Скоро Ор совсем переселился к гиям. Часто приезжал Палант с учениками. Знаток советовался с Тиво о еде и дорожных вещах. Дотошный Тхан все записывал на листе, отмечал сделанное. Был готов чум и легкие сани, сплетены из ремней и прутьев снегоступы; рабыни из Внешнего Круга по указаниям Тиво сшили парки и унты.
Перед отъездом Палант исчез на четыре дня и вернулся тихий, с шальными глазами, напевая вполголоса.
Прощальное слово Феруса было коротко.
— Пусть все помнят, — сказал он, — что успех задуманного может приблизить завершение Канала. А если они, ослабев духом, или из-за неразумной горячности, — тут он покосился на Сцлунга, — погибнут, то следом за ними, возможно, покинут жизнь тысячи людей, без нужды углубляя Канал.
— Ученики, — сказал Ферус, помолчав, — вернувшись, получат синюю одежду. Пусть-ка кто-нибудь, — он ехидно усмехнулся, — поднимет голос против листов на ветвь о Подвиге Подпирающего небо!
— Для тебя, — он повернулся к Паланту, — у меня, увы, нет награды.
— Ну и не надо! — знаток скорчил такую обиженную гримасу, что даже Ферус рассмеялся.
Все осталось позади — бесконечный путь по сверкающей снежной равнине, гряды торосов, коварные трещины, незаходящее солнце и горячие озера Зирутана, лазанье по склонам и ледяным обрывам с мерными шнурами. Суровым испытанием стало возвращение. Погиб сын Лебедя, под ним провалился снежный мост, и охотник вместе с оленем рухнул в бездонную пропасть. Путников изнуряли бесконечные метели, а совсем недалеко от моря путь преградила свежая трещина. Вдоль нее шли четыре дня, надеясь найти переход. Спас отряд отчаянный поступок Ора, переползшего через провал по застрявшей между стенками ледяной глыбе. Ему удалось натянуть арканы и переправить спутников на южную сторону (олени к этому времени были уже съедены). Потом был трехдневный голодный путь к морю и встреча с корабельщиком, который уже потерял надежду на их возвращение.
Все осталось позади, теперь, в Долине Древа, невзгоды и трудности вспоминались с гордым ощущением победы. Отдых был недолгим, Ситтар приехал за рабами, с которыми Ор успел сродниться.
— Скажи, Ор, — спросил па прощание Тиво, — что бы ты выбрал себе и своим детям: жизнь рабов на теплой земле или свободу в снежной тундре?
— Ты спрашиваешь так, будто я могу выбирать. Кто мне предложит выбор? Ты, что ли, стал всесильным богом?
— Не я. Но есть такой человек. А может быть, он бог. Что бы ты ответил, если бы он позвал биться за свободу?
— Ты же знаешь, как я поступил пять лет назад, — ответил Ор.
Он долго обдумывал слова Тиво. Неужели там, под Анжиером, не все было кончено? И есть кто-то, например, Айд или этот, Приносящий, от которого в войско приходил посланец-атлант…
Но неожиданно выбор, о котором они говорили с Тиво, грозной тенью встал перед Ором. Как-то ночью, заметив, что Ор не спит, Палант зашел в его каморку и сказал, что обдумывает план возвращения гия на родину. Для этого можно было бы устроить путешествие наподобие зирутанского, но на этот раз поближе к Оленьей.
Ор долго молчал. При слабом свете плавающего в сале фитиля атлант всматривался в лицо молодого гия. Сперва на нем вспыхнула радость, но тут же сменилась растерянностью; губы задрожали, на глазах блеснули слезы. Потом лицо его застыло в выражении грустной решимости.
— Спасибо тебе, брат матери! — сказал он медленно. — Это великая награда, но я не смогу ее принять. Послушай, что я тебе расскажу, но поклянись хранить тайну.
— Чудеса! — протянул Палапт, выслушав рассказ об удивительной любви дочери почтенного общинника и молодого раба дикого племени. — И ты думаешь, она все еще ждет тебя?
— Она дала клятву.
— Что ж! После всего, что ты о ней рассказал, я ничему не удивлюсь… — Вдруг, вспомнив о чем-то, Палант фыркнул. — Вот теперь я понял, почему она так радовалась, что ты ничего не забыл! А я, тупой кабан, думал, что речь идет о правилах счета! Странный у тебя путь, — задумчиво продолжал знаток. — Наши плешивые мудрецы уверяют, что дикарь не может постичь знания, данные избранным, что любовь доступна лишь имеющему изысканное воспитание. Ты опроверг и то, и другое.
— Наверное, потому, что я плохой гий, — печально улыбнулся Ор.
— Ну, видно, я еще худший атлант! Я попытаюсь помочь тебе. Для начала посоветуюсь с… одним хорошим человеком.
— Это не принесет вреда Илле?
— Нет, она… Этот человек не способен на зло.
Когда Ор вспомнил, что не рассказал другу об их первой встрече в устье Оленьей, гот уже спал. А Ор все не мог заснуть. Взбудораженные мысли метались в голове, сталкиваясь рогами, как весенние олени. Постепенно они разделились на три стада, каждое — со своим пастухом. И каждый из пастухов был вроде бы Ор, но все три Ора — разные.
Один — ученик Феруса, помогающий в добром деле битвы с холодом. А другой — раб, исхлестанный Агданом, видевший смерть сотен братьев на проклятом Канале. А между этими Орами, враждебно косящими друг на друга, переминался третий и гадал, кто же соединит его с Иллой? Одно Ор знал — если начнется бой, он не сможет стоять в стороне.
Жизнь быстро входила в обычную колею. Как прежде, они спускались по утрам к ручью, оставляли в трапезной миски с недоеденной гжалой, сидели над листами в уютных гротах. Словно не было голода и стужи, горячих фонтанов и бездонных трещин.
Но они были! Перед Ферусом лежал ворох листов — бесценная добыча похода. Разобрав их, Учитель немедля навьючил всех грудами огромных чисел, которые надо было превращать в еще более огромные. Они трудились над этим, подгоняемые неистовым стариком, поднявшим руку на духов холода. Он раскричался на Паланта, когда тому понадобилось куда-то отлучиться. Знаток сокрушенно кивал, принимая упреки в суетности и нерадивости, потом взгромоздился на лохматую лошадку и ускакал.
Возвратясь через три дня, он глянул на Ора, словно видит его впервые, и пробурчал нечто насчет гиев, хитрых, как лисы, и скрытных, как Чаа — бог с рыбьей головой. Остаток дня Палант путал числа, напевал себе под нос, виновато косясь на утонувших в подсчетах собратьев.
Певица купила дом в одном дне пути от Долины Древа. Здесь она отдыхала, сюда приезжал Палант — добрый, все понимающий и все еще не верящий в поздно пришедшее счастье.
Получив весть о его возвращении с Зирутана, Тейя примчалась туда, обогнав своего ответного голубя. В первый день Палант отказался говорить о путешествии. Он сыт льдами, вулканами, подсчетами! Но мало-помалу пришло время рассказов, в которых немалое место занял Ор, а через несколько дней и связанные с ним тайные планы.
— Послушай! — однажды перебила его певица. — Ведь моего защитника тоже звали Ором. А вдруг это он?
— Вряд ли, — возразил Палант, — Ор частое имя у гиев. И потом, твой был из рода Куропатки, а этот из Лебедя…
— Это он, он! — закричала певица. — Ну, конечно, он узнал тебя — и боялся. Ведь тогда эти Куропатки…
— Да, — согласился потрясенный Палант, — скорее всего это действительно он.
— Это как песня! — прошептала Тейя.
— Только ее нельзя петь, если не хочешь накормить коршунов!
— Я спою ее для четверых. Но сперва надо дать ей хороший конец! Скажи, если я привезу эту девушку, ты сможешь ее укрыть?
— Это легче всего. Сделаем ее переписчицей листов во Внешнем Круге. Искать ее там никто не додумается.
— Отлично! К следующей встрече разузнай у Ора все что можно о ней, ее семье, общине. Дальше — моя забота!
Почти луну они считали числа, несли их Ферусу, получали другие. Как-то вечером старик собрал у всех законченные подсчеты и не дал новых. Утром он, опоздав к омовению, вышел с красными глазами и помахал перед ожидающими Палантом и учениками листом, на котором не просохла краска: «На десять локтей мельче можно делать Канал!»
— Всего-то! — огорчился Сцлунг.
— Это год работы! — сказал старик. — Это значит, в конце второго лета Канал может быть завершен.
После утренней трапезы он созвал всех и вместо привычных упреков в медлительности и бестолковости произнес хвалу:
— Вы совершили подвиг! — сказал он. — Подвиг терпения, преданности и силы духа. Я горд, что у меня такие ученики. У Сцлунга есть дерзость, у Тхана — упорство, у Ора — тонкий нюх. Опытный волк, Палант не дает стае сбиться на ложный след. Я думаю, настало время для этих троих, — он непривычно ласково взглянул на учеников, — пора сменить черную одежду на синюю.
Ферус поделил между учениками темы их листов Испытаний. Усидчивому Тхану досталось описать грозное наступление сил холода, увлекающемуся Сцлунгу — восхвалить будущую победу тепла. Ору Ферус поручил заняться способом поднятия тяжестей водой.
Он показал гию бурдючок с отверстием, в котором закреплялась камышинка. В нее вставлялась вторая, третья, так что получалась высокая трубка. Когда в трубку заливали воду, бурдюк раздувался и поднимал груз из камней. Чем выше делали трубку, тем сильнее становились духи воды. Ферус велел Ору найти правило определения силы бурдюка.
Ор сшил бурдючки разных размеров и занялся измерением их силы в зависимости от уровня воды в камышинках. Для отдыха он уходил в горы: карабкался по скалам, наблюдая за козами, которые тут вовсе не боялись человека. Однажды он сделал странную находку — в изломе белой скалы торчала крупная раковина. Поковыряв мягкий камень, он добыл еще ракушек и окаменевшую клешню краба. Год назад Ор не придал бы значения находке, но сейчас, полный рассуждениями знатоков, он задумался.
Находя во льдах кости южных зверей, мы заключаем, что когда-то там было жарко. А эти ракушки? Выходит, что здесь было море? Ор попытался представить себе, что все вокруг залито водой, и только вершины скалистыми островками торчат над океаном. От этого мир сделался зыбким и ненадежным.
Он принес ракушки Учителю и заикнулся насчет своего предположения. Ферус пристально посмотрел на Ора.
— Я согласен, что когда-то эта скала была под водой. Но не обязательно думать, что море стояло так высоко. Ведь земля дышит. Возьми Джиер — он весь состоит из застывшей лавы, которая течет и течет из-под земли. А бывает, во время землетрясений целые острова исчезают в море. Не думай об этом. Лучше скажи, как дела с духами воды.