ая была беспомощна перед лицом всех этих умирающих. В марте был закрыт лагерь Нойман, и выживших перевели в Бауэр. Лишь человек 50 из нас были способны работать и использовались на строительстве фермы. В сентября 1943 г. Бауэр тоже был закрыт. Нас перевели в Вольск. Нас было 70 работоспособных и 150 больных. Это все, что осталось от двух тысяч.
Воспоминания артиллериста в битве под Харьковом в мае 1942 г. Ганс-Георг Кольб, 3-я батарея 171-го артиллерийского полка
Я был ефрейтором и служил на 3-й батарее конным вестовым. В то время я вел дневник. Я был 21-летним «юнцом», кандидатом в офицеры, и думал и писал соответствующим образом. Сегодня я замечаю, что я никогда не писал о чувствах или страхах в тот момент, когда сидел за стереотрубой во время бомбежки или обстрела или двигаясь в одиночку ночью. Вот мои записи за время с 5 по 20 мая 1942 г.
5 мая 1942
Уже четыре дня, как нас впрягли в огромный фронт, протянувшийся от Белого моря на севере до Черного моря на юге. Метрах в 300 от противника, на пологом холме за линией фронта, мы выкопали себе наблюдательный пункт, который даст нам защиту от заградительного огня, — но в основном от дождя, который льет целыми днями без остановки. Только сейчас я начинаю кое-как понимать, каково служить в пехоте. Форма у нас покрыта грязью, одеяла и плащ-палатки мокры насквозь, мы бегаем по расположению, постоянно оскальзываясь и падая, а дождь все течет сквозь бревенчатую крышу бог знает насколько непрофессионально построенного блиндажа. В России весна…
6 мая 1942
Умопомрачительно голубое небо! Настроение лезет все вверх и вверх. Ночной минометный обстрел. Прочитал в «Рейхе» статью под названием «Широкая душа нашего народа». Эти слова рейхсминистра [Геббельса] сказаны нам, солдатам, от чистого сердца; теперь мы меряем все иным аршином, чем дома. Мы больше не ворчим насчет пива и сверхурочной работы, мы заняты 24 часа в сутки и счастливы последнему глотку воды во фляжках.
Тем не менее мы признаем усилия нашей родины, они нам нужны, и мы не выжили бы без родины — это единственное, что определяет наши мысли и действия.
12 часов. Перед нами все стихло, даже артиллерию еле слышно, лишь разрывы время от времени, то около нас, то около пехоты. Каково сейчас там, на родине, и увижу ли я снова, как пробуждается природа? Если мне суждено пасть, то хотелось бы лежать под придорожными цветами. Наши мысли и наше беспокойство — не о нас, а о родине и о наших любимых. Как часто в последние недели мне хотелось быть на несколько лет старше, чтобы оставить после себя детей.
7 мая 1942
Ночью русские пытались прорваться через наше минное поле и окружить пехоту. Если бы им удалось, мы сидели бы в окружении.
8 мая 1942
Ночь прошла тихо. Со вчерашней почтой получил только письмо от товарища, который тоже служит.
9 мая 1942
Примерно в 2.30 утра поднялся ужасный огонь. Винтовки, пулеметы, минометы и пушки — короче говоря, все инструменты смерти и огневой мощи нашего столетия выкладывались по полной программе. Этот концерт был спровоцирован операцией нашей штурмовой группы, которая напала на русский дозор и вернулась с пленным, никого не потеряв.
10 мая 1942
Завтрашней ночью нас должны сменить и перевести в пределах расположения дивизии дальше на юг.
11 мая 1942
Русские долбят по нашему сектору с самого рассвета. Что-то будет! Мы, в общем, рады к вечеру убраться отсюда, потому что сидим на самом острие полосы, выдающейся в глубь русских позиций.
12 мая 1942
Вчера в 22.00 нас сменили части 294-й пехотной дивизии, и мы ехали всю ночь. Это уже третья бессонная ночь. Днем мы ничего или почти ничего не ели. Вечером продолжится марш на Харьков.
13 мая 1942
Тревога вчера в полдень! Русские прорвались при мощной танковой поддержке. Наша сменяющая группа попала в плен или в панике разбежалась. На пять часов позже — и на их месте могли бы оказаться мы. После обеда мы вышли на позиции за Петровской, и батарея стреляла по двум приближающимся русским танкам прямой наводкой, дистанция около 600 метров. Но без пехотного прикрытия ничего нельзя сделать, так что мы собираемся и отходим назад. Ночью замешательство достигло предела — русские танки ползли по холмам справа и слева от нас. «Победоносный отход» до рассвета, потом на огневые позиции, группа управления командира батареи в 200 метрах по фронту. Никакой пехоты насколько можно бросить взгляд, только пехотинцы группами по трое-четверо, бредущие в тыл. Это из двести девяносто четвертой!
Вызвали в батальон для получения приказов, приказы не готовы, вот и сижу и пишу.
14 мая 1942
Положение улучшилось! Справа от нас в дыру брошены части 23-й танковой дивизии, слева пробивается пехота. Наши бравые помощники зарываются в землю прямо перед батареей. Наши «Штуки» долбят по русским практически без остановки до самого заката. Ближе к вечеру Иван устроил тяжелый ракетно-артиллерийский обстрел.
15 мая 1942
«Штука» за «Штукой»! Положение не изменилось. Письмо от брата Хайнца.
16 мая 1942
Перед рассветом — смена позиции перед фронтом. Война снова стала приятной. Наш наблюдательный пункт стоит на краю поля, окруженный убитыми в предыдущие дни. Танки наступают справа и слева, с ними панцергренадеры. Грудь раздувается от гордости, когда видишь, что мы еще можем!
В полдень наша кампфгруппа Бем собирается у Веселого, вся картина напоминает маневры. К ночи отрыты огневые позиции в отбитой Петровской. Ночью, бегая связным в батальон, на обратном пути выскочил на незнакомую местность и несколько раз выходил к передовой линии. Добрался до наблюдательного пункта только к рассвету.
17 мая 1942
День матери! Первый раз ведем плотный заградительный огонь. В полдень получил отпуск на два дня, и меня отвезли на позиции передков. Подошвы ног — сплошные пузыри мозолей.
18 мая 1942
Чудесный отдых. Наконец пришла почта. Неожиданно ужасное завершение вечера — товарищ, который на два дня сменил меня на наблюдательном пункте, получил смертельное ранение в голову в том самом окопе, в котором я до того ночевал. Может быть, со мной произошло то же самое — особенно если учесть, что два других товарища на НП были ранены. Сцена, которую я позавчера видел, не скоро забудется: пехотинцы хоронили своих павших за предыдущий день. Единственное, что хорошо — что родственники не увидят этого и не узнают, как мертвых уродует железо и, в первую очередь, жаркое солнце. Прискорбно.
19 мая 1942
То же, что вчера: русские атакуют с ураганным огнем и танками. Иван хочет пробиться в Харьков! Мы держимся. Все стихает к полудню. Только шум танков слева. Чуть позже вернусь на передовую на наблюдательный пункт.
Конный связной 3-й батареи 171-го артполка, летом 1942 года Из дневника Ганса-Георга Кольба, 3-я батарея 171-го артиллерийского полка
15 июня 1942
На Бурлуке. Добрых две недели не писал в дневнике. Он оставался в седельной сумке в обозе, — и, в любом случае, в эти дни мало что происходило. 2 июня обер-лейтенант Герт пристегнул на мой китель Железный крест второго класса «в признание действий в дни отхода и последующего контрнаступления». Радость для меня и много презрения со стороны старых обер-ефрейторов.
В 02.00 10 июня началась наша атака под Николаевкой, с такой концентрацией артиллерии, какой я никогда не видел. Гаубицы, пушки, минометы — всего 24 батареи в секторе дивизии — дали инфернальный концерт, бивший по нервам. А потом над нашими головами ревели бесчисленные бомбардировщики, «штуки» и истребители. Русские охотно побежали, и мы без труда продвинулись на 20 км. Вечером, во время переправы, подо мной потонул понтон, который неправильно нагрузили связисты, и мне пришлось плыть до берега и тащить за собой лошадь. После ночного ливня я лежал мокрый насквозь под открытым небом в грязной траншее, ругаясь сквозь зубы. Привычный совет «сушить одежду на себе» не работал — дождь продолжал идти.
11 июня был дождь, еще дождь и снова дождь.
12 июня было получше. Утром мы добыли яйца, хлеб и две курицы, вечером передвинулись на новый наблюдательный пункт перед Смоловкой, где и размещаемся до сего дня.
17 июня 1942
Шесть дней никакой почты. Не сменяли весь день, два часа на стереотрубе ночью, днем 3–4 раза бегал связным в батальон. Иван от нас в 800 метрах — окапывается, но тихо.
18 июня 1942
Русская артиллерия пристреливается по местности. Получил две посылки от матери Хельги.
19 июня 1942
«Дождь идет, мы лежим в палатках». До сих пор никакой почты. «Терпи» — слово, которое я уже не рад слышать.
21 июня 1942
Сегодня у нас есть все — пайки, жалованье, марки авиапочты и… почта! Два письма от Хельги и две открытки из Рейхсфюреринненшуле (школы Лиги германских девушек) в Бойдене. Завтра с раннего утра должно прийти еще.
22 июня 1942
Все началось ровно год назад, великие победы — но уж точно недостаточно великие. Самые трудные дни еще впереди.
В 02.00 атакует пехота: взяты Смоловка, Ленинка и Крайдиянка. Примерно в 10.00 смена позиции в сторону фронта, положение слева неясно. После обеда мы оказались на самом острие удара пехоты, с группой управления командира батареи. Командир позволил нам для развлечения пострелять по нескольким русским, но только пока они не стали зарываться в землю, прямо руками. Несколько недолетов, позор! Вечером наблюдательный пункт на высоте 194,8.
23 июня 1942
Дождь и грязь, смена позиции в сторону фронта в 16.00.
24 июня 1942
Смена позиции в 10.00, после обеда снова контакт с противником. Доложил на передовой НП, но ничего не вышло, пехота еще не взяла цепь холмов. Батарея истратила все снаряды, а подвоза нет!
25 июня 1942
На заре спереди-справа от нас — мощная танковая атака на правого соседа. Мы лежали за стогом и смотрели. У нас всего пять снарядов на орудие.
29 июня 1942
На Осколе. Позавчера, пока ждал приказа из батальона, у меня украли лошадь. Пришлось позаимствовать одну у колонны, отдыхавшей вдоль дороги. Фуражир сказал «выгодный обмен».