– Угу, – соглашается мама, звякая чайной ложечкой.
Понятно, что ей не до курицы.
– Что, опять пусто?
Сажусь напротив, разминая застывшие пальцы.
– Кому мы нужны без гражданства, – угрюмо говорит мама. – Все фонды работают только со своими детьми. Максимум, что предлагают, – помочь провести операцию здесь.
Я дую в ладони, чувствуя, как начинает циркулировать кровь. Пальцы ломит, и я кусаю губу.
– Ну… Может… Мам, может, попробовать? Какие у нас еще варианты?
Она в упор смотрит на меня. Глаза красные, воспаленные. Когда она в последний раз высыпалась?
– Аля! Моя дочь не подопытный кролик. Ты знаешь, что процент успешных операций здесь гораздо, ГОРАЗДО ниже, чем в том же Израиле. Мы не можем так рисковать, понимаешь?!
Она сама не замечает, как начинает кричать, но, черт, я хорошо понимаю, что кричит она не на меня, а на себя саму. Что все эти диалоги она непрестанно ведет в своей голове, день за днем доказывая, убеждая, не соглашаясь. Потому что при любом раскладе винить будет только себя. Такой уж она человек.
– Конечно понимаю, мамуль. Конечно я понимаю. Мы найдем эти деньги, обязательно. У меня предчувствие, а ты же знаешь, я ведьма.
Обнимаю ее, улыбаюсь, глажу по голове. Ведьмой меня называли в родном селе, откуда мы с мамой и Юлькой сбежали в другую страну, сверкая пятками, когда умер отец. Но только сбежать мало, очень мало. Нужно еще доказать, что заслуживаешь спокойную жизнь.
– Ведьма моя, – мама прижимается ко мне и со смешком обхватывает руками. – Наколдуй нам, ведьма, богатого мецената. Чтоб так: раз – и всю сумму пожертвовал.
– Я постараюсь, – говорю серьезно. – Обязательно постараюсь, мам, и обязательно именно такого.
Она смеется, и смех уже звучит гораздо искренней. Значит, я еще не растеряла хватку и на маму моего настроения пока хватает.
– А это что у тебя? – кивает в сторону.
– Где? – оглядываюсь и вижу яркие флаеры, выпавшие из пакета. На них черноволосый парень в жилетке и бабочке с хитрым прищуром стоит за игральным столом, делая приглашающий жест. А наверху большими буквами: «КАЗИНО „ПОСЛЕДНИЙ ШАНС“».
– Я надеюсь, ты на игру не подсела? – подозрительно спрашивает мама.
– Конечно же нет, – говорю, поднимая флаер. – Мальчишка на остановке всучил.
– Ну и хорошо, а то этого нам еще не хватало. – Мама встает и лезет в холодильник за кастрюлей. – Раздевайся, сейчас ужинать будем.
– Угу, – я разглядываю флаер с обратной стороны. Там много всякой рекламной ерунды, но особенно впечатляюще выглядит мелкая надпись внизу: «Мы можем решить все ваши проблемы».
«Весьма заманчиво, – думаю я. – И если бы все было так просто».
«Мы уже думали, что опустились на самое дно, и тут снизу постучали».
Слоган, достойный «Русского радио», крутится в голове на бесконечном повторе, пока я бреду, не глядя по сторонам, загребая ботинками последнюю зимнюю кашу. В ботинках давно сыро и холодно, но даже это не отвлекает меня от единственной навязчивой мысли: «И что теперь?»
Меня уволили. В магазине в последнее время участились недостачи, а кто же еще может залезть в кассу, кроме меня, «чучмички»? Ясное дело – никто, и разбираться тут нечего.
Выставили восвояси без выходного пособия и пригрозили написать заявление, если буду устраивать бучу. Я-то устроить могла, и легко, но что толку? И без того всем хорошо известно, что деньги таскала не я, а хозяйский сынок, но в этой борьбе у нас явно разные весовые категории, а значит, победа мне и не светит.
И что теперь?
«Что, – нервно дергаю головой, гоня прочь тупую безнадегу, – найду новую работу, что же еще».
«Как будто для тебя это будет так просто», – хмыкает внутренний голос.
И он, как всегда, прав. Работа в том магазине подходила мне идеально. Более-менее нормальная зарплата и график, позволяющий помогать маме с Юлькой, и еще продукты со скидкой. Пусть практически просроченные, но все-таки…
Что я найду равноценное?
Глаза начинает щипать, и я злобно дышу, уткнувшись в воротник пуховика, не давая волю слезам. Вот еще! Нашла из-за чего рыдать.
Ветер помогает: дует в лицо, и текущие слезы вполне можно списать на него. Заталкиваю руки поглубже в карманы и ускоряю шаг. Пальцы вдруг нащупывают за порванной подкладкой что-то бумажное, хрустящее, отдающее надеждой. Я почти поддаюсь ей, почти верю, что и правда когда-то забыла здесь деньги. Будто хотя бы раз в жизни у меня их было столько, что я могла бы забыть.
Специально какое-то время не достаю, позволяя себе помечтать. Понадеяться.
Потом вытаскиваю и вздыхаю: рекламка. Та самая, казиношная. Как она тут оказалась? Наверное, парень помимо пакета умудрился сунуть одну мне в карман. Где она благополучно и провалялась за оторванной подкладкой как раз до этого дня.
«Надеюсь, ты не подсела на игру?» – спросила тогда мама. Ха-ха! Наверняка фишки там стоят так дорого, что моей зарплаты не хватило бы даже на одну ставку.
Верчу флаер в руках и почему-то никак не могу его выбросить. Наверное, оттого, что он красивый и яркий, словно портал в другую, счастливую жизнь. Отчего же еще-то?
Парень с картинки (как он называется – крупье?) лукаво глядит, потом вдруг подмигивает и кидает в меня червовым тузом. Картина такая четкая, что я вздрагиваю и несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что все это: и парень, и туз – лишь яркий рисунок. Блестящий глянцем на свету, оттого и кажется всякое…
«КАЗИНО „ПОСЛЕДНИЙ ШАНС“, – зазывает рекламка. – Мы можем решить все ваши проблемы».
Резко, боясь передумать, я достаю телефон и набираю номер, мелко написанный с обратной стороны. И снова переворачиваю флаер, цепляясь за хитрый взгляд крупье, как за соломинку.
Трубку берут с первого же гудка.
– Алло, – хрипло каркаю в трубку. – Куда я попала?
– Казино «Последний шанс», – слышу в ответ приятный женский голос. – Как хорошо, что вы позвонили!
Это звучит так искренне, словно и правда они там всем казино сидели и ждали моего звонка.
От такого приветствия я окончательно теряюсь и несколько секунд молчу, пока в голове мечутся всякие разные мысли. Казино в этой стране под запретом. В один прекрасный момент они все были отправлены в «резервации», а остальные – прикрыты. И, с одной стороны, может, там и правда все рады каждому новому клиенту, а с другой – представляться вот так запросто, не боясь наткнуться на стражей порядка, немного странно. Хотя… чему я удивляюсь, все гипотетические стражи наверняка имеют там свою долю.
– Алло? – тревожится девушка в трубке.
– Да-да, – просыпаюсь я. И глупо добавляю: – Я здесь.
Но девушке такой ответ, видимо, не кажется глупым, потому что она радостно говорит:
– Очень хорошо! Назовите, пожалуйста, ваше имя, я добавлю вас в список.
«Какой еще список?» – думаю я и, неожиданно для самой себя, называюсь по паспорту. Именем, которым меня давно не зовет даже мама:
– Айзиля.
– Замечательно! – искренне радуется моя собеседница. – Сейчас я задам вам пару вопросов и прошу отнестись к ним со всей серьезностью.
Я киваю в пустоту, будто она меня может видеть, готовясь назвать свои паспортные данные или чего еще им потребуется, чтобы организовать мне допуск к игре.
Но первый же вопрос совершенно сбивает с толку.
– Скажите, пожалуйста, Айзиля, – нежно воркует девушка в трубке, – вы видите сны?
Казино прячется за домами Старого города, почти на границе с Новым. Осторожно выглядывает из-за деревьев, подмигивая редким прохожим яркими неоновыми огнями вывески. Рядом пролегает парк, усаженный почему-то одними березами, и, когда ни посмотришь в окно, все усыпано желтым ковром листвы, словно здесь вечно царит непрекращающаяся ранняя осень. Да и воздух такой за порогом: осенний, сладко-приторный, с мягким древесным послевкусием, с легким, непонятно откуда взявшимся, дымком. Если идти через парк ранним утром, то вокруг никого: ни спортсменов, ни собак с зевающими хозяевами, ни даже птиц. Никого, кто мог бы встать между тобой и Миром. Может, потому именно здесь и именно в это время ощущается с ним самая крепкая связь.
Я смотрю в серо-дымчатую туманную муть за окном и думаю: «Откуда я все это взял?»
Откуда в моей голове появился парк и эти березы, и Новый, и Старый, и прогулка, позволяющая проникнуть, срастись с самим Миром, пусть ненадолго, ровно на двадцать минут, пока не выйдешь по ту сторону Сиреневого моста, откуда до квартиры уже рукой подать? И что, в конце концов, за квартира?
Теперь, когда ясно, что вокруг пустота и само Казино застыло в этом сером, пустынном Нигде, воспоминания стали похожи на фотографию, слишком долго провисевшую на солнце: немного выцвели, но все еще есть.
И это страшнее всего.
Потому что – вдруг и я точно так, как они? Рано или поздно поблекну, угасну и растеряю остатки того, что пока еще считаю собой.
Я сижу на окне, притаившись за тяжелой бархатной шторой, и гляжу в мутную заоконную хмарь. За ней ничего. Сколько ни вглядывайся, сколько ни напрягай глаза, все бесполезно. Я играю в эту игру день за днем и никогда не выигрываю. И все, что могу, – проклинать незнакомца, который зародил во мне сомнения, тем самым превратив мою жизнь в ад.
«А есть ли она? – услужливо вопрошает внутри мерзкий тоненький голосок. – Твоя жизнь?»
«Заткнись!!! – ору на него мысленно. – Заткнись, тварь!»
Он послушно умолкает, но никуда не девается: я чувствую его где-то внутри, чувствую всем своим напряженным усталым разумом, каждой клеткой измученного тела.
Я не могу теперь проводить брейки в комнате отдыха, вместе с остальными. Боюсь не удержаться и начать задавать каждому встречному тот же вопрос: «Как ты сюда пришел? Куда ты уходишь?» Боюсь косых взглядов, неловкого молчания. Боюсь недоумения и жалости, а больше всего боюсь услышать нормальный ответ и понять, что такой «ненормальный» я здесь один.