И вдруг он заметил, что ночь стала совершенно непроглядной. Ни одной звездочки. А только что их было так много. Сандзо повел рукой в сторону и вздрогнул. Вместо кустов рука уперлась в холодную шершавую каменную стену. Он повел другой рукой — пустота. Сделал шаг, второй, третий… И другая рука тоже натолкнулась на каменную стену. У Сандзо перехватило дыхание. Произошло самое ужасное — он в туннеле!..
Спроси у любого мальчишки на острове, и он тебе скажет: нет ничего хуже, как попасть в военный туннель… Что там происходит, не знает никто. Но оттуда, говорят, никто и никогда живым не возвращался.
Когда в прошлом году пропал Сиро, сын Издуи-сана, все знали: значит, он как-то попал в туннель. И хотя взрослые говорили, что Сиро, наверно, сорвался с утеса и его разорвали акулы, мальчишки не поверили.
Сандзо повернул назад, но снова уткнулся в стену. Пошел влево — опять холодная сырая стена. Мысли его заметались. Что делать? Как вырваться отсюда?.. И вдруг догадка осенила его: единственное спасение — идти за тем, кто впереди. Он ведь знает, куда идет. Но что же это? Шагов не слышно совсем…
Касаясь рукой стены, Сандзо быстро пошел, почти побежал. Он уже не знал куда: вперед или назад. Стена все время загибалась вправо. Потом повернула в противоположную сторону. Впереди будто посветлело. Он шагнул и сразу отпрянул назад. За поворотом туннеля стоял человек…
Сандзо немного оправился от испуга. Лег на влажный каменный пол и снова выглянул. Прямо на него смотрел Кацумата-сан. В красноватом свете фонаря «летучая мышь» лицо самурая, перечеркнутое шрамом, было ужасно. Из глаз, казалось, пышет пламя. В руке большой пистолет.
— Почему ты прячешься?! — грозно спросил Кацумата.
Сердце у Сандзо куда-то покатилось, покатилось… Тело стало ватным. Комок подкатил к горлу… Он должен был, он хотел, как подобает мужчине, встать и ответить. Но не было сил. Не было воли. Он лежал на каменном полу туннеля, раздавленный страхом, как тряпка…
А в следующую секунду он благословлял этот страх, это бессилие… Он понял, что спрашивают не его. Другой человек застыл перед капитаном по стойке «смирно». И хотя он стоял спиной, по его кривым ногам, издали похожим на большую букву «о», Сандзо понял, что это полицейский Нобухиро Ока.
— Так почему ты не пришел сразу? Почему вы с учителем не выполнили задания? — зловеще звучал голос Кацумата.
— Я не мог… я… я… я все выполню, господин капитан! — оправдывался Ока.
— Чтоб завтра же… одни угольки! Понимаешь?! Одни угольки… Если я к двадцати часам не увижу отсюда… советую тебе самому сделать себе харакири! Иначе…
Кацумата так усмехнулся, что у Сандзо залязгали зубы. Жирные плечи Нобухиро затряслись. Он согнулся и вдруг рухнул на колени.
Сандзо попятился и отполз подальше от страшного места… Когда, всхлипывая и тяжело шаркая ногами по камням, Ока прошел рядом, Сандзо поднялся и, не раздумывая, пошел за ним.
Только бы выйти отсюда, Разговаривать с Кацумата он уже не хотел. Если Ока так… то что же будет с ним! Только теперь Сандзо вспомнил, что говорил дедушка Асано: «Положишь и бегом назад. Не вздумай подглядывать…» А он… А вдруг Кацумата скажет: «За это, Сандзо, ты сам сделай себе харакири! Иначе…»
Нет! Сандзо не хочет харакири! Сандзо хочет жить!.. Цепляясь за стены, обдирая руки, он крался за полицейским, боясь одного: как бы не отстать…
Уже около полуночи, измученный, разбив в кровь ноги, Сандзо добрался домой. Дзори он потерял где-то в пути.
— Где ты был?! — бросилась к нему мама.
Но он только дрожал и не мог сказать ни слова.
— Напои его горячим чаем, Фудзико. И уложи в постель, — приказал невестке Асано. — Потом я сам поговорю с ним.
Фудзико покорно поклонилась и кинулась за чайником. А дедушка Асано шепнул:
— Молчи, внучек. Молчи!..
В девятнадцать часов сорок минут часовой у входа в комендатуру почувствовал запах дыма и поднял тревогу.
Оперативное отделение автоматчиков тотчас рассыпалось вокруг. Через три минуты стало ясно: горит в продуктовом складе. На глазах у солдат с треском разлетелись стекла в рамах, и пламя вырвалось наружу. Деревянное строение горело, как порох.
Жители ближайших домов выскочили в ночных халатах. Они бегом носили воду в больших деревянных ведрах. Помогали солдатам, чем могли. Но было уже поздно. Склад с запасами риса для жителей селения на глазах превращался в головешки. Горький запах сгоревшего риса заполнил все вокруг. Удалось вытащить только три обгоревших рогожных мешка.
Один из жителей подошел к спасенным мешкам с рисом. Принюхался. И, ожесточенно жестикулируя, позвал остальных. Заместитель коменданта, лейтенант, протиснулся сквозь толпу:
— В чем дело?
— Сэкию!.. Сэкию![36] — кричали люди.
Лейтенант нагнулся. Спасенные мешки пахли керосином.
Когда все побежали к складу с горящим рисом, из-за пилорамы появился человек. Он помедлил. Подождал, пока автоматчик, охранявший лесной склад, повернулся к нему спиной, и стал смотреть на пожар. Человек скользнул за штабель досок. Побыл там. Снова появился. Медленно пятясь, не спуская глаз со спины часового, дошел до ближайшего дома и скрылся за углом.
А через две-три минуты часовой у лесосклада, завернув за штабель готовых досок, вдруг увидел пламя. Он дал очередь в воздух и крикнул: «Пожа-а-ар!».
Второй пожар ликвидировали быстро. Баграми оттащили в сторону десятка два горящих досок. Закидали песком, залили водой.
Все пространство от селения до сопок прочесали автоматчики вызванной из гарнизона роты. Но было уже поздно. За углом ближайшего дома нашли только деревянную пробку, пахнущую керосином.
Сандзо так и не заснул в этот вечер. Когда время подходило к восьми, он тихонько встал и вышел из дому.
Он слышал удары в снарядную гильзу. Видел пламя и людей вокруг него. Понял: полицейский выполнил приказ Кацумата. Сандзо хотел бежать туда, на пожар, но почему-то не мог. Зашел за дом и прислонился к холодной стене… Вдруг он увидел тень, мелькнувшую за соседним домом. В это время на далеком пожарище рухнула крыша. Пламя взметнулось вверх. И на его фоне Сандзо увидел ноги человека, перебегающего к их дому. «Ока!» — чуть не вскрикнул он. Полицейский в тени за их домом рысцой бежал к океану. Сандзо помимо своей воли последовал за ним.
Ока добежал до воды у северного мыса. Сандзо остановился: подходить ближе было опасно. Напряг слух. Сначала слышалось хлюпанье воды. Потом и оно смолкло. Сколько Сандзо ни вглядывался, ничего не было видно. Полицейский Ока исчез.
Подходя к дому, Сандзо услышал голоса мамы и дедушки Асано, идущих с пожара. Он шмыгнул в окно и притворился спящим.
— Кто же это мог сделать? — недоумевала мама.
Дедушка сел, раскурил трубку и сказал ни к кому не обращаясь:
— Тот, кто уничтожил рис, не пожалеет и наши головы…
Мама подождала: не скажет ли свекор еще что. Но он молчал.
— Вчера съел рис у Сандзо и Мицу, а сегодня отнял у всех! — возмущенно прошептала она.
— Не болтай, — оборвал ее старик. — Детям нужна живая мать.
— Но ведь правда: русские дали нам рис, а…
— Ты забываешь, Фудзико, что другие русские, может, уже убили твоего мужа…
— Не говорите так. Я помню о нем каждый день! — И мама заплакала.
— Я не хотел тебя обидеть…
Сандзо лежал и думал: «И правда. Кисури-сан и его солдаты дали нам рис. Но другие русские убили отца… Значит, они враги. Им надо мстить! Как Кацумата и Ока… Но дедушка сам говорил: „Не пожалеет наши головы“. Выходит, и Кацумата и Ока тоже враги. Наши враги… Но Кацумата и Кисури-сан тоже враги. Что же выходит!» Так и не решив этой сложной задачи, Сандзо уснул.
Кацумата покинул туннель через час после того, как ушел полицейский. К рассвету он уже был по ту сторону долины, на склоне вулкана. Вот и двухэтажное дерево… Теперь по карнизу над ущельем он поднимется на каменную ступень. Там, в замаскированном блиндаже, все его надежды. Там есть еда, радиостанция, прекрасный морской бинокль. Оттуда все селение видно, как на ладони. Пока русские будут метаться и вытряхивать душу из баб и стариков в поисках диверсантов, он спокойно отдохнет и подумает, что делать дальше…
Кацумата пробрался через заросли курильского бамбука к промоине. Прошел до начала карниза и… остолбенел: над самой пропастью белел высокий деревянный кол с табличкой. «Осторожно! Мины!» — по-русски и по-японски предупреждала надпись.
— Не может быть! Никто не знал, что там блиндаж! Это русские козни! — вскричал Кацумата. Хотел было отбросить с дороги кол. Но благоразумие победило гнев. Он осторожно обошел кол с надписью и заглянул в ущелье. В трех шагах на карнизе лежал металлический ящик, и от него во все стороны отходили прополочные усики. Такой же ящик лежал на тропе дальше.
Кацумата выругался и без сил опустился на землю. Рухнули все надежды… Проклятые русские! Они даже не знают, что у него отняли! Пять лет назад был построен этот блиндаж. И никто из живых не знает о нем. Дюжина пленных-строителей жила тут, отдельно, от начала и до конца. Их кости давно растаскали вороны со дна ущелья…
Кацумата не верил конторам и банкам. Сегодня они процветают, а завтра лопнули, как мыльный пузырь. Весь капитал, сколоченный за пятнадцать лет службы, он хранил здесь, в этом блиндаже. И не какие-то обесцененные японские иены. А золото, настоящее золото! Кольца, браслеты, серьги, зубные коронки. И твердую валюту: пятьдесят тысяч американских долларов!
Кацумата неистово ругался, скрипел зубами. Темная сила гнева толкала его вперед. Вырвать, к черту, этот кол, загородивший дорогу. И добраться… дойти, доползти до денег, дающих такую силу, такую власть, какой не знает даже генерал… Он хватался за пистолет. Расстрелять эти проклятые мины!.. Но страх липкими лапами охватывал сердце: что толку? Услышат русские. Оцепят гору… И все равно, судя по размерам, это новые противотанковые мины. Если такая рванет — от тропы не останется и следа…