сопротивляться. — Я спрятал их в слесарной мастерской…
— Как? — настал черёд удивляться Олегу. — А если бы кто-нибудь их нашёл?
— Нет, — вздохнул Тыква, — я их спрятал в своём верстаке, в ящике для инструментов, под замком.
— Подожди, ты же экспедитор?
— Это сейчас, а раньше работал слесарем. Да и сейчас — на полставки…
«Ну, Ояр, — сердито подумал Олег, — я с тобой ещё разберусь! Всё бегом, всё на ходу, а в результате упустил такую важную деталь. Песни про перегруженность потом споёшь своему начальнику», — Островецкий злился на Долгоногова, в глубине души осознавая, что тоже отчасти повинен в этом проколе. Ведь никто не мешал ему самому вовремя отработать личность подозреваемого.
— Ладно, — уже спокойно сказал Олег, — давай подробно и по порядку. Сейчас мы всё запишем, а потом поедем на проверку твоих показаний на месте. Заодно и драгоценности изымем.
— Гражданин майор, — Тыква несмело взглянул на Островецкого, — а может, оформим мои показания как явку с повинной?
— Нет, явки не получится, — усмехнулся Олег, — твоё задержание ползавода видело, а вот чистосердечное признание я тебе, пожалуй, оформлю, плюс добровольную выдачу похищенного.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Тыква.
— На здоровьичко! — засмеялся Олег.
«Дальше мы на тебя, родной, пока давить не будем, — весело подумал он. — Наоборот, отнесёмся к тебе почти нежно. Ты не должен чувствовать себя обиженным. Напротив, ты будешь испытывать ко мне нечто вроде благодарности за чуткое к себе отношение и сполна, а главное добровольно, станешь содействовать правосудию».
В кабинет заглянул Ояр.
— Вот Насос, зараза, пристал, как репей! — он вопросительно взглянул на Островецкого. Тот в ответ лишь улыбнулся.
— Майор, я к себе пошёл — работы уйма, — довольным тоном произнёс Долгоногов и закрыл за собой дверь. Тыква, погружённый в свои невесёлые размышления, даже не обратил внимания на несколько странное поведение ментов.
— Ну что, Валдис, — усмехнулся Олег, выводя Путниньша из состояния задумчивости, — начнём исповедоваться? Рассказывай всё обстоятельно — торопиться нам некуда.
— Да-да, — встряхнулся Тыква. — В общем, с Александром Николаевичем я познакомился, когда служил срочную в армии. Капитан был у нас ротным, а я замкомвзвода — сержант. Кстати, кликуха у него была Старшой. Командиром его почему-то Аваньян прозвал. Ара же в армии не служил, и так ему вроде как солиднее казалось. Типа, чтобы другие думали, что и он какое-то касательство к службе имел. Короче, мы сблизились с капитаном. Я с корешами ему всю роту держал…
— Дедовал!?
— Не без этого. А что? Мы все в своё время через это прошли. Ну, проставлялись ему, бабла отстёгивали…
— Небось, молодых данью обкладывали?
— Мы тоже были салагами, и тоже платили, — Тыква покосился на Олега. — Короче, когда я ушёл на дембель, то оставил Старшому свой адрес — так, на всякий случай. Я и не думал, что он приедет. А где-то в феврале он вдруг объявился. Его из армии турнули. Ну, пожил он у меня пару месяцев. А мне что?
Мне не жалко. Мы ведь с матерью вдвоём живём в двухкомнатной квартире. Тем более что Старшой при бабках был. Ну, кабаки там, застолья. А примерно полгода назад он познакомился с Аваньяном. Вернее, я их познакомил — встретились случайно на улице. Потом он с арой сходил в ресторан, и тот пригласил его пожить у себя. Альбертик же на Старшого, как на Бога, смотрел, чуть ли не в рот ему заглядывал. Как же — офицер-десантник, афганец, мог при случае впрячься за него. Тем более, у того ещё бабки оставались. А Старшому тоже прикольно, новый друг так уважал и боялся, что даже под него свою бабу подложил. Я сперва не поверил: как такое может быть? Так Старшой при мне и в присутствии Аваньяна стал его бабу за задницу мацать. А мне её жалко было: забитая какая-то, улыбается вроде, а в глазах тоска и страх. Вот, а где-то в августе они встретили меня после работы и предложили дело. Ну, Лизку ограбить… Ара показал мне её дом, я должен был проследить за ней: когда уходит, когда приходит. А в конце августа решили идти на дело. Приехал кореш Старшого…
— А вот здесь поподробнее! — потребовал Олег.
— Да особо и рассказывать нечего. Я его видел только раз — в день ограбления. Разговаривали мы мало — только по делу. Старшой сам ему где-то комнату снимал.
Он называл кореша Москвичом и ни разу — по имени. Я думаю, что этот парень, наверное, родился или жил в Москве. А ещё — по-видимому, он тоже бывший военный.
— Почему ты так думаешь?
— Ну-у, трудно объяснить: повадки, манера говорить в приказном тоне, выправка…
— А как он выглядел?
— Видный мужик: возраст около тридцати лет, высокий, ростом примерно с меня — значит где-то 185–187 сантиметров. Худощавый, но такой… жилистый. По нему видно, что крепкий. Знаешь, — Тыква увлёкся и не заметил, что перешёл в беседе с Олегом на «ты», — он чем-то на тебя похож. Тоже, с первого взгляда понятно, что поперёк лучше не переть. Усики опять же…
— А лицо? Может, имелись какие-то особые приметы: шрамы там, увечья?
— Да лицо как лицо, бабы таких любят. А шрамов не было.
— Волосы?
— Короткая стрижка. Цвет: и не блондин, и не брюнет — что-то среднее.
— Шатен?
— Во, точно!
— Ладно, — задумчиво пробормотал Олег, — потом сделаем фоторобот. И где он сейчас?