– Опять не о том, не о том!!! – орет Макс гневно. – Ну! Спроси главное!
Я застываю под его взглядом, как кролик, лихорадочно, словно от этого зависит моя жизнь, пытаясь сообразить: что такое главное я упускаю? Что?
Мысли мечутся, как стекляшки в калейдоскопе, но никак не складываются в нужный узор.
А может… Может, и правда зависит?.. Ну, жизнь?
Я поднимаю голову и, еле ворочая отчего-то онемевшими губами, шепчу:
– Чем вы мне платите?
Теперь на каждого игрока я смотрю совсем другими глазами. На ярких, словно диковинных птичек, красавиц в вечерних платьях, на мужчин в смокингах, на юнцов, с видом завзятых шулеров перекатывающих жетоны между пальцами, на все того же громогласного Капоню и на новенькую девушку с короткими ногтями, нервно кусающую губы. Я смотрю на них и думаю: «Что ты пытаешься отыграть?»
И подглядываю украдкой, какой они делают размен, когда уходят.
Это Макс меня научил в ту нашу Ночь Откровений, пока мы планомерно надирались вискарем без закуски. Расстались, как водится, лучшими друзьями и, как водится, при следующей встрече только издали кивнули друг другу, криво усмехнувшись и разведя руками: дескать, ну что тут добавишь?
Но, несмотря на градус нашей беседы, я помню ее от первого до последнего слова.
Что на вопрос об оплате мне было сказано:
«Мы все тут наемные работники, Илья, и валюта для всех одинакова…»
И о том, что:
«Я сам не многим больше тебя знаю, я всего-то на ступень выше дилера…»
А через час, когда обоих уже порядком развезло, вдруг шепотом:
«На самом деле отследить, у кого какие заботы, можно легко. Они, когда приходят, Илюх, меняют жетоны, как им удобно, на то не смотри. Смотри, чем они выигрыш берут. Они это делают бессознательно, выбирают, что им сейчас важнее».
И:
«Знаешь, какой номинал? Красные, самые дешевые, – деньги. Ими редко кто берет, но бывает и так. Синие – здоровье, зеленые – удача. Самые дорогие – белые, ты понимаешь. Жизнь. Редко кому отыграть удается. Считается, если Жизнь отыграл, все остальное в комплекте. Кто хоть раз взял куш в виде Жизни, больше сюда не приходит. Я за все время только троих таких видел. Везучие, черти!»
А потом, приложив палец к губам:
«Только тссссс! Никому ни слова, понял? А то оба влетим».
И вот теперь это мое новое хобби: подсматривать, кто какие чипсы перед уходом забирает с собой. Этакая своеобразная склонность к вуайеризму. Жадность до чужих жизней, если уж собственную не помню.
– Здравствуйте, Илья.
Опять та девчонка. После того, первого, раза, когда я ее покеру учил, она сюда зачастила. Выигрывала помалу, больше проигрывала. Порой уносила несколько красных жетонов, иногда – парочку синих. Но чаще всего уходила ни с чем. Однако приходила снова и снова, с каждым разом делаясь все сумрачней.
– Добрый вечер, – отвечаю с дежурной улыбкой, но в глаза смотрю с жалостью.
Мне в самом деле жалко ее – очевидно, совсем небогатую и неамбициозную, приходящую сюда явно по крайней необходимости. Реально за последним шансом.
Садится на стул, умостив локти между пепельницами, и так застывает. Молчит. Я тоже молчу, торопить игроков не входит в мои обязанности. Наконец, спустя несколько длинных минут, она вздыхает и двигает на анте два красных жетона.
Но не убирает руку, а смотрит моляще и говорит:
– Мне нужно выиграть сегодня, Илья. Очень нужно.
Фраза не то чтобы редкая, но я застываю и смотрю на девчонку. А она на меня. Не знаю, что она хотела этим сказать, скорее всего простая мольба в никуда, но я вдруг четко вижу того игрока, с которого началось мое «прозрение». Он ведь тогда сказал с точно такой же интонацией – смесью отчаяния и безнадеги, без капли надежды – один в один: «Мне обязательно нужно выиграть сегодня».
И потом: «От этого зависит моя жизнь».
И наконец, странное: «Ты как раз можешь».
Я моргаю, и чары пропадают. Девчонка убирает руку, я раздаю карты, игра начинается.
В первой раздаче у меня нет игры, что у нее – не важно, анте один к одному.
Вторая раздача – опять то же самое. Она чуть-чуть оживает – все же не проигрыш, и, хотя до явного выигрыша еще далеко, в глазах просыпается мой старый знакомый – азарт.
Мы за столом вдвоем, она нервно кусает губы и бахает на анте весь выигрыш разом. А мне все больше и больше хочется, чтобы она выиграла.
«Пусть выиграет, – думаю, делая шафл. – Если она сейчас выиграет, значит, все здесь не зря».
Торгуюсь вот так нагло непонятно с кем…
Хотя ладно, чего уж тут непонятного – с Ним я торгуюсь. С тем самым, чья рука сейчас мной выкладывает новую раздачу.
Девчонка, чье имя я даже не знаю, но за которую переживаю теперь всей душой, сидит и смотрит на карты. Боится поднять. Наконец берет, и я вижу – руки ходуном ходят. Она аккуратно раздвигает карты, непонимающе смотрит на них. Осторожно кладет рубашкой вверх. Снова хватает и смотрит. Потом на меня. Снова на карты. Кусает губу.
Черт, да что там у нее?!
И вот из заднего кармана дрожащими руками достает пару жетонов – синий и зеленый. Здоровьем подтверждает ставку. Удачу кладет на бонус.
Я смотрю на нее в упор и думаю. Думаю так громко, как только могу: «Ты же не дурочка, да? Ты же знаешь, что делаешь?»
Потому что удачу она не выигрывала. Это – то последнее, что у нее осталось. То, что она принесла с собой.
Она смотрит мне прямо в глаза и кивает. А я помню, что чувства скрывать она совсем не умеет, а сейчас вместо радости у нее на лице сплошное отчаяние. Почему?
«Выиграй!» – приказываю мысленно и вскрываюсь. И холодею – флеш. В ушах раздается звон, как чей-то слышный лишь мне одному хохот.
Смотрю на девчонку, и кажется – не она, а я играю со сволочной судьбой, договориться с которой нельзя никакими способами.
«Ну это мы еще посмотрим, – думаю зло и показываю глазами на зеленую фишку: – Черт, я готов тебе подыграть. Забери ее, пока никто здесь не видел, забери, я никому не скажу!!!»
И тут она начинает плакать. Натурально рыдать. Трясущимися руками открывает карту за картой, я смотрю и не верю.
Только чувствуя, как губы сами собой растягиваются в совершенно глупую счастливую улыбку.
Фулл-хаус.
А потом, неожиданно, в голове голос, тот самый, противный, тоненький: «Видишь? Это твоя заслуга».
Я снова приказываю ему заткнуться, а сам улыбаюсь до ушей, будто правда выигрыш тот – мой.
Говорю: «Поздравляю!»
Говорю: «Сегодня ваш день!»
Громко цокаю, подзывая пита, он уходит проверить камеры, убеждается, что все было честно, командует: «Чек».
Я выплачиваю выигрыш, для нее просто огромный. Да чего там для нее, для всех он огромный. Самый большой. Она смотрит на меня и одними губами шепчет: «Спасибо! Спасибо!!!»
И уходит. Крепко сжимая в руке белый жетон.
– Повезло, – улыбается Стас, и я смотрю на него совсем другими глазами.
Не такой уж он гад, получается?
Он вдруг весело подмигивает мне: мол, мы все в одной лодке, парень, и снова отходит от стола. А через минуту Марк отправляет меня на рулетку.
Но весь оставшийся вечер я мусолю в голове огромный чужой выигрыш, и на душе самое настоящее счастье.
Фулл-хаус не такой уж и редкий расклад, но почему-то по-крупному при мне никто до сих пор не выигрывал.
А еще не оставляет то самое чувство… причастности. Как будто бы…
Да.
Как будто и правда я ей подыграл.
Ветер шелестит верхушками желтоглазых деревьев, срывает листву, кидает в редких прохожих. Промахивается, но не унывает: крадется следом, и чуть только расслабишься – он уже тут как тут. Взвихривает маленький желтый рой под ногами, швыряет в лицо и взмывает ввысь, радостно хохоча, – шалость удалась.
Я бегу по осеннему парку, не глядя под ноги. Здесь и без того есть на что поглядеть. Например, на яркое солнце, кокетливо выглядывающее из-за высоток Нового города, или на пруд с двумя одинокими утками, или вот на собаку, важно кивающую мне на свой поводок: видишь? Я не простой пес, я домашний!
Я бегу, удивляясь всему подряд, а больше всего себе. Откуда во мне вдруг взялось столько сил? Что такого чудесного произошло этой ночью?
Я бегу, а в ушах перезвон голосов: «Мы можем решить все ваши проблемы. Все-все ваши-наши проблемы – ерунда, если их решаем вы-мы».
«Айзиля, вы видите сны?»
«Это очень важно».
«Можете не отвечать сразу, подумайте».
«О, это прекрасно. Я запишу вас на встречу. Запомните адрес?»
Я бегу, вспоминая день, который изменил всю мою жизнь, и ту странную встречу.
Русоволосого круглолицего парня, назвавшегося Максом, и маленький круглый столик, за которым мы с ним сидели. Зал по ту сторону синей неоновой вывески совсем крошечный, на пару таких вот столов и одну барную стойку. Макс показывает мне договор, говорит:
– Вы обучитесь всему очень быстро. Уверен, устный счет – ерунда для вас, а остальное тем более.
Говорит:
– Мы изучили ваши данные. При таких способностях приступите уже через неделю.
Говорит:
– Мы знаем о ваших проблемах. Испытательный срок – ерунда, совершенно уверен, что вы со всем справитесь.
Говорит:
– Аванс получите уже этой ночью. Ой, да ладно, ничего особенного, что вы.
И еще много чего говорит, говорит, говорит…
А я слушаю.
И думаю: «Такого не бывает. Они меня разводят. Что еще за Рука Мироздания? Куда они впишут меня в такой должности? В трудовую книжку? Серьезно? А может, это сектанты? Втянут меня в свои сети, отнимут все, что осталось, и поминай как звали».
Нервно смеюсь про себя: «Осталось?! Что у тебя там осталось-то? Пустые карманы? Пусть забирают, не жалко».
И говорю:
– Хорошо. Да, я согласна, где подписать?
И еще говорю:
– Я правильно поняла, что теперь не буду помнить своих снов? Да, конечно, я понимаю почему: чтоб не узнать случайно кого-нибудь из родных. Но… слушайте, а если они меня узнают?