Кристина не издает ни звука, скомкав между пальцев край своего пальто.
– Хочешь, останусь с тобой? – спрашиваю, осторожно проводя рукой по ее растрепанным волосам.
Коротко мотнув головой, шепчет:
– Нет. Все нормально… Спасибо, – объявляет хрипло, когда Влад тормозит у ворот моего дома.
Крис тут же выбирается из машины. Я выхожу следом через ее дверь, Андрей тоже оказывается рядом, пытаясь забрать из моих рук связку ключей.
– Я сам ее провожу. Дай сюда, – говорит, следя за тем, как Кристина торопливо идет к воротам, обняв себя руками.
– Андрей, – говорю с нажимом. – Ей сейчас не до твоего плохого настроения.
На его футболке кровь. Выглядит ужасно. Под глазом у него будет синяк, и мой брат слишком наэлектризованный, чтобы я могла отдать ему чертовы ключи!
– Арина. – Указывает рукой на машину: – Пожалуйста, родная, проваливай.
Он подрался из-за нее второй раз в жизни. Первый был еще в школе, когда Крис доставал наш с ней одноклассник. Оглядываясь назад… глядя сейчас на своего брата, я спрашиваю его, не отводя глаза:
– Почему ты позволил ей это сделать? Выйти замуж?
– Потому что она всегда делала только то, что хотела, – проговаривает он у моего лица. – Может, в будущем она начнет думать дважды.
Его слова кажутся мне жестокими настолько, что это почти выбивает слезы из глаз.
– Она всегда хотела семью, – говорю с горечью. – А ты… ты просто дурак…
Сунув ему в руку ключи, иду к машине и забираюсь на переднее сиденье, громко хлопнув дверью.
Влад выкручивает руль, сдавая назад, и смотрит на меня, сдвинув брови.
Его губа разбита. Замороженная бутылка воды, которую он прикладывал к лицу, давно стала теплой. Костяшки пальцев на правой руке в ссадинах. Он периодически сжимает и разжимает пальцы, проверяя их целостность.
– Вы все омерзительные циники. – Стираю со щеки слезу. – Я только надеюсь, что это не заразно.
– В твоем случае точно нет.
– Хочешь сказать, меня жизнь ничему не учит?
– Ты знаешь о жизни все, что тебе нужно. Людям помогает прекрасное, а не уродливое, это, по-моему, давно доказано.
– Все создатели прекрасного умерли в одиночестве и непризнанными.
– Как видишь, никто ничему не учится, Моцарт. Все просто сдаются, приспосабливаются или прогибаются.
– Только те, у кого нет выбора.
– Выбор есть всегда.
– Ты тоже жестокий.
– Лучше жестоким буду я, чем мы оба.
Закрыв глаза, я пытаюсь не дать его философии прорасти в своей душе. Если бы он хотел, чтобы эта философия там взошла и заколосилась, действовал бы по-другому, но я, кажется, нужна ему такой, какая есть, а он… я всегда знала, какой он…
В его квартире я была всего один раз. Это было пять лет назад, и сейчас, стоя на пороге гостиной, я изумленно фыркаю:
– Боже…
Влад проходит мимо, направляясь на кухню, а я смотрю на средних размеров белый рояль, который занимает дальний угол комнаты.
– Нравится? – бормочет Градский, доставая из ящика аптечку.
В груди собирается что-то горячее и давящее. Наверное, это мои чувства к этому мужчине. Которого я когда-то выбрала среди всех других, понимая, что он именно тот, кто сделает мою жизнь особенной, потому что ощущала в нем ту самую глубину, в которой тонула!
– Ты решил брать уроки? – маскирую плавление в груди за туповатой шуткой.
– Да, у любимой женщины. Поможешь? – Плюхается задницей на диван, протягивая мне пластырь и тюбик перекиси.
Пять лет назад на этом диване я лишилась девственности.
Когда опускаюсь на колени между ног Влада, вижу в его глазах огоньки, которые напоминают о том, что с памятью у него полный порядок.
Все мои чувства, те самые, которые делают наш секс не просто сексом без обязательств, из груди стекают в живот.
Подавшись вперед, Влад забирается руками под мою юбку и, глядя мне в глаза, стягивает с меня трусики. Концентрирует органы моих чувств на своих прикосновениях, дыхании, которое обжигает шею, и на своем запахе, в котором смешались разрозненные нотки его туалетной воды, его пота и металлический запах крови. Дикий, почти нецивилизованный коктейль, как и энергия его тела, пропитанная тестостероном, ведь два часа назад он махал кулаками так, что я не знала, то ли кричать, то ли жмурить глаза…
Наш поцелуй вымученный и медленный.
Влад стонет, кровь из его разбитой губы попадает на мои губы.
Слизываю ее языком, глядя ему в глаза.
Сдираю с него футболку и толкаю голый торс на диван, хватаясь пальцами за пуговицу и ширинку джинсов.
Он наблюдает за процессом, приоткрыв губы.
Сжав мою талию под юбкой, толкает свои бедра вверх, насаживая меня на свой каменный член одним рывком, от которого я вскрикиваю, потому что это немного больно, но Влад дает выход своим эмоциям именно в этот момент, когда раскачивает меня на себе, становясь то грубым, то невыносимо нежным…
– Люблю тебя… – хрипит, прикусывая мочку моего уха.
Обнимаю его голову двумя руками и натыкаюсь на жесткие губы, забыв про его раны.
Он пропускает меня вперед. На его шее напрягаются жилы и мышцы, когда пытается не кончить первым. Я замираю, выгнув спину, возбуждением пуская по телу сладкие судороги.
Влад ждет, пока я соберу свое удовольствие до последней крошки, и парой глубоких и резких толчков догоняет меня.
– Почему ты меня любишь? – спрашиваю, ткнувшись лбом в его плечо.
– Потому что ты несешь в мою жизнь прекрасное. Потому что ты и есть самое прекрасное. Потому что рядом с тобой я начинаю любить себя…
– После секса ты всегда такой красноречивый…
Влад смеется, собирая этой улыбкой морщинки в уголках своих глаз.
Глава 39
Две недели спустя…
– Ты спешишь? – Андрей обращает внимание на то, что я смотрю на часы уже второй раз за полчаса.
– Мне нужно забрать твою сестру из консерватории, – отвечаю, осматривая полупустой зал ресторана. – И Софи из детского сада.
– Кто бы мог подумать, что когда-нибудь услышу от тебя что-то подобное. – Он листает меню от шефа.
– Как видишь, жизнь полна сюрпризов.
– Это точно, – бормочет и ворчливо добавляет: – Ну и цены, твою мать.
Улыбаюсь.
Синяки на его арийской роже успели сойти. Из-за них пришлось перенести встречу с Гецем: знать о том, как весело его потенциальных партнер порой проводит свои вечера, Роману, пожалуй, не стоит. Дискредитировать свою собственную репутацию я тоже не стал, тем более Рома в Москве до конца месяца, и у нас с Андреем был запас времени, чтобы привести себя в относительный порядок.
Мораль ситуации такова, что охранять свой дзен в изоляции от социума гораздо проще, чем в реальной жизни, или я ни хера в своем дзене не понял, раз в тридцать лет ввязался в драку.
Возможно, я просто херовый ученик. Скорее всего, это так и есть.
Андрей продолжает изучать меню.
Мы еще не до конца раскурили трубку мира, но совместная игра в баскетбол на прошлой неделе приблизила нас к этому.
Еще один взгляд на часы сигнализирует мне о том, что остаться на этот обед я не смогу.
– Можешь проваливать. Справлюсь, – благословляет меня Беккер.
Встаю со стула, когда вижу в дверях ресторана Рому, который опоздал на полчаса. Он говорит по телефону и дает знак рукой о том, что скоро к нам присоединится. На нем футболка и джинсы, так что встреча обещает быть неформальной.
– У него время – деньги, так что сильно не затягивай, – быстро инструктирую Андрея. – Сразу к делу переходи.
– У меня тоже время – деньги, – отзывается он.
Роман пробиратся через зал, кивает и протягивает мне руку со словами:
– Извините, я обычно не опаздываю. Ребенок заболел, пришлось вместе с женой ждать врача. Роман Гец, – представляется, обмениваясь рукопожатием с Андреем.
– Андрей Беккер. Рад знакомству.
– Я вас оставлю, – хлопаю Рому по плечу. – На связи.
– Без проблем. – Усаживается он на мое место.
Двигаясь к выходу, кривой пантомимой изображаю Андрею просьбу позвонить мне, когда они закончат.
Выйдя на улицу, ускоряюсь, переходя на легкую трусцу, и под мелким дождем добираюсь до своей машины, которая припаркована в опасной близости к перспективе быть эвакуированной, но в отеле снова какой-то форум, так что я пошел на риск.
Я не так часто заглядываю в Московскую консерваторию, но на всякий случай оформил себе пропуск. В целом я тут во второй раз за последние недели, светить здесь своей разбитой физиономией было также неприемлемо.
В коридорах почти из-за каждой двери слышна какая-то музыка. За одной из них играют сразу три фортепиано, за другой что-то струнное, возможно арфа. За дверью кабинета, который нужен мне, тоже играют.
Мог бы я отличить игру Арины от чьей-то другой? Наверное, нет, но я, кажется, иногда мог бы отличить ее выбор произведения. Она, скорее всего, предпочтет что-то технически сложное, если собирается размяться. Прямо с утра и без раскачки вышибить дурь из рояля и из меня заодно.
Рояль в моей квартире лишился девственности не так давно. Пришлось дождаться мастера, чтобы он настроил инструмент так, как нравится его хозяйке.
Положив руки в передние карманы джинсов, разворачиваюсь к окну и концентрируюсь на звуках, вылетающих из-под ее пальцев сейчас.
До встречи с Ариной музыка мало меня трогала и еще меньше волновала. Так было вплоть до того момента, пока Андрей не затащил меня на выпускной концерт студентов Московской консерватории пять лет назад. Блять. Вообще-то, это было дико сексуально. Возможно, в тот день я понял, что Арина Беккер давно выросла и слово «сексуально» применимо к ней на сто пятьдесят долбаных процентов.
– Мягче… – слышу мужской голос за дверью. – Вот этот переход, давайте еще раз… нет-нет… мягче… еще раз…
Арина появляется из кабинета спустя десять минут, сосредоточено заталкивая ноты в сумку. На ней джинсы и тонкий белый свитер, волосы собраны на затылке в аккуратный маленький пучок, на щеках милый румянец.