— Будь он проклят, твой Канал! Восемь лет я ковырял там землю, и только ненависть к тебе не дала мне сдохнуть!
— Остановись! — Хроан вытянул руки навстречу Севзу. — Если ты убьешь меня, Небо рухнет и придавит всех!
— Фу, какой плохой старик! — огорчился Айд. — Когда тебя убивают, надо петь и смеяться, чтобы испортить врагу удовольствие…
— Э-э-й! Смотрите все!
На площадке Небесной башни, где Атла каждое утро видела Повелителя с Небом на плечах, стоял Севз. Но он не согнул руки ритуальным жестом, вставая под невидимую тяжесть, а поднял над голо* вой тело в белой одежде и швырнул его с Башни. Труп последнего Повелителя Атлантиды, трепыхая плащом, устремился к земле.
Торжествующе заревели воины всех племен. Атланты съежились и закрыли головы руками в ожидании всеобщей гибели.
Но Небо не рухнуло.
Каждое утро Севз в сопровождении вождей объезжал захваченный город. Воины приветствовали Молниеносного. Столичные рабы, более воспитанные, чем землекопы с Канала, падали перед освободителем на колени, кричали пышные хвалы.
Никто из воинов не пожелал жить в каменных берлогах узкоглазых. На площадях и улицах стояли чумы и шалаши из облезлых шкур и драгоценных тканей. Едкий чад пожарищ смешивался с аппетитным дымком костров. Лишь в домах возле гавани не угасла жизнь. Здесь Зогд собирал атлантских мореходов, умельцев, купцов, знающих пути. На берегу бухты атлант с длинным лосиным лицом распоряжался переносом запасов из обгорелых складов.
— Ух, краснорожих сколько! — сморщилась Даметра. — Чила убили, Видеть их живыми не хочу!
— А домой доплыть хочешь? — поддел ее Пос-деон.
Занятые люди скупились на шумные приветствия.
Севз завернул коня. И вновь толпы бежали следом, сбивались на площадях:
— Севз! Потрясающий едет! Сла-авься, Молниеносный!
Когда вопли поутихли, Бронт решил попытаться еще раз.
— Повелитель, — сказал он, оттерев конем Чурма-та, — Срединная уже на коленях. Не добивай ее!
— Значит, принять Небо? — осклабился Севз.
— Все высокорожденные просят!
— Постарел ты! — Севз хлопнул воителя по согнутой спине. — К чему мне эта полудохлая земля? Силу ей уже не вернешь. Сила уходит на Восток, Бронт!
— Хочешь уплыть с дикими и править ими?
— А так ли это плохо?
— Опомнись! Придя в свои земли, они разбегутся по своим землянкам, один род в десяти днях от другого. Дикие не терпят ничьей власти!
— Слушай, Бронт, — заговорил Севз, — все только начинается! Ты еще увидишь, как весь мир: земли южнее коттов и севернее лелегов, лягут мне под ноги. А Срединную надо прикончить, чтобы она не ткнула бронзовый нож в спину.
— Хочешь сделать из борейцев народ повелителей? — покачал головой Бронт. — Запомни, погубив Атлантиду, ты погубишь себя.
— Хватит! — взревел Севз, багровея. — Надоело твое карканье!
— Больше не услышишь, — Бронт повернул коня и поехал прочь. В войске он больше не появлялся.
Птицы прилетали в дворцовую голубятню. Пришли вести о падении Умизана и Керба, о том, что Зстипог ведет из Анжиера полтораста кораблей. Новые слухи, путаясь и раздуваясь, летели по Атле: «Молниеносец знает такое слово: из одного корабля делается два!» «Боевые мамонты пришли и пали на колени перед Севзом!» Слава Потрясающего ширилась.
О Промеате говорили реже. Он задержался по пути в Атлу, чтобы овладеть Баадом. Город славился изготовлением кораблей. Если даже готовые успели уйти в океан, можно захватить недостроенные, наладить постройку новых. Это было нужно для общего дела. Только… не пропустил ли он тот миг, когда дело перестало быть общим?
— Мне так не хватало тебя, о Бык Быков! — шептала Майя. Впервые за много лет она не лгала ка ложе.
Гехра махнула рукой на примирение Севза с атлантской колдуньей. Прежде всего она — мать борей-цев. И у нее теперь тысячи новых детей. Они перезабыли обычаи предков, искали родичей, заново учились жить.
Рождались семьи. Но хорошо ли, что каждая мать может выбрать два, а то и три десятка лучших охотников? И какому племени принадлежат те, что родились в Срединной, смешав в себе кровь разных племен? Все это требовало крепкой женской руки, ласкового или строгого материнского слова.
Гезд тоже целыми днями разъезжала между отрядами, разрешая споры, охлаждая нетерпеливых. Вот приедет Приносящий свет, и все станет ясно: где еще добивать врагов, когда пойдут корабли домой, можно ли усыновлять мужчин-узкоглазых или только женщин и детей.
Ор тоже с нетерпением ждал Промеата. Ведь если Канал не завершить до холодов, он погибнет.
Отряды Промеата вошли в столицу через десяток дней после Севза. Воины шумно приветствовали друг друга, хвалились победами, добычей, новостями. Вожди встретились на дворцовой площади, посреди которой стояли два шатра: красный с молниями и синий со звездами.
Громовержец и Приносящий свет обнялись. Потом все пошли к большому шатру.
— Говорите новости! — Промеат, улыбаясь, оглядывал веселые лица.
— Новости говорит пришедший, — возразила Хамма, устраиваясь поудобнее*
— Хорошо, слушайте! Мы взяли три города и много селений. В городе Баад мы захв-атили тридцать готовых кораблей и почти семь десятков незаконченных. Часть наших осталась там — следить за работой корабельных умельцев.
Весть о кораблях встретили радостными возгласами.
— Чтобы они охотнее работали, — продолжал Промеат, — я повесил в воротах города защитный знак.
— Это неправильно! — нахмурился Севз. — Один знак защищает один дом. Так мы решили.
— Но, братья, — Промеат оглядел недовольные лица, — нам нужно очень много мореходов и кораблей, чтобы уплыть домой. Знаков не хватит.
— Все равно неправильно! — проворчал Пстал из Оолы.
— Разве Приносящий когда-нибудь делал неправильно? — приподнялась Гезд.
— Значит, ты думаешь, что не прав Потрясающий? — ехидно спросил Посдеон.
— Ну чего вы ссоритесь! — пожал плечами Айд. — Сотней узкоглазых больше или меньше — какая разница?
— Я всегда склонялся перед мудростью моего соратника, — заговорил Севз раздраженно, — но в одном мы не согласны, и я не хочу тайных раздоров. Вот здесь вожди и Матери племен: они знают, как надо жить людям. Пусть они решат, кто прав!
— Я соглашусь с их решением, — кивнул Промеат, пряча улыбку.
Севз говорил яростно, помогая себе широкими жестами. Он клял противные природе хитрости, которыми атланты привели на край гибели племена Земли. А самая гнусная из этих хитростей — бронза! Ею слабый побеждал сильного, ею рыли канавы, сковывали руки рабам, И вот ее и все другие мерзости Промеат хочет не уничтожить, а раздать племенам.
— Скажите, мудрые Матери и вожди: правильно ли это?
— Бронзу убить, канавы убить! Зверей тоже! — яростно выкрикнул Пстал. — А каменный дом — хорошо. У оолов нету леса.
— Атлантские тайны гнусны и бесчеловечны! — сказала настрадавшаяся в рабстве Хамма. — Но, — деловито добавила она, — я научу своих делать крепкие ткани. Только у либов этим займутся мужчины.
— Хе, ткани! — сплюнул Посдеон. — Одежда из кожи лучше! Но ладьи мы теперь тоже будем делать с палубами.
Чем яростнее вожди кляли атлантские хитрости, тем мрачнее становилось лицо Молниеносного.
— Что же получилось? — Промеат подмигнул Севзу. — Каждый взял то, что ему нравится — и вот уже почти нечего убивать?
Вожди засмеялись. Севз тоже улыбнулся, прикрыв тяжелыми веками глаза.
Через два дня Ор и Гезд поехали к Промеату, который поставил шатер возле гавани, чтобы следить за подготовкой кораблей. (Кое-кто шипел: «Чтобы быть поближе к краснолицым, которых отовсюду стаскивает туда Зогд!»)
— Не верю, что Севз так легко согласился с Приносящим! — говорила Мать. — И духи в огне дают тревожные знаки.
Когда Промеат поднял глаза на Гезд, его лицо осветилось, и Ор увидел, как этот свет отразился на лице огневолосой.
— Будьте сыты, Мать гиев и ты, охотник. Хороши ли вести?
— Вот сын Куропатки, о котором я тебе говорила. — Гезд подтолкнула Ора. — Он обучался у ваших хитроумцев. У него есть какая-то тайна. Выслушай его. Может быть, это и вправду важно.
— Это о Канале, — начал Ор, запинаясь. — Его все ненавидят. Но он должен поразить силы холода и при этом затопить Срединную.
— Погоди! — Промеат откинулся, потирая лоб. — Я помню: была весть с Канала… Так это ты писал? — Приносящий посмотрел на гия с новым интересом. — Я тогда дивился: что за странная сказка?
— Это не сказка, — ответил Ор и стал рассказывать Промеату об открытии Эрама, расчетах Феруса и тайне Канала, известной только троим.
— Значит, ты считаешь, Канал надо завершать? — Лицо Промеата помрачнело в предвидении новой ноши.
— Там совсем мало осталось! — заспешил Ор. — Две перемычки по четверть стадии, а потом стены поджечь…
— Ферус — дикарь, — покачал головой Промеат и пояснил: — Давно в одном племени я встретил колдунью, которая каждое утро вызывала Солнце и утверждала, что может сделать это хоть среди ночи. Таковы были ее наивность и невежество. Атланты давно уже поняли могущество богов и не приказывают им, а обращаются с мольбами. Этцар даже имеет учение о едином божестве, устанавливающем гармонию, между борющимися духами.
И вот появляется человек, который решает вмешаться в войну богов! С помощью неких действий дать победу силам тепла. Меня не удивляла затея с Каналом — Хроан хотел поразить всех грандиозностью работ, это в духе правителей. Но я думал, речь идет о небольшом потеплении на севере Срединной. А выходит, Ферус замахнулся на изменение судеб мира! Может быть, он безумен?
— Нет, — покачал головой Ор, — если у твоей колдуньи вера в свое могущество шла от незнания, то у Феруса — от высшего знания. Во дворце должны быть все листы о Канале, прочти — и ты убедишься.
— Они не во дворце, — сказал Промеат. — Мы дворцовое древо перетащили сюда. Подальше от Сев-за. Хорошо, охотник, подбери мне основное, что считаешь нужным. Инад поможет тебе.
Весь вечер и половину ночи Промеат читал, одолевая дерзкие доказательства и неимоверные числа. Ор давал пояснения, Гезд обороняла шатер от уймы людей, имевших или выдумавших дело к Приносящему свет. Ей было хорошо — от гордости за соплеменника и близости к Промеату.