Я оторопела.
— Это чем я его обнимала? — Голос становится сиплым.
— Термин «ножками» не передаст всю гамму моих ощущений от вашего слаженного полета! — прорычал Стужев.
Ну, все! Да здравствует первый семейный скандал. Вот только вести его, находясь в положении боком к Стужеву, было не очень удобно.
— Повернуться помоги, — попросила я. — Где ты вообще эти ноголомы видел?!
— В сексшопе, — честно сознался Князь. — Каблук всего двадцать сантиметров, хит сезона у стриптизерш, и между прочим, тебе идет.
— Между прочим, я сейчас ноги себе поломаю! — заорала взбешенная я.
— Зато моя нежная психика страдать не будет! — рассвирепел Стужев. — И ты наконец будешь сидеть на месте, а не вляпываться в драконов и разборки с темными!
И вдруг орать перестал и улыбнулся. Странной такой, загадочной улыбкой.
— Что? — хмуро интересуюсь.
— Да ничего, — улыбка стала шире. — Сломаешь ногу и будешь лежать… в постели. Постоянно. Ты и в постели… месяца полтора. В постели…
Мне так обидно стало. Вообще очень обидно. Совсем даже.
— Ладно. — Мило улыбнулась. — Сломаю ногу и буду лежать в постели… одна.
Стужев еще не понял, а потому с предвкушающей ухмылочкой поинтересовался:
— Ну почему же одна?
Хор-р-роший вопрос, правильный даже.
— Ты прав, — улыбнулась и посмотрела вдаль, далекую такую. — Какой смысл разведенной женщине одной лежать в постели? Надо будет обязательно найти себе грелку… Лер, кстати, ничего так.
Я не смотрела на Сашу после этих слов, но искренне наслаждалась воцарившейся тишиной, а спустя всего секунд тридцать и хмурым вопросом:
— Что значит «разведенной»?!
— Ты меня сам бросил, Стужев, — спокойно ответила я.
И подумала, что когда Ядвига засечет, что в момент моей мести не присутствовала, ей станет стыдно за попытку переплюнуть дедушку Ленина в организации революционной деятельности.
— Рита, я тебе Генри оставил! — Рык оскорбленной невинности. — Могла бы и догадаться, что я ушел недалеко и ненадолго!
— Ты мне Генри оставил? — изумленно вскинув бровь, искоса взглянула на злющего Князя. — Ну, я так поняла, что он моя доля после раздела имущества. Кстати, ты жмот, Стужев, я рассчитывала на более солидную долю, недвижимость, например.
И я бросила на него презрительный взгляд и даже отвернулась. Но ме-е-едленно, стараясь удержать равновесие.
— Маргош, — очень недобро прошипел Князь. — Я чего-то не понял, или это тебя книга научила плохому?
«Ой, Санечка, плохому она учит именно сейчас и совсем не меня», — подумала я, но говорить не стала, у меня вообще мстя назревает.
— Так, ладно, бывший мой, ты чего хотел? — меланхолично интересуюсь.
В следующую секунду пришлось вспомнить незабвенное Ядвигино: «Вот за что уважаю нашего Кощеюгу злодеистого, он бы не отпустил. Червем бы стал, но не отпустил».
— Маргош… — Кощей-младший соизволил встать передо мной и, сложив руки на груди, угрожающе поинтересовался: — Это что, попытка отомстить?
— Сашунь, — я руки на груди не складывала, мне равновесие беречь требовалось, — какая месть? О чем ты? Я никому не мщу и мстить не собираюсь.
— Похвально, — настороженно произнес Князь.
Улыбнулась и добавила:
— Это не месть, я тебя просто бросила, Стужев!
Синие глаза заледенели. Но меня понесло, и перефразируя им же сказанное, выдала по полной программе:
— Серьезно, Стужев. — Невинно смотрю на него. — В конце концов, я от тебя что хотела, получила, брак наш законен только на Земле, а я тут подумала и решила не возвращаться, останусь на Терре, Ягой буду.
И на него смотрю. Нагло.
— Ри-и-ит! — прорычал Алекс.
Знай наших, сволочь бессовестная. И я продолжила:
— Да ладно, ты же девочка… тьфу ты! В смысле — мальчик взрослый, сам все понимаешь. Все, Сань, будь счастлив, ну или чего там положено желать в подобных случаях, когда бывшего мужа бросают? Пока, малыш.
Грациозный поворот не вышел, и если бы не железная хватка Кощея-младшего, лежать бы мне в полу носом, но… Но я ему все высказала. И когда благодаря его поддержке восстановила равновесие и посмотрела на него, поняла — эффект есть. Теперь бум ждать результата.
— Рит, — очень недобро протянул Стужев, — ты же помнишь про тормоза, да?
— Ты имеешь в виду их полное отсутствие? — уточнила я.
Он величественно кивнул, продолжая удерживать под локоток.
— Нет, не помню! — нагло солгала, глядя ему в глаза.
И вот тут на губах Князя заиграла очень недобрая ухмылочка, и он прошептал, надвигаясь:
— Сейчас вспомнишь.
В следующее мгновение я на собственной шкуре узнала, что такое фантастическая вампирская скорость!
Это был взлет. Наверх, и стремительный поцелуй прямо под потолком, на глазах у изумленной паучьей братии, которым такая любвеобильность хозяев замка была явно в диковинку. Некоторым же в диковинку оказалось скопление главных мухопотребителей и, собственно, тканые занавеси ручной работы. Стужев и пауки разошлись недовольные друг другом, он — снимать с меня паутину, они — чинить порванные сети.
Дальше был снова поцелуй.
На столе, под грохот падающей и бьющейся посуды, которую вытеснили для того, чтобы меня уложить. И этот улетный поцелуй, в котором имелась масса страсти, огня и властности, но совсем не оставалось места для возмущения, был прерван хриплым рыком:
— А обнять меня ножками слабо?
Просто как бы поза располагала, я на столе, он на мне фактически.
— Прости, — ответила, тяжело дыша, — ты не дракон.
— Зараза! — выругался Стужев, возвращаясь к поцелуям.
— Ты… — начала я.
Но кто мне давал право слова? Не Князь точно.
В следующее мгновение неожиданно распахнулась дверь!
— Книга, — с облегчением выдохнула я.
— Эрра? — возмущенно вопросил Стужев.
Я, несколько потрясенная тем, что не книга, повернула голову и узрела… вампиршу. Сто-шестьдесят-сто являла собой отапгрейденный вариант мечты модельеров и по совместительству идеал порноиндустрии. Добавить к этому рост под два метра, золотые волосы до бедер и ярко-синие глаза, и станет ясно, почему я себя сразу замухрышкой почувствовала.
Между тем события начали развиваться.
— Александр! — взвизгнула женщина-вамп. — Что здесь происходит?! И кто это?! И… как ты можешь с ней, в нашем доме?! Александр, любимый!
В следующую секунду я вдруг перестала ощущать себя замухрышкой, зато чья-то наглая рожица мне показалась прямо-таки требующей моего физического внимания.
— Я сейчас буду кого-то бить! — честно призналась Стужеву.
— Оставь убогую, ей и так по жизни досталось, — отмахнулся он, а этой «убогой» раздраженно: — Эрра, в чем проблема? Я вообще занят, если не заметила, а тобой займусь позже. Испарись.
Она не испарилась. У нее банально рот от изумления приоткрылся. У меня тоже.
— Стужев, — прошипела взбешенная рыжая ведьма, — я не ей, я тебе рожу подправлю, сволочь кобелинистая!
Князь перевел возмущенный взгляд с блондинки, одарил меня недоуменным, потом до него дошло. Хмыкнул, наклонился и, нежно поцеловав, заявил:
— Каваечка моя, под Винкс заточенная, еще пара секунд. Наберись терпения. — И не меняя полулежащей на мне позы, уже вампирше: — Эрра, я тебя бросил уже два года как, возвращаться не планирую, так что исчезни вместе со всеми претензиями и не мешай с женой мириться. Мне и так несладко.
— Да неужели? — ехидно спросила я, напрочь позабыв обо всем, кроме прижимающего меня всем телом к столу Стужева.
Не отреагировав на мой вопрос, Князь выразительно взглянул на вампиршу. Шикарная блонка шумно выдохнула и прошипела:
— Я собиралась предупредить вас о восстании и революции матриархата, но теперь, — она гордо вскинула подбородок, — пойду и присоединюсь!
Когда за вампиршей с грохотом захлопнулась дверь, Саша посмотрел на меня и подозрительно спросил:
— Ты в курсе, о чем она?
— Нет, — солгала с самой милой улыбочкой.
Он улыбнулся мне, наклонился и, почти целуя, напел:
— Ты, сладкая девочка,
Тебя так любят мальчики,
Но ты недоступная,
Прыгаешь, бегаешь солнечным зайчиком!
Закусив губу, чтобы только не улыбаться, смотрю в его серо-синие такие любимые глаза, на чуть насмешливо изогнутую черную бровь, на смешинки, прячущиеся в уголках рта… Стужев, я реально влюбилась в тебя по уши!
— Мм-м, у тебя такое выражение на лице… загадочное. — Он потерся носом о мой нос. — О чем думаешь?
— О том, какая ты сволочь лживая, — улыбаясь, прошептала я.
Его левая бровь изогнулась сильнее, смешинки замерцали уже в глазах, и Князь самодовольно произнес:
— Злишься, Маргош.
Да уже вообще нет. В избушке больно было… ровно до слов книги. А сейчас… и вовсе нет. Вот только ты, анимешка моя фольклорная, об этом никогда не узнаешь. Что б запомнил, гад, на всю оставшуюся жизнь.
— Стужев, — я чуть-чуть отодвинулась от него, — ты меня бросил. Я не знаю, о чем ты в тот момент думал, но ты меня бросил. При свидетелях. Мне было больно, Стужев. И обидно. До слез. А теперь…
— Прости, — сказал отчетливо, глядя мне в глаза. — Я должен был уйти. Нормально уйти и разобраться с проблемой, а не возвращаться к тебе опять десять раз, потому что просто… уходить не хотелось, Ритусь. Мне хорошо с тобой. Мне вообще хорошо, только когда ты рядом. Светло становится на душе, которой у меня нет, по идее. У меня такого никогда не было, понимаешь? Даже в детстве. Я только с тобой понял, что такое улыбаться искренне и как это — радоваться каждой минуте, каждому мгновению, каждой секунде. Ты нужна мне, Рита, нужна, как воздух, как дыхание, как свет, как единственная радость в моей наполненной тьмой жизни.
И я поняла, что таю. Таю и все. Окончательно.
— Саш, — простонала, обнимая его за шею, — и вот что, мне теперь вот так вот сходу тебя и простить, да?
Только что серьезный и искренний, Стужев выдал самоуверенную улыбку Змия в Райском саду, словно он не только Еве и Адаму, но и самому Богу яблочко познания скормил. И взгляд у него при этом такой победительский был!