Сегодня мы почти не вспоминали Мека — не было повода. У мальчиков начались проблемы в школе, в основном из-за озорства — им было трудно усидеть на месте, когда всему классу велели читать книгу. Мы всесторонне обсудили, стоит ли Сью с Меком настоять, чтобы близнецы и дальше посещали занятия таэквондо, хотя они их, судя по всему, ненавидели.
— Надо же им учиться дисциплине! — волновалась она. — От нас с Меком в этом смысле толку мало.
Я улыбнулась и повела плечами, не зная, что сказать. Когда Чаду было столько, сколько им сейчас, в нашем районе и слыхом не слыхивали ни про какое таэквондо.
Пока мы разговаривали, мальчишки без конца сновали туда-сюда. На ходу жевали печенье, усеяв крошками весь пол вокруг стола. Время от времени с заднего двора до нас доносились пронзительные крики, но Сью не давала себе труда подняться, чтобы хоть выглянуть в окно. Обе мы безостановочно зевали. В какой-то момент я встала потянуться, и тут Сью спросила:
— Шерри, я навожу на тебя дикую скуку?
— Нет, что ты! — воскликнула я и плюхнулась обратно.
— Да ладно, признайся честно. Я тебе смертельно наскучила, Шерри. И почему только ты вечно стараешься со всеми быть милой?
— Да ничего я не стараюсь! — возразила я, засмеялась от собственных слов и добавила: — Извини.
Сью тоже засмеялась.
— Вот видишь, — промолвила она. — Ты такая милая, что готова извиняться за то, что я нагоняю на тебя скуку. — Она взяла еще одно печенье и сказала уже серьезнее: — Ничего. Однажды твоя личина даст трещину, Шерри Сеймор, и все мы увидим твое истинное лицо.
Я в изумлении вытаращилась на нее и сказала:
— Если кто и видел мое истинное лицо, так это ты, Сью.
— Безусловно, — ответила она, дожевывая печенье и тут же сменила тему, заговорив сначала о своей матери, а потом об отце. Потом мы долго обсуждали проблемы, связанные с пожилыми родителями. Мальчишки верещали на улице, периодически громко гавкал Куйо. В ответ ему откуда-то издалека залаял еще один пес, наверное запертый в саду за забором или прикованный цепью к стволу. Через полчаса или около того Сью посмотрела на свои часы и воскликнула:
— Ох, господи! Мне же надо в магазин, купить что-нибудь к ужину!
Честно сказать, я нисколько не огорчилась.
Приму душ. Почитаю журнал. Не без удивления я поймала себя на мысли о том, что не возражала бы дождаться Джона из компьютерного магазина, отправиться в постель и заняться сексом. Когда, интересно, я в последний раз предвкушала подобное в субботний вечер? Я принялась сметать со стола крошки от печенья прежде, чем она успела подняться. Кажется, она посмотрела на меня довольно холодно, тогда я стряхнула над раковиной руки и повернулась к ней с самой теплой улыбкой, какую могла изобразить:
— Может, еще посидишь? Я так рада, что ты зашла.
— Нет, — ответила она, вставая и смахивая на пол крошки с коленей. — Нам пора домой.
— Точно пора? — еще раз спросила я.
— Точно, — твердо ответила она. Прошла в коридор, где оставила сумочку, и я не могла не заметить, что рубашка у нее на спине криво заправлена в брюки, открывая нависший над талией валик жира.
— Напомни мне забрать конструктор, — крикнула она.
— Хорошо.
Я сгребла детали, как до этого сгребала крошки. Танк она так и не собрала, и я сложила их в пластиковый пакет на молнии. Я протянула ей пакет, но она не спешила его забирать.
— Слушай, — попросила она. — А ты не могла бы собрать этот танк, а потом…
— Ой, нет, прости, — отказалась я. — Никогда этого не умела. Хочешь, перешлю его Чаду в Калифорнию? Он соберет и отправит обратно федеральным экспрессом.
— Да ладно, брось, — ответила Сью. — Это не твои заботы. — Она запихнула пакет в карман пальто, и мы некоторое время постояли, глядя друг другу в лицо.
— Я так рада, что ты зашла, — сказала я и тут же пожалела о своих словах, которые прозвучали вежливо и до ужаса фальшиво.
В таком тоне можно разговаривать с новым соседом, но уж никак не с женщиной, руку которой я сжимала мертвой хваткой, выталкивая из себя в наш мир младенца. (Джон упал в обморок, так что пришлось звать Сью, которая ждала в коридоре, на «скамейке запасных».) Моя неловкость, похоже, обидела Сью. Она ничего не ответила, просто крикнула мальчикам, которые устроились в гостиной перед телевизором, открутив звук на максимум, что им пора. Они привычно заныли, но прошмыгнули мимо нас и хлопнули дверцами машины раньше, чем мы добрались до крыльца.
На дворе и в самом деле пахло весной. Листья на деревьях еще не распустились, и трава не зазеленела, но все вокруг блестело и переливалось от влаги, готовясь к переменам. На дороге мычали коровы Хенслинов, и я услышала в их мычании радость и довольство. Все вокруг слилось в единую гармонию тепла, солнца и бесстрашно пробуждающейся жизни.
Мы ступили на крыльцо. С заднего сиденья машины раздавался сердитый голос одного из близнецов, заглушаемый птичьими трелями и мелодичным перезвоном музыкальных подвесок, которые я привязала к карнизу над гаражом.
— Черт, полдня проболтали, — сказала Сью, — а я даже не поинтересовалась, как ты.
Это была неправда, и она об этом прекрасно знала. Она ведь спрашивала у меня, как дела, и я ответила, что все в порядке. Сейчас она просто решила схитрить и спросить еще раз. В том, как она заглядывала мне в глаза, мне почудилось что-то подозрительное, как будто она явилась ко мне исключительно в надежде что-нибудь разнюхать и теперь, в последние секунды нашей встречи, все еще не отказалась от своей попытки.
Я равнодушно повела плечами:
— Ничего нового.
— А что насчет твоего поклонника?
— Никаких новостей, достойных упоминания, — солгала я.
— Твоя шея, — сказал Брем. — Она меня с ума сведет.
Он прикоснулся губами к пульсирующей жилке, а затем несколько долгих минут водил языком по кругу, прежде чем переместиться вверх, к уху, сдвинув волосы и впиваясь в кожу зубами.
— Я тебе говорил, — прошептал он, — что я — вампир?
Я попыталась рассмеяться, но звук больше походил на хриплый вздох. Одной рукой он расстегивал верхние пуговицы моей блузки, другой убирал волосы с шеи, толкая меня спиной на матрас. Язык и зубы прикасались к ямке под ухом до тех пор, пока я вся, от лба до кончиков ног, не покрылась пупырышками.
Гусиной кожей.
«Как будто кролик вспрыгнул к тебе на могилку», — говаривала в таких случаях моя бабушка.
Меня охватил озноб, и сразу стало жарко. Струйки пота, стекавшие по груди вниз, к животу, леденили.
Он прижался лицом к ложбинке между моих грудей, и я почувствовала на своей влажной коже его горячее дыхание. Он протянул руку и расстегнул бюстгальтер, затем скользящим движением руки провел по груди, взял в ладонь одну, внимательно осмотрел и прикоснулся к ней губами.
Он действительно называл себя вампиром.
Несколько дней назад, когда мы сидели в кафе и пили кофе, я спросила, откуда у него такое имя — Брем.
— Я — вампир, — ответил он.
Я улыбнулась.
В ярко освещенном зале мне было трудно заставить себя взглянуть в его бездонные синие глаза. Вокруг стоял гвалт — громыхали подносы, визгливо смеялись девчонки-студентки. Из кухни доносился стук, как будто там кто-то колотил ложкой по кастрюле. Кассир на бешеной скорости пробивал чеки на кофе и гамбургеры, стуча по клавишам аппарата, издававшего резкий металлический звук. Шум, грохот, суета — обстановка напоминала какое-то бесовское празднество, какой-то безумный карнавал, который того и гляди превратится в побоище. Сейчас, казалось мне, его участники затеют драку, отнимая друг у друга еду, затем под дикие вопли начнется оргия, а под занавес защелкают пули, рикошетя от стен.
— Ну надо же, — удивилась я. — Как странно. Значит, вас назвали в честь Брема Стокера?
— Да, — сказал он. — Хотите верьте, хотите нет. Матушка отличалась странностями, о чем нетрудно догадаться хотя бы потому, что назвала сына в честь Дракулы.
— Но почему?
Он барабанил пальцами по поверхности стола. На правой руке у него красовался серебряный браслет. В другой он держал пластиковый стаканчик, сжав его так, что тот прогнулся, хорошо хоть не лопнул.
— Она преподавала английский, — сказал он, кивая в мою сторону. — Как и вы. Только в школе. Ей нравился образ Дракулы. В свободное время она писала романы о вампирах.
— Да что вы?
— Правда, правда.
— Она их публиковала?
— Один напечатала. Дрянная книжонка в мягкой обложке. Больше не печатала.
— А вы их читали?
— Нет, — ответил он. — К тому времени, когда я достиг возраста, в котором интересуются подобными вещами, она уже умерла. И потом, меня это не слишком вдохновляло: моя покойная мать — любовница вампира. Знаете, как подростки воспринимают такие вещи. А теперь у меня даже нет этой чертовой книги.
— А как она называлась?
— «Кровавый любовник».
— Ого!
— Вот именно — «ого». Не сомневаюсь, что в книге полно любовных сцен. Вот вам еще одна причина, по которой семнадцатилетний парень не станет читать книгу, написанную его матерью.
— Вы правы, — заметила я. — Действительно не станет.
Он откинулся на спинку кресла.
Я отметила, что при относительно небольшом росте у него было длинное тело. Под футболкой угадывались твердые мышцы живота. Судя по сложению, он, наверное, занимался бегом. Полоска пота, проступившая на серой хлопковой ткани, проходила ровно по середине торса.
В помещении было тепло. Стояла первая неделя марта, но резкое потепление еще не успело вдохновить администрацию колледжа отключить отопление. В зале кафетерия с запотевших окон стекали струйки влаги. Посетители, почти весь день просидевшие в жарко натопленных кабинетах и аудиториях, спешили поскорее стянуть с себя все что можно. Свитера, пиджаки, колготки. Я даже сняла с себя нитку жемчуга, которая в этой жаре повисла на шее противной скользкой гирей.
— А теперь вы расскажите о себе, — попросил он.
Я задумалась. Мозг вдруг утратил гибкость мышления и даже способность памяти. Я пригласила его на чашку кофе якобы для того, чтобы отблагодарить за ремонт машины, но мы оба догадывались — я по его взгляду, а он — по моему смущению, по какой причине я ему позвонила и предложила встретиться.