Будь моей сестрой — страница 41 из 41

– Малыш, ломать вещи нехорошо.

Нэнси хмурится (и становится ужасно похожа на Люси) и отвечает:

– Я ничего не сделала, папочка.

В моем горле застревают слова, и, прежде чем я успеваю что-то сказать, Нэнси продолжает:

– Это сделал Оливер, папочка.

Саша ГерцбергЯблочный Джим

У Джека в саду не росли яблони. Под тенистым каштаном стояли большие качели, на которых Джек с женой Фиби любили отдыхать в вечерней прохладе. Ограду захватили заросли остролиста, у восточной стены дома ронял красные листья низенький канадский клен. Джек посадил его пару лет назад, и садовник обещал, что он вымахает выше дома.

В то утро Джек проснулся необыкновенно рано – в пять часов, – но неожиданно для себя понял, что больше не сможет уснуть. Он поцеловал жену в макушку и, накинув халат, спустился в кухню. В доме было тихо, дедушкины часы встали на прошлой неделе, а у Джека все не доходили руки отвезти их часовщику. Фиби любила их, а Джек тайно радовался, что они больше не звенят и не щелкают.

Он налил себе воды из-под крана и выглянул в окно. Клен стоял полуголый, и его огненные листья тут и там выглядывали из мокрой травы и пены тумана. Джек всегда любил осень. Набросив на плечи куртку, он скинул тапочки и сунул голые ноги в ботинки. Подкладка оказалась жесткой и холодной. Джек поежился и хотел повернуть ключ в замке, но дверь оказалась не заперта.

Закрывать двери на ночь было обязанностью жены. Она завела себе ритуал обходить дом перед сном, когда они только сюда переехали. Когда же это было? Кажется, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом. Теперь им обоим было уже за семьдесят, и Джек пообещал себе, что будет лучше заботиться о Фиби – хотя бы проверять, заперла она двери или нет.

Он толкнул створку и вышел в утро, потянул носом воздух: пахло травяным перегноем и костром. Кругом висели ошметки тумана, и деревянные качели, что Джек соорудил для них с Фиби, блестели от влаги. Он двинулся к остролисту и принялся размышлять о том, куда высадить голубую ель, что на годовщину свадьбы подарил сын. Ему нравилась его жизнь, и менять стареющую жену, рассыхающиеся качели и обрастающий мхом и плющом дом он ни за что не стал бы. Он курил и медленно обходил свои владения, а туман оседал на ботинках росой и холодил тонкие голые щиколотки.

«Сын приедет на Рождество, с Тимми украсим елку. Таша еще мала, но им с Фиби точно будет чем заняться…» – мысли Джека прервал громкий хруст. Он спрятал в карман окурок и подслеповато уставился под ноги. Трава была густой, а белая дымка – вязкой, но Джеку не нужно было видеть, чтобы понять, на что он наступил: яблоко. Этот запах невозможно было спутать ни с чем: осенние яблоки пахли солнцем, тоской по лету, кисловатой сладостью и холодом. Джек невольно улыбнулся – он не отказался бы от куска яблочного пирога с мороженым и кленовым сиропом. Можно попросить Фиби испечь, набрать бы дюжину…

Джек нахмурился и снова посмотрел вниз – у него в саду не росли яблони. Они с Фиби давным-давно решили, что это не для них – с его больной спиной и ее мигренями им некогда будет заниматься приготовлением джемов и сидра. А без этого сад превратится в компостную яму. Так откуда же взялось это яблоко?

«Яблоко от яблони», – бормоча себе под нос, Джек с трудом наклонился и поднял с земли треснувший плод. Запах, свежий и сладкий, окутал его с головой, и мужчина вспомнил, как в детстве он с братьями собирал яблоки и тыквы аж до самого Хеллоуина. Усмехаясь своим стариковским мыслям, Джек побрел в дом. Яблоко он швырнул за ограду.

* * *

Несмотря на то, что вчера они с женой легли поздно – до полуночи играли в скрэббл, – Джек снова поднялся в пять утра. Он нашел это странным, однако списал бессонницу на больную спину. За несколько дней до первых холодов позвоночник простреливало постоянно, и Джек, сгорбившись, поплелся в уборную. Там он раздумывал над тем, разбудит ли звук кофеварки жену. Придя к выводу, что, раз грохот дедовых часов не будил Фиби, то и шелест кофеварки не разбудит, Джек спустился в кухню. Подарок сына сварил ему отличный кофе, и Джек, улыбаясь, шагнул к задней двери.

На плешивом коврике краснели кленовые листья, а из щели между косяком и дверью тянуло осенью. Мужчина поставил кружку на журнальный столик и подергал ручку. Он сам недавно смазывал ее – замок закрывался и должен был защищать их, но почему-то снова подвел, хотя вечером Джек лично запер все двери. Он поскреб лысеющий затылок и решил обойти дом.

«Что же это за вор, который ничего не берет?» – Джек стоял по колено в тумане, курил и попивал остывший кофе. Он полчаса бродил по дому, но следов постороннего присутствия не обнаружил, а все двери и окна были закрыты – кроме той, что вела в сад. Теперь на него сыпались листья каштана – словно опаленные на концах, они укрывали желтым ковром беседку. Джек докурил сигарету и по привычке сунул окурок в карман. Домой идти не хотелось, и он уютно угнездился в одеялах на качелях и принялся раскачиваться. Уже засыпая, подумал о том, что ему почему-то совсем не страшно.

Когда его разбудила жена, солнце стояло высоко. Туман рассеялся, и его сад, одетый в красное и золотое, выглядел чудесно. Неожиданно он почувствовал в воздухе сладковатый аромат. Джек повернулся к Фиби и увидел, что она грызет яблоко.

– Милая, что это у тебя?

– Яблоко, что ж еще? Тут их много, – она широко повела рукой и с упоением укусила блестящую кожицу.

Джек мгновенно скатился с качелей и увидел, что их сад и правда был сплошь усеян яблоками: в траве то тут, то там то и дело мелькали красные бока.

– Я приготовила яблочный пирог. Пойдем завтракать, родной. – Фиби чмокнула мужа в щеку, только тут он отмер:

– Но откуда они?

Жена пожала плечами:

– Не знаю, может, дети Джонсонов балуют. Или это проделки Яблочного Джима.

– Яблочного Джима? Того, кто разжигает костры, ломает тыквы и сбивает яблоки? Это же чушь.

Фиби рассмеялась:

– Не будь занудой, милый. Пойдем! – Она взяла его под руку и повела в дом. Джек смотрел под ноги и старался не наступать на плоды.

Теория о том, что соседские ребятишки по ночам проходят десяток миль туда-обратно, чтобы притащить мешки с яблоками и раскидать их по его саду, Джека не устраивала. Но Фиби так весело щебетала о книжном клубе и парикмахерской, в которую ей нужно зайти, а пирог был таким вкусным, что Джек постепенно успокоился. В самом деле – горка яблок во дворе и открывающаяся по ночам дверь – это же не конец света?

* * *

Следующее утро началось у Джека в гараже. Что-то разбудило его и вытряхнуло из-под простыней в три часа ночи. Фиби мирно посапывала, и Джек, поцеловав ее в макушку, отправился пить кофе и пересаживать ель.

Сначала он бестолково рылся в опилках, а потом взял фонарь и вышел в сад. Дверь, как ни странно, была заперта, и Джек бодро копал влажную землю, деловито напевая себе под нос. Он так увлекся, что не заметил, как его ноги медленно окутал туман. От работы его отвлекли звуки – глухие удары и мокрые шлепки в ночной тишине были пугающими и громкими. Джек воткнул лопату в землю, поднял фонарь и огляделся. До рассвета было далеко, даже птицы молчали, только ежи копошились в кустах остролиста. А Джек стоял, затаив дыхание, и прислушивался.

Шлепки и удары доносились отовсюду, казалось, будто начался ливень, только вот с черного неба не упало ни капли. Джек хотел было пойти и зажечь свет в саду, как вдруг у его ботинка приземлилось что-то крупное. Схватившись за поясницу, мужчина наклонился и поднял с земли яблоко. Оно было большим, идеально круглым и блестящим. Джек резко схватил фонарь, со стоном распрямился и направил луч в ветви каштана.

Из узловатой клетки ветвей на Джека уставилось его собственное лицо, и мужчина с воплем отшатнулся, но фонарь не выпустил. И заметил, как тонкие и белые детские пальчики сжали ствол, а длинное тело болтается, словно бесполезный отросток, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Яблоко выпало из рук Джека, а сам он осел у клена, не отрывая глаз от гостя.

Существо, надевшее его лицо, словно маску, проводило долгим взглядом укатившееся в туман яблоко и уставилось на Джека. Оно сдвинуло брови, изобразив неудовольствие, и, оторвав одну ручонку от дерева, внушительно погрозило Джеку пальцем. Мужчина вздрогнул и попытался отползти подальше, но понял, что тело перестало его слушаться. Все, что он мог, – это наблюдать за тем, как существо выгнулось, кашлянуло и застыло. Борясь с тошнотой, Джек смотрел, как его собственное лицо сминается, словно конфетная обертка, корчится и съезжает куда-то к затылку гостя. А изо рта, превратившегося в беззубую трубку, появляется яблоко. Не потрудившись вернуть лицо на место, существо заботливо обтерло слизь и протянуло плод Джеку.

Мужчина нащупал в траве черенок от лопаты, но, как только он попытался поднять ее, послышался грудной рык. Существо быстро вернуло лицо на место и оскалилось. Приглядевшись, Джек понял, что оно пытается улыбнуться. Он протянул дрожащую руку к каштану, и в его раскрытую ладонь упало яблоко. Его тут же окутал аромат осени и далеких костров, сочный и яркий. Джек не удержался и вдохнул поглубже. Его страх на мгновение отступил, а перед глазами замелькали чудесные картинки: мама еще жива, она на их маленькой старой кухоньке, вынимает из духовки яблочный пирог. Отец что-то мастерит в сарае, уже вечер, и пастух зовет стадо, дудит в рожок в темной тишине. А Джек стоит в ванной, ему всего пять. Он смотрит в зеркало, и ему непонятно, почему его собственное отражение тянется к нему сквозь подрагивающую гладь и шепчет его же голосом: «Джим, Джим».

Джек очнулся и поглядел вверх, но существо уже исчезло. По ногам потянуло сыростью, и фонарь потух. Мужчина сунул яблоко в карман и пошел в дом. Он заглянул в кухню и остолбенел: на столе, в раковине, на полу и в коридоре лежали яблоки. И Джек решил, что так тому и быть.

Он улегся рядом с любимой женой и подумал, что обязательно должен высадить в саду яблоню – для Яблочного Джима.