Спустя много лет мы с ним вспомнили эту театральную историю. И решили, что я поступил правильно. На эстраде и для эстрады я сделал много больше. Огромную благодарность Леониду Семёновичу за заботу о моём творческом будущем я сохранил на всю свою жизнь. И позже, и всегда этот надёжный, добрый друг спешил на помощь при первом же слове или звонке.
После нашего выпуска давняя мечта Маслюкова разгорелась с новой силой — создать постоянную Всесоюзную студию профессиональных кадров эстрадного искусства! В этом была огромная потребность.
Два года он обивал пороги министерств и ведомств, писал сотни бумаг и собирал сотни подписей, долбил стену своим крепким лбом. И продолбил! И очень помог ему в этом его старший товарищ и единомышленник Н.П. Смирнов-Сокольский, такой же государственник и патриот, болевший за Россию, за её культурное и духовное развитие.
Итак, Студия Маслюкова открылась! Помещение предоставили, студийцев направляли филармонии, преподаватели лучшие мастера эстрады — откликнулись по первому зову художественного руководителя, а репертуара — нового! не было. И стал Леонид Семёнович собирать в Студию этакую пишущую и думающую братию. И меня пригласил. Одним из первых. Я тогда уже много писал для эстрады. Практически во всех жанрах.
С этого момента началась наша большая, интересная творческая работа и крепкая дружба с Леонидом Семёновичем.
Я писал для ВТМЭИ много. И стихи, и прозу, и песни, и куплеты, интермедии. И целые эстрадные представления, такие, как «На эстраде омичи» или «У самого синего моря» и прочее. В те годы мы часто виделись, дружили, как говорят, семьями. Мы с женой Ларисой часто бывали у них дома, на Бутырке. А потом и на даче в Томилино. Его верный и бессменный «оруженосец» Гриша тому свидетель.
Как обычно, после делового разговора, после обеда или ужина Тамара Абрамовна Птицына уводила мою Ларису обсуждать хозяйственные бесконечные заботы, как они говорили — «отдыхать по хозяйству», а мы с Леонидом Семёновичем погружались в любимый мир познаний и открытий. Делились новостями, обсуждали появившиеся наконец новые издания старой классики Булгакова, Достоевского. Особенно нас интересовали древняя история России и теории космического происхождения жизни на Земле.
Тогда, в 60-х, стала появляться самиздатовская литература о летающих тарелках, гуманоидах, о биополях и древних цивилизациях. Информация захватывала дух и воображение! Маслюков мог позвонить среди ночи и сказать: приезжай, бери самиздатскую книжку, читай и чтоб завтра к 12-ти дня вернул мне на работу. И я читал всю ночь и утром мчался на ВДНХ — в Студию, чтобы вернуть зачитанную книжку. Мы тут же, в кабинете, обсуждали прочитанное. И меня опять поражала глубина и широта его знаний. И при этом абсолютная заземлённость, реальное, даже прагматичное восприятие окружающей действительности.
Из многих интересных встреч с Леонидом Семёновичем вспоминается встреча в Евпатории (кажется, в августе 1968 года). Мы с женой любили этот город и предыдущие десять лет проводили там свой отпуск. Обычно «дикарями». На этот раз гостили у местного священника Дмитрия Ивановича Романовского. И вдруг на пляже детского военного санатория, куда нас пускали «по блату», мы встречаем Маслюкова с Птицыной и Бондарчука со Скобцевой!
С последними мы познакомились ещё раньше, в Москве, у Маслюковых. Бондарчуки привезли в этот санаторий на лечение свою маленькую дочку. Встреча наша была очень радостной!
Сергей Фёдорович только что вернулся из Италии с какого-то кинофестиваля, где ему подарили великолепные ласты и новомодную маску для подводного плавания с двумя трубками. Он тут же решил опробовать это снаряжение. Ирина Константиновна была категорически против! Но Сергей Фёдорович «завёлся».
Мы помогли ему облачиться в эти доспехи, проводили под руки (пятками вперёд) к воде — ласты были очень длинными! — завели по грудь. Он развернулся, махнул нам рукой, нырнул и пропал ненадолго. Потом вынырнул метрах в десяти, попытался сорвать маску и опять исчез под водой. Мы с Маслюковым бросились на помощь, благо было неглубоко, помогли снять эту новейшую маску, которая своими застёжками впилась Сергею Фёдоровичу в волосы как клещ, и стянули длиннющие каучуковые ласты. Оказалось, что хвалёная итальянская техника подвела! Клапаны на трубках вовремя не закрылись, и Бондарчук на вдохе наглотался воды, как говорится, на три года вперёд!
Что он говорил, отплёвываясь и отфыркиваясь, по дороге к пляжу, какие русские народные обороты речи озвучивал ко всеобщему удовольствию собравшейся толпы, можете себе представить. А Скобцева встретила его лаконичным: «Ну, что я тебе говорила? Жён надо слушать!» Сергей Фёдорович кивнул и тут же подарил ласты и маску Маслюкову. Ты, мол, лучше разбираешься в технике. Леонид Семёнович действительно починил механику, и маска хорошо ему послужила.
Мы с ним очень любили большие морские заплывы в ластах и масках. Ныряли за крабами, за ракушками, погружались в другой мир! Через несколько дней он решительно заявил:
— Хватит сидеть в городе, едем на мыс Тарханкут!
Это самый южный мыс Крымского полуострова. Сказано — сделано, Маслюков с Птицыной и мы с Ларисой собрали вещички, еду, питьё, забрались в его 21-ю «Волгу», за которой хвостом мотался прицеп с палаткой, и поехали.
Сказка! Сверху ясное солнышко на синем небе, слева чистейшее море с жёлтой полоской песчаных пляжей, справа бескрайняя степь с душистой полынью. И вокруг ни души! Приехали, устроились — ив море! Красотища вокруг! Три дня блаженствовали. На четвёртый заплыли подальше. Нам жёны с берега уже кулаками стали махать, мы развернулись и почти сразу уткнулись в сплошную стену непонятно откуда взявшихся медуз! Тысячи! Какое-то медузье месиво! Причём расположено в два слоя. Верхний и нижний. Расстояние между ними меньше метра. Ни слева, ни справа не оплывёшь, конца этому стаду не видно. Что делать? Я, честно говоря, слегка загрустил, задумался. Леонид Семёнович подплыл ко мне, снял маску, улыбнулся и произнёс:
— А знаешь, это же здорово! Мы с тобой свидетели уникального явления природы! Такого количества медуз в двухслойном построении, может быть, вообще никто не видел! Считай, нам повезло. А к берегу поплывём напрямую. Между слоями. Зато будет что вспомнить!
— Конечно, будет, — поддержал я его, — если доплывём!
— Доплывём, — уверенно кивнул Маслюков, надевая маску. — Во-первых, здесь недалеко, чуть больше километра, во-вторых, в Чёрном море нет медуз, которые жалят до смерти. Ну, обстрекают нас как следует, так это же полезно! Радикулита не будет!
С этим и поплыли по узкому, тусклому, бесконечному проходу между слоями медуз. Длина трубки не позволяла углубляться. И потому по спине то и дело скользила медузья слизь. А если брали чуть ниже, то ласты просто увязали, буксовали в нижнем медузьем слое! Кошмар! Но Маслюков периодически поворачивался ко мне — мы плыли, как говорится, ухо в ухо, — улыбался во всю маску и показывал большой палец. Вот, мол, как здорово!
Плыли мы медленно и долго-долго. Замёрзли очень. Вылезли на скользкие камни с большим трудом. Молча. Только показали жёнам, чтобы принесли поскорее что-нибудь выпить. Оба непьющие, махнули по стакану, и ни в одном глазу!.. Чего-то пожевали. Выпили ещё. Через полчаса стали приходить в себя.
— А всё-таки нам повезло, — вздохнул Леонид Семёнович, — увидеть этакое!
— Конечно, повезло, поддержал я его, — повезло доплыть живыми и не захлебнуться в медузьей каше.
На следующий день подул ветер с моря, а дует он в этих местах или три, или шесть, или девять и т.д. дней. Полдня мы терпели, ветер крепчал, похолодало. Палатки надулись парусами. К вечеру решили ехать. Быстро собрались — и в путь. Как раз на закате. Ехали-ехали и заблудились. А темнеет там быстро. Вокруг темнота, сверху звёзды. Справа что-то шумит: то ли море, то ли ветер. И дороги никакой.
Вдруг Маслюков останавливает машину. Мотор перегрелся. Вода выкипела. А вокруг никакой воды. Что делать? Обыскали всю машину, прицеп — нашли три бутылки нарзана. Слава богу!
Долили, завелись и дальше поехали. Уже наугад. Куда-нибудь да приедем. Ехали-ехали, смотрим — бензин на исходе. Долили последнюю канистру. Дальше поехали. Вдруг видим — Леонид Семёнович стал клевать носом, засыпать за рулём! Устал человек. Что делать? Останавливаться нельзя, холодно. Лариса принялась массировать Маслюкову шею, я начал вспоминать самые забавные истории и рассказывать их во всё горло, а Тамара Абрамовна отыскала качан капусты, отрывала по листику и буквально запихивала их Маслюкову в рот, приговаривая: «Ешь и не спи!»
И вдруг впереди в ночи вспыхнул какой-то маленький, робкий огонёк. Мы развернулись на него и поехали по кочкам, по камням. Ну, думаем, или костёр, или деревня какая. Ехали довольно долго, степь скрадывает расстояния. А огонёк горит себе, один-одинёшенек.
Всё-таки мы до него добрались. И застыли в полном изумлении. Перед нами были горы развороченной земли, белого щебня, два бульдозера, скрепер. И посреди этого строительного хаоса торчал деревянный столб, на котором болталась на ветру электрическая лампочка под мятым железным абажуром. А на столбе под лампочкой был прибит большой фанерный щит, на котором крупными буквами было написано белой краской до боли знакомое — «СЛАВА КПСС!»
И всё! Мы вышли из машины, подошли к столбу, зачем-то потрогали его, посмотрели друг на друга, и началась истерика, захохотали на всю степь! Минут двадцать мы не могли остановиться! Усталость как рукой сняло! Сон пропал, появился аппетит. Появилась надежда. Мы объехали эти строительные холмы и очутились на просёлочной дороге, по которой уже был уложен слой щебня. Километра через два появились бетонные плиты, потом пошёл асфальт, и на рассвете мы торжественно въезжали в Евпаторию. Вместе с солнышком.
С тех пор у нас с Леонидом Семёновичем был этакий условный пароль: в трудных ситуациях шептать, именно шептать, друг другу на ухо заветное «Слава КПСС!».
Как-то в нача