Во время разговора я вышла на улицу, чтобы Фрэнк не услышал, и поглядывала на него через стекло. Мальчик катался по полу в гостиной, завернувшись в одеяло. Хороший же я «родитель», если ребенок обращается за утешением к одеялу, а не ко мне.
Когда же вернется настоящая мать этого ребенка? Моя мама говорила, что часто задавала себе этот вопрос, укачивая меня по ночам. Легче ли быть матерью, если можешь носить ребенка на руках, не обливаясь по́том, или эта легкость искушает выбросить орущего младенца в окно?
Неожиданно мне пришла в голову ужасная мысль. Назначила ли Мими опекуна для Фрэнка? Она должна была это сделать. Вот только кого? Если верить Ксандеру, у Мими никого нет, кроме него. Только Ксандер и несколько миллиардов фанатов за каменной стеной. Я всей душой надеялась, что она выбрала не Ксандера. Несмотря на все его обаяние и золотые руки, я бы ему и кошку не доверила.
В день, когда Мими увезли в больницу, на Нью-Йорк обрушился второй за неделю мощнейший снегопад, который газеты наперебой обзывали «снежногеддоном» и «снегопокалипсисом». Тем не менее мистер Варгас сумел вылететь. Он позвонил из аэропорта Лос-Анджелеса, что получит багаж, возьмет напрокат машину и прибудет в Бель-Эйр в течение часа. Я предложила Фрэнку встретить нашего с Мими старого друга за воротами, чтобы ему было легче найти наш дом. На самом деле мне не хотелось, чтобы мистер Варгас впервые увидел Фрэнка на фоне пепелища. Первое впечатление, знаете ли.
Кроме того, за воротами было просто чудесно, и я даже пожалела, что на улице нет никого, кроме нас. Ласковый теплый ветерок сдувал розовые лепестки с высаженных вдоль дороги грушевых деревьев, вспыхнувших цветом буквально за одну ночь. Меня так и тянуло поймать пролетающий лепесток на язык, но я протянула руку и дождалась, пока он опустится на ладонь. Вот он какой, февраль в Южной Калифорнии! Неудивительно, что звезды немого кино слетались в этот благословенный теплый край с его пустынями, океаном, заснеженными вершинами и сказочными садами. Только как может здесь жить обычный человек, такой, как я, например, свыкшийся с нормальным климатическим циклом? Как привыкнуть к переменам, если каждый новый день солнечней и великолепней предыдущего? Кто может предположить, что в таком месте случится что-то плохое? Я отлично понимала, почему многие, приехавшие сюда в поисках быстрой славы, утратили хватку.
– Смотри, Элис.
Фрэнк стоял под падающими лепестками, точно фигурка в снежном шаре – в шерстяном клетчатом костюме, как у Кларенса Дарроу, и в авиаторском шлеме с очками. Не хватало только желтого биплана.
– Вон твой друг, в «Ламборгини».
Он указал пальцем.
– Не указывай пальцем, Фрэнк. Это не он. Держись за мою руку, я не хочу тебя потерять.
Фрэнк так крепко сжал мои пальцы, что я поморщилась. После этого я перестала одергивать мальчика, когда он тыкал пальцем в очередную итальянскую спортивную машину или роскошный английский седан, появлявшийся на дороге, радуясь недолгой передышке.
Наконец в нашу сторону свернул непримечательный седан с аризонскими номерами, явно из проката. Я сразу поняла, что это мистер Варгас, отпустила Фрэнка и, приветственно размахивая руками, с криком побежала навстречу. Машина не успела остановиться, а я уже открывала водительскую дверь.
Пока мистер Варгас возился с ремнем безопасности, я оглянулась через плечо, ища взглядом Фрэнка, чтобы их познакомить. Куда он подевался? Да вот же он: лежит на тротуаре, как бревно, зажмурив глаза и сжав кулаки.
Забыв о мистере Варгасе, я бросилась к мальчику.
– Что с тобой, Фрэнк?
– Ты помчалась к машине, точно фанатик, Элис. Этот человек, вероятно, ужасно испугался.
– Посмотри на меня, Фрэнк, – сказала я.
Он, не снимая авиаторских очков, открыл один глаз.
– Понимаешь, мы друзья, и вполне нормально, что я обрадовалась его приезду.
Откровенно говоря, я никогда в жизни так не радовалась ничьему приезду.
Мистер Варгас подошел к нам и присел на корточки.
– Ты Фрэнк? Я давно хотел с тобой познакомиться.
Фрэнк поднял очки на лоб, чтобы лучше рассмотреть мистера Варгаса.
Думаю, он не определился в своем отношении к моему другу и патрону, потому что вновь закрыл глаза, хотя очки опускать не стал.
– Смотри, Фрэнк, я привез тебе подарок. Можно называть тебя Фрэнком?
Мистер Варгас встал, нашел в кармане некий цилиндрический предмет и долго тряс его, как погремушку.
– Элис сказала привезти фонарики, и я решил подарить тебе особенный фонарик, который работает без батареек. Чтобы он зарядился, его надо просто потрясти.
Только тогда Фрэнк обратил свое благосклонное внимание на гостя. Он принял сидячее положение, взял фонарик, потряс, включил и сказал:
– Отлично. Спасибо за доставку. Можете уезжать.
На третий день изоляции Мими мы с Фрэнком поехали за ней – автобусом. Предложение мистера Варгаса отвезти нас на машине, взятой в прокате, Фрэнк категорически отверг. Он даже не захотел взять нашего гостя в автобус.
– Ну и ладно, – сказал мистер Варгас. – У меня полно дел. Надо купить продукты, шампунь для ковров и новую швабру.
– Принесите мне пиво и швабру, – пошутил Фрэнк. – Так сказал скелет, когда зашел в бар.
Я не совсем поняла, кому предназначалась шутка: мне или мистеру Варгасу. До той минуты Фрэнк постоянно требовал, чтобы я стояла между ним и мистером Варгасом, словно тот был резиновой маской зомби, у которой внезапно отросли руки и ноги.
После нашего бедствия я находилась в таких расстроенных чувствах, что даже не вытерла следы, оставленные пожарными по всему дому.
– Пожалуйста, не надо, мистер Варгас, – сказала я. – Я позвоню уборщикам. Или наведу порядок сама, когда вернусь.
– Чепуха, – сказал он. – Мне как раз будет чем заняться, пока вы вернетесь.
И мы с Фрэнком отправились в больницу на автобусе, который останавливался на каждом углу. Фрэнк настоял на том, чтобы зайти в торговый центр и купить маме шоколадные сердечки в честь Дня святого Валентина. Я сдалась без боя. Объяснять, что она и так нас заждалась, было бесполезно.
К счастью, тематические сладости продавались с пятидесятипроцентной скидкой, поскольку День святого Валентина уже прошел. Фрэнк выбрал самые большие сердца из цельного шоколада, которые даже со скидкой стоили двадцать пять долларов за штуку.
– А зачем тебе целых три? – осторожно спросила я.
– Мне, маме и тебе, – сказал он.
С Фрэнком всегда так: когда ты готова удушить его за невыносимое поведение, он придумывает что-то такое, от чего твой гнев испаряется без следа.
Добравшись наконец до больницы, мы выяснили, что Мими давно выписалась и уехала. Я ни капельки не удивилась, зато Фрэнка эта новость поразила в самое сердце. Закатить космический скандал он не успел: мне удалось убедить его, что Мими позвонила домой, поговорила с мистером Варгасом и так обрадовалась его приезду, что вызвала такси и уехала, прежде чем мы доползли до больницы на автобусе.
– Если хочешь, вызовем такси и вернемся домой гораздо раньше, – предложила я.
Мы сидели на автобусной остановке.
– Ты ведь знаешь, Элис, я езжу на такси только с мамой, – укоризненно сказал Фрэнк. – Если твое предположение верно, почему она не предупредила нас о своем отъезде?
Потому что она меня ненавидит, – подумала я, а вслух сказала:
– Она не знает моего номера, он у нее в мобильном.
– Сомневаюсь, – сказал Фрэнк. – У мамы очень хорошая память на цифры. Она всегда говорит, что прекрасно запоминает цифры, хотя не умеет считать деньги. Может, ты выключила телефон? Или забыла взять его с собой?
Я обыскала сумку и карманы.
– Ты прав, Фрэнк, я забыла телефон. Я самый глупый человек на свете.
– Неправда, – утешил меня Фрэнк. – В каждом классе, где я учился, находилось по меньшей мере два человека глупее тебя. Не считая учительницы, которая переводила меня в другой класс.
Мы вернулись в больницу, чтобы найти платный телефон. Как справедливо заметил Фрэнк, они в наше время стали редкостью. Когда мы наконец его обнаружили, я поняла, что не знаю домашнего номера Мими: он есть только в моем мобильном. Мистер Варгас был бы мной очень недоволен. Он терпеть не мог быстрые вызовы и считал, что культурный человек должен запоминать номера телефонов.
Фрэнк тоже не знал домашнего телефона, хотя отлично помнил номер своей бабушки из Алабамы в ее детские годы, несмотря на то, что бабушка умерла еще до его появления на свет. Легко: одна семерка.
Вернулись мы уже по темноте. Мистер Варгас открыл шторы и включил свет во всех комнатах, кроме кабинета Мими. Раскуроченную стеклянную стену мы прикрыли брезентом. Мистера Варгаса было видно издалека. Он стоял, точно на витрине, в пестром фартуке поверх костюма, ожидая нашего появления. Он не видел, как мы карабкаемся в темноте по крутой дорожке: из-за включенного света все окна превратились в односторонние зеркала.
Не успела я открыть дверь, как Фрэнк пронесся мимо меня, монотонно повторяя, точно говорящая кукла, застрявшая под креслом-качалкой: «Мам-ма… мам-ма… мам-ма…» Я остановилась у входа, не желая стоять на пути счастливого семейного воссоединения. Ковер в прихожей сиял первозданной чистотой, зеркала сверкали, из кухни пахло чем-то вкусным, и все это сделала не я. Передать не могу, какое невероятное облегчение я испытала. Я всегда гордилась своей ответственностью и лишь в тот момент осознала, что в беззаботной жизни есть своя прелесть. Нет, Ксандер – не бездельник. Он просто гений.
Нам навстречу, стаскивая через голову фартук, приглаживая волосы и поправляя галстук, спешил мистер Варгас. Правда, встречать, кроме меня, было некого.
– Ты меня удивляешь, Элис, – сказал он. – Я позвонил тебе, хотел узнать, куда вы запропастились, и услышал твой телефон на кухне. Он выл, как койот. Это новая мода на Западном побережье? А где Мими?
Когда Фрэнк обыскал все комнаты, посмотрел под всеми кроватями, во всех ящиках комодов и шкафах, залез рукой в мамины туфли и даже заглянул в мешок и трубу пылесоса, он вышел во двор и вернулся с желтой бейсбольной битой. Вытащив из холодильника коробку со своим великолепным, забытым, нетронутым деньрожденным тортом, он поставил десерт на столешницу и принялся крушить на мелкие кусочки. После этого собрал крошки в дуршлаг, перемял их пальцами и сказал: