– Гм… Интересно. Думаю, может сработать. А как ты узнаешь, получилось или нет?
Фрэнк посмотрел на меня с жалостью: как можно быть такой тупой?
– Я услышу в голове ее голос, и она ответит на мой вопрос.
– Уверена, что Паула по тебе скучает, – сказала я.
– Знаю. Я спрашивал не об этом. Я попросил Паулу назвать ее любимый мюзикл пятидесятых годов компании «Уорнер Бразерс». Мы часто вместе обедали, а об этом так и не поговорили.
Я открыла для себя, что прогулки по городу с ребенком школьного возраста во время уроков – приключение не для слабонервных. Особенно если ты сама никогда не прогуливала уроки, да еще с таким заметным ребенком, как Фрэнк. Мне задавали вопросы. Пришлось запастись ответами.
Если я видела, что собеседник по-настоящему интересуется, то останавливалась на родительском собрании или походе к врачу. Экзотические религиозные праздники требовали предварительной сверки с календарем. Когда я замечала, что людям интереснее рассматривать Фрэнка, чем слушать мой ответ, то несла всякую чушь: «перебои с электричеством», «вспышка кори», «пожар в каньоне», «койоты на детской площадке».
Приходилось отвечать и на такие вопросы, которые задавала в свое время я сама. «Он иностранец?» «Вы едете на киносъемку?» И, конечно же, «Он всегда так одевается?» Теперь я все чаще склонялась к версии Мими: «В некотором роде». Я не знала, как объяснить Фрэнка несколькими словами.
Однажды после обеда, примерно через неделю после начала нашего дезертирства, я остановилась за углом, не доезжая до дома, чтобы Фрэнк мог переодеться на заднем сиденье в костюм «простого калифорнийского школьника». Я стояла на обочине, отвернувшись от машины. На дорожке показалась светловолосая молодая женщина. Она вела за руку маленького мальчика, а в другой держала картонную коробку. На первый взгляд самая обычная картина, только не для Бель-Эйр. В нашем районе никто не ходит пешком, тем более в такое время суток.
– Добрый день, – сказала я, когда незнакомка поравнялась со мной.
Я так внимательно ее рассматривала, что практически не разглядела ребенка. Меня удивила даже не ее красота, а то, что она казалась знакомой.
Женщина с улыбкой ответила на приветствие и пошла дальше. Я изучала свои ногти, пока она не дошла до середины квартала, а затем вновь подняла голову. Такая рваная стрижка могла быть сделана у дорогого мастера либо самостоятельно над кухонной раковиной, а на шее виднелась татуировка. У меня в голове что-то щелкнуло. Это, случайно, не «просто знакомая» с фотографии Ксандера? Я ругала себя, что не рассмотрела лицо.
Когда Фрэнк переоделся, мы свернули на свою улицу и подъехали к воротам. Девушка стояла перед калиткой, точно дожидаясь, когда ее впустят. Ребенок сидел в тенечке под стеной. Я подъехала ближе и опустила стекло. Незнакомка повернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.
– Что вам нужно? – спросила я.
– А, вы здесь живете? Если бы знала, отдала бы вам коробку прямо на дороге.
– А что в ней?
– Кое-что для Фрэнка. От Ксандера. Не открывать до дня рождения. Ксандер не хотел отправлять почтой.
Фрэнк высунулся в окно и тянул руки.
– Сядь, Фрэнк, – сказала я. – Лучше давайте мне.
– Конечно.
Она протянула мне коробку, подошла к мальчику и взяла его за руку.
– Пойдем, Алек, не то опоздаем на автобус.
Я ни разу не видела детских фотографий Ксандера, но после одного взгляда на лицо Алека необходимость в этом отпала.
Убедившись, что Фрэнк спит, я взяла коробку и прокралась в Дом мечты. Каждый вечер после наступления темноты Мими добросовестно включала сигнализацию, не подозревая, что Ксандер так и не удосужился подсоединить ее после замены раздвижной двери. Осмелившись пару раз открыть на ночь окно у себя в ванной, я перестала ему напоминать: ночной воздух источал божественный аромат. Пожалуй, это единственный пример, когда реальность на сто процентов совпала с моими представлениями о Калифорнии. Если я когда-нибудь создам свой аромат, я назову его «Ночь в Бель-Эйр».
К тому времени я уже знала, что в главном доме от Фрэнка ничего невозможно спрятать. Я выяснила это, поинтересовавшись, где он взял клетчатый костюм.
– У мамы под кроватью, – честно признался мальчик. – Судя по старинной оберточной бумаге, в которую она завернула коробку, мама купила его мне на день рождения. Но я так быстро расту, что надо пользоваться моментом, пока он мне впору. Я очень аккуратно расслабил ленточку, чтобы потом сложить все обратно. Мама ничего не узнает, если не застукает меня в костюме.
Под старинной оберткой, в которую был завернут сам Фрэнк, скрывался самый обычный девятилетний мальчишка.
– Что ты делал у мамы под кроватью? – спросила я.
– Выяснял, где она теперь спит. Помнишь, когда мама забыла запереть дверь кабинета, я обнаружил ее спящей на полу?
– Ты еще тогда взял дедушкин нож, да?
– Именно.
Как вы думаете, что показалось Ксандеру самым подходящим подарком на день рождения десятилетнему мальчику? Римские свечи. Ага, вы не ослышались. Фейерверки. Маленькие, которые можно держать в руке. Под названием «Тихие, но смертельные». Надо же, какая предусмотрительность! Выбирая букет взрывчатки для именинника, Ксандер не забыл, что Фрэнк не выносит громких звуков.
Он позаботился и о свечах для торта – из магазина приколов, с фитильками, пропитанными магнезией, которые невозможно задуть.
Меня так и подмывало отнести всю коробку прямо в мусорный контейнер, но, учитывая взрывоопасный характер содержимого, а также природное любопытство не только енотов, но и двуногих собирателей с тележками, которые копаются в мусорных баках в предрассветные часы, я подумала, что добром это не кончится. Вместо этого засунула подарок Ксандера в холодильник в Доме мечты, рассудив, что найти его там сможет только сам Ксандер – если когда-нибудь вернется.
Сделав дело, я решила заглянуть в галерею Фрэнка и посмотреть еще раз на фотографию девушки на фоне разрисованной стены. Как я и предполагала, ею оказалась девушка с коробкой. А с помощью лупы мне удалось разглядеть в углу снимка маленькую ножку, которая могла принадлежать брошенной кукле. Однако новая информация и тень от кудрявой детской головки окончательно утвердили меня в мысли, что ножка принадлежит Алексу.
– Что ты хочешь на день рождения? – спросила я на следующее утро у Фрэнка.
Я складывала одну из ненавистных ему футболок в картонную коробку с одеждой, что мы держали на заднем сиденье пикапа. Фрэнк только что натянул брюки с гетрами а-ля Тедди Рузвельт, которые входили в сегодняшний комплект в сочетании с простой белой рубашкой и пробковым шлемом. Костюм наводил на мысль скорее о сафари, чем о битве на холме Сан-Хуан.
Рассмотрев наряд, я спросила:
– Доктор Ливингстон?
– Доктор Ливингстон умер, так и не исполнив свою мечту найти исток Нила, – сообщил мне Фрэнк, усаживаясь сзади и пристегиваясь. – Когда британское правительство попросило отправить тело на родину, люди из племени, в котором жил доктор, вырезали его сердце и закопали под деревом. Они считали, что его сердце принадлежит Африке. На день рождения я хочу лук со стрелами.
– Это невозможно, – сказала я.
– Чистая правда. Доктор Ливингстон родился в Шотландии, однако очень долгое время жил в Африке.
– Знаю, – сказала я. – Я имела в виду, что лука и стрел ты не получишь. Ты можешь выбить кому-нибудь глаз.
– Я хочу стрелы с присосками вместо наконечников.
– А, тогда можно.
– И костюм, как у Эррола Флинна в роли Робин Гуда.
– Ну, давай поищем.
– Может, доктор Ливингстон и не нашел истоков Нила, – задумчиво произнес Фрэнк, когда мы выехали на дорогу, – зато обнаружил водопад Виктория. Который он, ясное дело, назвал в честь правящей королевы Англии.
– Ясное дело, – повторила я.
– Правда, местные жители уже знали о водопаде. Они называли его Гремящим дымом. А как ты думаешь, стрелой с присосками можно выбить глаз?
Я же говорила: самый обыкновенный мальчишка.
Выбранный Фрэнком магазин маскарадных костюмов находился не в самом фешенебельном районе Лос-Анджелеса. Витрина, выходившая на Голливудский бульвар, сверкала блестками, а манекены щеголяли нарядами, намекавшими на куда более нескромные приключения, чем те, о которых мечтал Фрэнк.
– Когда-то этот район был эпицентром голливудского блеска, – с чувством произнес Фрэнк. – Китайский театр Граумана, Египетский дворец кино, коктейли в «Мюссо и Фрэнк». Вспышки стробоскопов на премьерах, лимузины, выстроившиеся вдоль бульвара! А теперь… Нет, я просто не могу на это смотреть.
Фрэнк говорил не в переносном значении. Он крепко зажмурил глаза и шел, держась за мое плечо, чтобы не упасть. «Ничего не вижу».
Когда мы добрались до места, он немного успокоился. Правда, мне пришлось заслонить его своим телом от вешалки с масками зомби. Костюма Робин Гуда в исполнении Эррола Флинна, как и в чьем-нибудь еще, у них не оказалось.
– Может быть, вас устроит Питер Пэн? – предположила продавщица.
Фрэнк примерил костюм и остался доволен.
– Вполне подойдет, – сказал он. – А если мы как-нибудь заглянем в больницу, я смогу пригласить свою подругу Динь-Динь на ланч.
По дороге домой он непринужденно спросил:
– Кстати, ты случайно не знаешь, куда делась коробка, которую прислал Ксандер?
Чтобы отвлечь Фрэнка от взрывоопасного подарка, я разрешила ему играть луком и стрелами, как только мы вернемся домой. Оказалось, что стеклянный дом – идеальное жилище для счастливого обладателя лука и стрел с присосками.
Каждый день, «вернувшись из школы», Фрэнк теперь бежал в свою комнату, переодевался в костюм Питера Пэна, то бишь Робин Гуда, и, захватив амуницию, мчался во двор. Быстро сообразив, что траектория полета стрелы зависит от высоты, он делал себе воображаемый бруствер, поднимая люк пикапа и становясь ногами на заднее сиденье. После того как Фрэнк открыл и закрыл люк около трех тысяч раз, его заклинило в открытом положении. Я не хотела дергать Мими вопросами, если речь не шла о жизни и смерти, поэтому поехала в мастерскую без ее ведома. Механик запросил за ремонт такую сумму, что я решила повременить.